И этот огонь запылал. Казалось, он шел отовсюду. Его руки ласкали ее грудь, стискивали бедра, пальцы скользили в сокровенные глубины естества. Каждое прикосновение губ пробуждало новую вспышку пламени, столь же сладостную, сколь и мучительную. Огонь шел извне и поднимался изнутри ее тела, пронизывая каждый дюйм кожи. Охватившее ее пламя заставляло извиваться на столе, стремясь одновременно и прекратить и продлить блаженное страдание. Она судорожно цеплялась за его шею, плечи, бедра, пытаясь найти опору в пылающем мире. Наконец, когда наслаждение-мука достигли своего пика, он прошептал:

- Ну что, моя красавица, скажите, наконец, сделать мне это? Примете ли вы меня? Ведь вы хотите этого, хотите! - его голос доносился до нее откуда-то издалека, он старался говорить как всегда иронично, но у него плохо получалось, он весь дрожал от желания.

- "Да, да! - думала она, подаваясь к нему. - Сделай это, успокой мое тело, пусть будет так, как ты хочешь, возьми меня, да!"

- Н-е-е-е-т!!! - рванулось сквозь стиснутые зубы. - Никогда!

Она сама поразилась своему "нет", сопротивлению, поднявшемуся из глубин измученного страстью тела.

Он отпрянул от нее, застонал, затем навалился всей тяжестью, надавливая своей мощной грудью на ее нежные груди, прижался плотью к краю ее бедра. В этот момент пламя внутри нее вспыхнуло так жарко , что ее выгнуло дугой, затем она потеряла сознание.

Очнулась она от холодного воздуха, струйкой тянущегося из приоткрытой двери. Она лежала на лавке, полностью одетая и заботливо укутанная плащом. На соседней лавке безмятежно посапывала княжна Шелехова. Снадобье подействовало, Катерина не вспомнит ничего из происшедшего здесь. Варвара тоже хотела бы забыть, считать происшедшее греховным сном, но каждая клеточка ее тела кричала, вопила, напоминая, что это была греховная явь.

Она взяла шляпу и перчатки, надо было возвращаться пока ее отсутствия не заметили. Лишь шагнув к двери она поняла, что в ее туалете не хватает шарфа, того самого, который был на ней в час огненного безумия. Не было шарфа и нигде вокруг, выходит, Фентон забрал его с собой.

Ранним утром следующего дня Джеймс в сопровождении верного Аллена уныло тащился на опорьевское подворье. Идти не хотелось. Сколько он не убеждал себя, что дело - это одно, а личные чувства - другое, и не надо их смешивать, все равно предстоящая встреча с Варварой его несколько пугала. Поистине, девица - крепкий орешек. Вчера он был абсолютно уверен, что она не выдержит и он получит ее в полное свое владение. И сможет, наконец, избавиться от нее, освободиться от той странной власти, которую она приобрела над ним. Так нет же! И что с ней такое? Ни одна известная ему женщина, а уж тем более ни одна невинная девушка, не смогли бы противостоять вчерашнему искушению. И ведь нельзя сказать, что она так уж сильно противостояла. Наоборот, ее тело отвечало на каждое его прикосновение, причем отвечало столь сильно и страстно, что Джеймс был потрясен. Эта девушка могла бы стать великолепной любовницей, такой, о которой мечтает любой мужчина, которая способна превратить каждую ночь в восхитительный праздник. А что же получается вместо праздника сейчас? Черт знает что получается! Непонятно, как теперь вести себя с девицей. У Джеймса даже мелькнула мысль, не отступиться ли, признать себя проигравшим, принести даме свои извинения и ретироваться. Но нет, это абсолютно невозможно, он ни разу не отступал и не собирается отступать и впредь. К тому же не стоит обманываться, начатая им любовная игра увлекала сама по себе. Упорство Варвары раздражало, но следовало признаться, что никогда еще, оставаясь наедине с женщиной, он не испытывал столь сильных чувств, столь горячей жажды обладания.

Так и не приняв определенного решения относительно поведения в предстоящем путешествии, Джеймс тихо постучал в заднюю калитку опорьевского сада. Его уже ждали, калитка распахнулась и преисполненная сознанием важности своей миссии Палашка провела его к Никите Андреевичу.

Боярские палаты кипели сборами. Многочисленные тюки вьючили на лошадей. По коридорам метались визгливые жалобы боярыни Прасковьи, которая в своих попытках отдавать распоряжения уже в третий раз запутывалась в веревках и дважды влезла под лошадиные копыта. Проходя узенькими лесенками, Джеймс успел заметить, что Прасковья Тимофеевна была единственным источником суеты и беспорядка. Упаковка происходила с морской четкостью, каждый знал, что ему делать. Именно с этой похвалы Фентон и начал свой разговор с боярином.

- Хвали не меня, хвали хозяйку. - ответствовал Никита Андреевич, жестом приглашая гостя к столу, где их поджидал горячий медовый взвар и пухлые калачи. - Это у нее все так налажено.

- В таком случае вам повезло с женой, любезный Никита Андреевич.

- Не с женой мне повезло, а с дочкой, у нас она хозяйничает.

Джеймс удивленно заморгал:

- Обычно такие молодые девушки посвящают больше времени развлечениям, я думал, что боярыня...

- И-и-и, гость дорогой, я тоже так долго думал. Все мы, мужики, ничего в бабских делах не понимаем. Тут с полгода назад дочка к тетке перебралась, - Никита Андреевич несколько сбился, вдруг вспомнив, что отъезд дочери был прямо связан со словами, некогда сказанными его сегодняшним гостем, - Перебралась, значит, к тетке, все в доме кувырком и пошло. С тех пор она из меня веревки вьет, учителей всяких пришлось разрешить, танцы, прогулки. Не одобряю я это, только сил нет, чтобы опять в доме не метено, пуховики не взбиты, а уж на кухне... Веришь ли дворня так распоясалась, что и плетью не уймешь. Ну нету у моей жены хозяйского глазу. Что буду делать, как дочка замуж пойдет, сам не знаю. Чую, скоро это будет, женихи вокруг так и вьются. Ты, вот что, милорд, ты в дороге мою Вареньку береги, она ведь у меня отчаянная. И честью ее озаботься, чтоб про поездку вашу никто сторонний не проведал, а то, упаси Бог, пересуды начнутся.

Джеймс согласно наклонил голову, подумав, что впервые в жизни ему предложили стать дуэньей при юной даме. Вроде бы раньше считалось, что как раз от него таких дам беречь надо. Стареет он или права была Варвара, когда говорила, что для древнего боярского рода иноземец не только не жених, но даже и не мужчина. А девице-то снова удалось его удивить. Оказывается мало того, что она светская красавица, мало того, что ведьма, она еще и рачительная хозяйка. Нет, просто средоточие всяческих достоинств, с какой стороны ни посмотри. Эдакий клад с косами, неземное совершенство, право слово!

- Не стоит беспокоиться, боярин, о леди я позабочусь, вы, главное, успокаивайте царя и лагерем станьте у самой кромки болота.

- Кажется, все уж обговорено, что за охота повторять, - девичий голосок прервал их беседу. - Батюшка, - тон Варвары стал много почтительнее, - для вас с Алешкой все готово, можете ехать. Мы вслед за вами.

Джеймс во все глаза уставился на Варю. Он-то думал, что мера его удивления на сегодня переполнена, оказывается, вовсе нет, невозможная девица снова нашла, чем его потрясти. Боярышня Опорьева предстала перед ним в широченных казацких шароварах темного сукна, ладно сидящих на ее длинных стройных ногах. Шаровары были заправлены в кожаные сапожки, коротенький, стянутый на талии кожушок с меховой опушкой охватывал тонкий стан, туго заплетенная золотая коса падала на грудь из-под круглой волчьей шапки с хвостом.

От созерцания экзотического туалета Вари Джеймса отвлекло только прощание с хозяином дома. Боярин Опорьев с сыном спустились вниз и с шумом и гамом, проскакав через всю Москву, отбыли к назначенному месту встречи. В то же время Джеймс и Варвара, сопровождаемые неизменным эскортом - Алленом и Палашкой, тихонько выскользнули через сад, проехали задами и вскоре тоже выехали на окраину города.