И вот, посреди серого песка Ничейной пустыни, почти что у самих Врат Северного Архонта встало сорокатысячное войско султаната Шайтан.

– Шайтан! – разнеслось по пустыне.

– Шайтан! – вторило войско.

– Шайтан-Шайтан-Шайтан! – оратор начал бить себя в грудь.

И войско отвечало ему, вздымая своими воплями песчаное облако.

С кинжалом в руках ударял себя в грудь и вопил, как одержимый, их предводитель, а орда в ответ неистово орала, стуча клинками по щитам и ударяя копьями о землю. Одним лишь этим ором эта многотысячная армия могла бы смять противника.

Стало совершенно невозможно что-либо рассмотреть в поднявшемся песчаном тумане. Некоторое время войско ждало, когда песок опадёт, и будет возможно хоть что-нибудь разглядеть.

– Братья! Эти скалы…! – продолжил надрываться в шумоор их лидер, будто посреди его речи и не присутствовала продолжительная пауза. – Скалы, Шайтану противные, скалы севера, делят наш мир надвое! И каждый из этих миров считает, что по ту сторону – нечестивцы! Мы. Здесь. Сейчас. У Врат Северного Архонта, чтобы наказать людей севера за их нечестивые мысли и помыслы! Которые им в сердца вложил сам Шайтан, конечно же. Чтобы мы покарали их в назидание всем и утвердили власть нашего всеотца над созданным им миром! Мы пройдём горную страну, первыми в Подлунном мире перейдём Северный Тартар и достигнем Всехлада, края мира, где, как считают северяне, смыкаются голова и хвост Дракона, на спине которого мы якобы живём. И мы докажем, что нет никакого Дракона! Что мир четырёх лун – плоский диск, созданный Шайтаном в своё удовольствие!

– Шайтан! – ответила орда, стараясь больше не топать и не пылить зазря.

Предводитель войска развернулся и сделал сто семнадцать шагов в сторону гор. За ним, склонив головы, подобострастно заскакала по песку многочисленная свита. Каждый человек ближайшего услужения повелителя был одет во множество пышных платьев, согласно его должности и степени приближённости к господину. В жаркой пустыне сановники низшего порядка, одетые во всё чёрное, как никогда мечтали о повышении.

Скача как тушканчики по барханам, свита катила перед собой тележку с огромным шумоором. Шумоор – агрегат, сделанный из раковины огромного моллюска, ко всему прочему покрытый позолотой и драгоценными каменьями. В подобные раковины влезает до десяти тысяч бутылок чачи – проверено на праздновании пятидесятого дня рождения Шайтаном султана Гиены в Арфе, столице султаната.

Командовал ордой султаната молодой воин, лет восемнадцати. Кожа на его бритой голове была медная, гладкая, блестящая на солнце, словно он и не человек вовсе, а железный голем. Скуластое лицо с крохотными несимметрично растущими усиками над тонкими губами и тонкие, раскосые и узкие, голубого цвета глаза. Одет он в сиреневый с жёлтым шаровары, сандалии, торс поджарый оголён, на ремне под кушаком висел клинок.

На затылке у него – татуировка в виде четырёх чёрных кругов, как на игральных костях. Татуировка символизировала глаза Шайтана.

– Северный Архонт! Страж Врат! – крикнул полководец в шумоор. – Имя моё – Шакал! У меня сорок матерей и два отца – великий султан Гиена и великий султан султанов Шайтан. Я и сорок тысяч моих названных братьев просим тебя, чтобы ты отворил свои врата, дабы мы смогли пройти в северные земли. Я обращаюсь к тебе со всем уважением и прошу от тебя того же, достопочтимый Северный Архонт.

За сим ничего не последовало. Сорокатысячное войско стояло чуть дыша. Простирающиеся до небес Врата даже не скрипнули. Лишь звенели невольно выцветшие на солнце редкие латы на солдатах.

Шакал повернулся к скалам спиной, приспустил шаровары и принялся мочиться на песок. К справляющему нужду принцу подобострастно, как горный козлик, подскочил обливающийся потом шайтанец в белом халате и в феске со сморщенной, как маринованный имбирь, багровой кожей на лице.

– Повелитель, – обратился он к Шакалу, задыхаясь.

– Да, первый советник? – не оборачиваясь, откликнулся Шакал, омывая руки в чаше с водой с лимоном, которую на полотенце поднесли ему слуги.

– Смею напомнить вам, мой повелитель, как я уже вам говорил, Архонту Севера нужна человеческая жертва…

Шакал хлёстко встряхнул руками, сбрасывая с них капли влаги.

– Хафиз, сорок тысяч моих братьев, – он указал советнику на всё так же недвижимо стоящее войско вдали, – умрут в любое мгновение за меня и за Шайтана. И глазом не моргнут! Но то в бою. А приносить себя в жертву чужеродной нечистой силе…?

– Иначе никак, мой повелитель, – развёл руками Хафиз.

Тут что-то едва слышимо дзинькнуло, словно хорошо заточенный нож, когда его остроту проверяют пальцем. Горло советника гладко разошлось вдоль, и оттуда потекла к белому вороту халата тёмная кровь. Шакал убрал кинжал обратно в ножны. Из глаз Хафиза сгинул дух, и тело его шумно рухнуло назад, как мешок с урюком. Остроносые туфли подпрыгнули в воздух.

Шакал перевёл взгляд на возвышающиеся до небес исполинские и мрачные Врата и стены Чёрных гор по обе стороны от них, и злобно выругался, настолько насколько только позволялось Шайтаном. После он вновь посмотрел на бывшего первого советника. Тот стоял перед ним, как ни в чём не бывало, только из горла всё также струилась кровь по шее.

– Приветствую тебя, Шакал, сын Гиены, – сказал покойник легионом голосов.

Шакал потерял дар речи, и невольно приложил ладонь к ножнам.

– Ты подал мне сосуд, и я его наполнил. Так говори же.

– Я прошу достопочтимого Северного Архонта, – тихо заговорил Шакал, – пропустить меня и моё войско через его врата в земли севера…

– Зачем? – спросил Архонт.

Шакал растерялся, не найдясь, что ответить.

– Отвечу на твою просьбу так, – чуть погодя, проговорил Архонт в теле Хафиза. – Я не стал бы открывать врата ради тебя, Шакал, сын Гиены. Но, несмотря на мою волю, просьба твоя всё равно будет исполнена. Только немного погодя.

– Как это так… Архонт?

– Ровно через две сотни дней врата откроются сами, минуя мою волю. Тебе несказанно повезло, сын Гиены.

– Двести дней? – изумился наследник Гиены. – Это же больше половины года…! Я не могу столько ждать!

– Твой поход уже длится одну половину года, подожди и другую, – усмехнулся Архонт мёртвыми губами, и резко обернулся, разбрызгав кровь Хафиза по песку. – Я же знаю твоё будущее, Шакал, – ты достигнешь северных земель рано или поздно. Но только если ты попытаешься обогнуть мои врата – через Пустыню шаманов или через Дохлые скалы, – то достигнешь ты их в постылом одиночестве, и в безумии.

Шакал всё стоял, будто надгробный памятник самому себе, посреди пустыни. То, что он разговаривал с духом, его уже больше не страшило. Грядущие полгода ожидания – вот отчего сжалось сердце сына султана.

– А теперь я пойду. Я тебе всё сказал. Всё, чего тебе хватит и на славу и на погибель. А мне пора.

– И какие такие важные дела могут быть у древнего призрака в безлюдных горах? – огрызнулся Шакал, вздёрнув руками.

– Никакие, – спокойно ответил Архонт. – Но ничто важнее, чем ты, чем твоя мать, твой отец и твой Шайтан.

Обезвоженный труп Хафиза снова рухнул в песок, только уже совсем бесшумно, словно куча пыльного тряпья, развевающегося под порывом внезапного суховея.

Шакал, уперев руки в боки и перекачиваясь с носка на пятку, постоял некоторое время над трухлявым трупом в пространном размышлении. Впереди – смерть, позади – позор, думал он. И полгода ожидания посреди непригодной для жизни пустыни в окружении сорока тысяч воинов, которые уже успели устать от похода, хотя его основная часть ещё даже не начата. Надо ждать. Но ждать шесть месяцев прямо здесь невозможно. Придётся идти в степи и леса Тартарии, к диким кочевым варварам этих земель, где есть хотя бы трава для лошадей, и вода, и пропитание и всё остальное…

У Шакала загудела голова, что на такой жаре и немудрено. Хоть и был он сам с юга, но всё-таки в султанском дворце повсюду фонтаны и напитки со льдом из подвалов его отца. А ещё к тому же там были наложницы, что всегда снимут напряжение, в то время как те пара десятков дев, что отправились с ним в дорогу, уже на ногах не стоят от обезвоживания, а кто и умер.