- Шла бы ты спать, сестрица, тут не бабьего ума дело.

Варя даже не соизволила ответить. Алешка хотел было воззвать к отцу и потребовать удаления вконец обнаглевшей девицы, но решил не начинать домашней свары при чужеземце. Тем временем не обращавший внимания на детей Никита Андреевич грозно навис над пленником:

- Говори, холоп, кто таков и как смел подслушивать!?

Пленник молчал и только затравленно озирался.

- Сейчас батогов ему всыплем, живо все расскажет! - выпалил Алешка.

- И воплями дом перебудит, завтра вся Москва будет знать, что Опорьевы по ночи у некоего мужика чего-то вызнавали, - голос Вари звучал насмешливо.

- Из нашей дворни никто о господских делах и пикнуть не посмеет! - гордо заявил Алексей.

- Боярышня права, а вы плохо знаете людей, друг мой, - Джеймс поддержал Варю, - Доверенный слуга может быть один, если их двое, кто-то обязательно начнет болтать, а уж если полон дом прислуги..., - Джеймс безнадежно махнул рукой, - Согласитесь, нынешнее дело не того свойства, чтобы о нем на весь мир кричать.

- Ну тогда надоть его в подвал сволокти и пусть Косой Филька его на правеж поставит, - не сдавался Алешка.

- Зверь ты, братец, - сказала Варя, - Если ты в своей роте одним мучительством командуешь, не диво, что от тебя солдатики бегут. Да и глупо это, ведь Филька ваш - пьянь мужик, завтра же в кабаке разболтает и что было и чего не было.

Тут Варя поймала устремленный на нее взгляд валявшегося на полу человека. Взгляд этот был полон ужаса и надежды. Простоватый на вид мужичонка явно понял и прозвучавшие угрозы и то, что она за него заступается. Сие было весьма любопытно, ведь разговор-то шел на немецком, понятом всем присутствующим. Тем временем онемевший от возмущения Алешка даже не нашелся, что ответить, вмешался Никита Андреевич:

- Дочка, не дерзи брату. Надо ведь узнать, зачем он вас подслушивал, что прознать хотел, какой враг его послал?

- Батюшка, если у вас на часок терпения хватит, я без всякой порки дознаюсь, кто он есть.

- Каким образом, леди? - в голосе Джеймса не было сомнения, одно только любопытство. Варя порадовалась его поддержке, ведь несмотря на приобретенный в доме тетки и на петровских ассамблеях гонор, ей и сейчас было куда как трудно набираться храбрости, чтобы возразить отцу или брату. Вековечные устои велели ей помалкивать, да и сама она до сих пор удивлялась, когда ей, девице, удавалось сказать что-то дельное в мужской беседе. Сейчас, ободренная, она продолжала:

- Мы об этом мужичонке уже много знаем. Одет по-купечески, а ведет себя как дворовой холоп и по-русски говорит также. При сем не только аглицкую, но и немецкую речь разумеет. Разумеешь, разумеешь, поздно глазки-то прятать, раньше надо было, - последние слова были обращены к заерзавшему пленнику, - Мне этого хватит, чтобы проведать остальное.

- Как это ты проведаешь? - возопил Алешка.

- А спрошу! - озорно улыбнулась Варя.

- У кого?

- Скажи-ка мне, братец, кто про холопа больше всех знает?

- Его барин, - ответствовал Алексей без тени сомнения. Варя посмотрела на него снисходительно, как взрослый глядит пусть на любимого, но очень глупого ребенка, вздохнула и произнесла:

- Женить тебя надо, а то ведь пропадешь! - и уже у дверей дала ответ на собственный вопрос, - Про холопа, Алешенька, лучше всего другие холопы знают.

- Так ведь ты сама говорила, что они разболтают, а теперь к ним же идешь вопросы задавать!

- Так ведь я соображаю, кого и о чем можно спрашивать, - уже выходя, Варя услышала урезонивающий голос Джеймса:

- Оставьте, Алексей, пусть делает как знает, ваша сестра весьма разумная дама.

Варя мрачновато усмехнулась. Надо же, признал за ней ум!

Около часа мужчины сидели в молчании. В доме по-прежнему царила тишина, только один раз они услыхали на лестнице тихий голос Вари, отдающей какие-то приказания. Алешка попытался было настоять на принятии своих мер к дознанию, но Джеймс коротко утихомирил его. Наконец, Варя вернулась. На губах ее играла довольная улыбка. Не обращая внимания на общее нетерпение, она солидно уселась на стул, расправила платье, благонравно сложила ручки на коленях и лишь тогда сказала:

- Звать его Ванькой, а прозвание интересное - Толмач. Говорят, наречий знает больше, чем пальцев на руках. Языкам учен по воле своего барина, и по его же воле знания сии скрывает. А барин у него - Лев Кириллович Нарышкин.

Общий вздох был ей ответом, Варя удовлетворенно опустила глаза.

- Значит ты, парень, для своего хозяина шпионишь, - скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Джеймс, - Что же Лев Кириллович так отчаянно желает знать?

Ванька продолжал угрюмо отмалчиваться, Джеймс присел рядом с ним:

- Давай-ка я тебе объясню, дружище, во что ты вляпался и что теперь с тобой будет, - голос Джеймса звучал тихо и задушевно, но от этой задушевности даже Варю продрал мороз по коже, а несчастный пленник сразу понял, что ничего хорошего его не ждет, - Кто ты такой, мы теперь знаем. Не хочешь говорить, что твой господин велел тебе выведать - не говори, дело твое. Только знай, есть твердое правило: если врагу что-нибудь надо, сделай так, чтобы это ему не досталось. Ты - тайное оружие Нарышкина, его преимущество, значит, следует его оставить без такого преимущества. Поэтому мы тебя сейчас прикончим, а труп зароем в подвалах, там тебя отыщут лишь трубы архангелов в день Страшного Суда.

Бедный Ванька вгляделся в спокойное лицо англичанина, вслушался в его размеренный голос и понял - пришла пора помирать. Но тут же его мучитель сам приоткрыл крохотную лазейку к спасению, так же равнодушно бросив:

- Если, конечно, ты не расскажешь нам что-нибудь такое, за что имело бы смысл подарить тебе жизнь.

Ванька совсем съежился на полу. Ему было невыносимо страшно. Впервые за его карьеру барского шпиона он попал в переделку. Раньше ему всегда удавалось ускользнуть незамеченным от тех, за кем велели следить. Даже если знатные господа и видели его, им и в голову не приходило, что простой холоп может понимать иностранную речь, с трудом дававшуюся самим русским барам. Вскоре Толмач даже стал получать удовольствие, оставляя в дураках самоуверенных гордецов, не подозревавших о его обширных познаниях в языках. Ванька был уверен в своей неуловимости и как верный пес нес собранные сведения своему суровому хозяину. Но сегодня все пошло наперекосяк. Сперва чертов англиец понял, что Ванька разумеет по ихнему, потом боярышня, которую он сперва принял за обычную красивую дуру, что десятками скачут по ассамблеям, не только поймала его на знании немецкого, но и мгновенно выяснила, кто он такой. Сломленный неудачей, напуганный угрозами младшего Опорьева, а еще больше - хладнокровным решением Джеймса лишить его жизни, Ванька готов был сдаться.

- Барин Лев Кириллович убьет, коли узнает, что я проболтался, - пробормотал он.

- Он убьет, если узнает, а вот я тебя убью точно, если не услышу что-либо интересное, - резонно заметил Джеймс.

- А ну как обманете?

- Придется положиться на мое слово, все равно другого выхода у тебя нет. Обещаю, если расскажешь нам хоть что-то важное, уйдешь отсюда живым и здоровым, и никто не узнает, что ты попался и все выложил. Так зачем боярин Нарышкин тебя послал?

Ванька горестно вздохнул и выпалил:

- Барин повелели проведать, какой дорогой вы свои пушки повезете!

- Зачем ему знать?

Ванька снова замялся, завздыхал.

- Давай, давай, сказав "а", говори и "б", все равно не поверю, что не знаешь, - поторопил его Джеймс.

- Слышал я разговор между барином и его немцем, - каждое слово давалось Ваньке с трудом, - Немец говорил, что евонные бомбарды, хоть и ладные, а все хуже аглицких и как бы после стрельбы царь-батюшка не передумал и не купил все ж таки те, что получше. Барин тогда изволил ответствовать, что раз так, надо просто чтобы никаких аглицких пушек вовсе не было. Потому для стрельбы они предложили место близь одной из бариновых вотчин, а ваши пушки порешили дорогой перехватить, тогда, дескать, вам Петру Алексеевичу и показать будет нечего. Сказывали, царь и так уж после останней беседы к английцу не благоволит, а тут совсем осерчает и больше ни про тебя, милорд, ни про бояр Опорьевых и слышать не захочет. Барин Лев Кириллович еще думает, что после такого конфуза всех Опорьевых ждет опала и он сможет часть их доходных дел на себя перевести. А чтоб проще и надежнее все сладить он и повелел мне узнать, какой дорогой бомбарды проследуют.