- Как вы попали сюда? Как вы посмели? - Варвара старалась говорить ровно, но голос ее чуть дрогнул.

Ее слова разбили молчание. Джеймс снял шляпу и отвесил ей низкий придворный поклон. Такой поклон перед обнаженной девушкой казался издевательством, но на самом деле был призван скрыть замешательство. Черт возьми, так она была еще прекраснее. Его взгляд скользил по потемневшим от влаги завиткам золотых волос, окутывавших белые округлые плечи, затем коснулся высокой и полной груди, тонкой талии, роскошных, несколько тяжеловатых бедер, длинных сильных ног. Именно сейчас в этой странной, шокирующей ситуации в ней было мало хрупкости и беззащитности, а сквозили вызов и темная, загадочная мощь. Она не кричала, не металась, не пыталась прикрыться одеждой, а стояла прямо и гордо, как воин перед противником. Невольно в его уме зазвучали древние библейские слова, которые так любил цитировать корабельный капеллан: "Кто эта блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменами?".

Он тряхнул головой, отгоняя наваждение, и подумал, что эта девушка, как и он сам, принадлежит к тем немногих людям, что способны спокойствием встретить опасность.

- Как попал сюда? Я этого хотел и добился. А как посмел? Моя леди, я многое могу, а еще больше смею.

- Если вас застанут здесь, это будет последнее, что вы посмели и смогли. Дружба с царем вас не спасет.

- Тогда почему вы не кричите? Ведь все так близко. Позовите, прибегут люди, и я не буду вам опасен.

- И что потом будут говорить обо мне? Я не собираюсь снова... Я не собираюсь гибнуть из-за вас, - слова, которые она проглотила были: "Я не собираюсь снова страдать из-за вас". Но пусть лучше у нее язык отсохнет, чем она позволит ему узнать, как больно ей было из-за него когда-то.

Он подошел вплотную, надвинулся: огромный, сильный. "Проклятый, проклятый! - думала она. - Сгинь! Пропади!" Так много горечи и обиды, столько сил, столько мук, чтобы выбросить его из памяти, прогнать из снов, перестать слышать его шаги в каждом скрипе ступеньки, а его голос в шелесте ветра. А он снова здесь, так близко, она чувствует его дыхание.

- Значит, вы не можете никого позвать. Вы целиком в моей власти!

- Когда вы уйдете отсюда, я найду способ отплатить вам за каждое слово, за каждое движение. Мне совсем не надо будет рассказывать, что произошло здесь, чтобы уничтожить вас.

Гнев и восхищение всколыхнулись в его душе. Эта сумасшедшая не только не боится, но еще и угрожает. А ведь она действительно сейчас в опасности. Она слишком хороша, слишком соблазнительна, чтобы он мог просто так уйти. Он чувствовал как его захлестывает, обжигает бешеное, непреодолимое желание. Ее кожа, пьянящий аромат тела кружили голову, вызывали огонь в крови, дикий стук в висках, побуждали схватить, стиснуть, тащить к себе. Только отчаянное усилие воли помогло ему сдержаться. Джеймс жадно впился глазами в ее лицо и натолкнулся на испуганный взгляд, в то же время полный отчаянной готовности к борьбе.

Он наклонился и одним стремительным движением поднял ее. Она рванулась, уперлась руками ему в грудь, попыталась впиться ногтями в лицо, но он перехватил занесенные руки и, поняв бесполезность сопротивления, она затихла и только молча, в упор смотрела на него. Джеймс бережно положил ее на лавку, а сам опустился рядом на колени. Теперь они оба пристально глядели друг на друга. Сквозь оглушающий жар желания до него стала доходить забавная сторона ситуации. В такой странной любовной сцене ему еще не приходилось участвовать. Он, сильный мужчина, воин, любовник, и прекрасная обнаженная девушка, здесь в бане в центре Московии, разглядывали друг друга так, как смотрят противники поверх дуэльных пистолетов, сходясь ранним английским утром на укромной лужайке.

Он медленно протянул руку. Тыльная сторона ладони скользнула по Вариной щеке, по стройной шее, коснулась ямочки между ключицами, спустилась на грудь. Медленно-медленно, томительно нежно он прикасался к ней, лаская и дразня. Весь опыт любовной игры, все знания, полученные им от надменных дам Испании, кокетливых француженок, игривых итальянок, детски простодушных индианок Джеймс использовал сейчас, чтобы пробудить желание в этой женщине-ребенке, такой искушающей в своей невинности.

Диким, нечеловеческим усилием Варя сохраняла маску спокойствия. Она была напугана, так напугана. Он был слишком силен, слишком решителен. Он нашел ее даже здесь, где она считала себя в полной безопасности. Надежды не было. Она могла позвать на помощь, но любой свидетель ее позора губил ее окончательно и бесповоротно. Ей хотелось закричать, рвануться, бежать, но это грозило оглаской. Единственное, что можно было сделать - держаться, не показывать страха. Она смотрела на него с ненавистью, но даже гнев не помешал ей заметить, какой он красивый. Это заставляло ее злиться еще сильней. "Проклятый! Проклятый!" - билось в мозгу. Прикосновения его рук становились все чаще, все настойчивей. Вот его усы пощекотали кожу, мягкие теплые губы чуть тронули сосок. Она с ужасом стала понимать, что ее душа и тело начинают жить отдельной, независимой друг от друга жизнью. Душа была полна решимостью не поддаться вновь его чарам, сохранить свой гнев, защититься от соблазна. А тело, предательское тело дрожало странной, никогда не испытанной дрожью, его охватывали волны горячего холода и ледяного тепла, захлестывало блаженство. Ярость, стыд, страх перекрывались странным, наверняка греховным наслаждением.

Его руки продолжали блуждать по ее телу, поглаживая, надавливая, чуть сжимая. Губы ласкали кожу. Ладонь скользнула между ног, пальцы легко и стремительно пробежали по внутренней стороне бедра. Ее тело выгнулось дугой, из груди вырвался сдавленный тихий вскрик.

Он тотчас оставил ее и поднялся на ноги.

- Ну вот, принцесса снегов, ваш холод и растаял. Ваше тело ответило мне, но этого мало. Я хочу вас всю, с сердцем, душой. Придет день и не только ваше тело, но и ваша душа, ваш разум скажут мне "да", попросите продолжить то, что я сейчас начал. И не надейтесь сбежать от меня. Как я нашел вас здесь, так я найду вас повсюду. Как я не могу рассказать о вашем старом любовном признании, так и вы никому не скажете о сегодняшнем происшествии, побоитесь за свою честь и честь рода. Точно так же вы никому не расскажите, чтобы ни произошло между нами дальше. Нынешняя наша игра первая, но не последняя. Вы захотите научиться любви, и захотите, чтобы я стал вашим учителем. Вы признаетесь, что любите меня и попросите меня любить вас.

Он вновь поклонился, повернулся и вышел.

- Никогда, никогда этого не будет! - крикнула она вслед, но только удаляющийся смех был ей ответом.

Варя медленно поднялась, пошатнулась и упала, больно ушибая локти и колени. Только сейчас весь ужас случившегося стал доходить до нее. Все кончено. Она грешная, погибшая, падшая женщина. Она опозорила себя, свой дом, свой род. Мужчина, иноверец, иноземец видел ее без одежды, касался ее. И после этого она еще жива. О Господи, вот второй уже раз она думает о грехе лишения себя жизни! Мыслимое ли дело! "Богородица, дево, пречистая матерь Божья, что же делать? Я проклята, гореть мне в аду, нет теперь мне спасения! А стыд, стыд какой! Ведь грех был ужасным, страшным и... таким сладким. Прости меня, Пресвятая Дева!" Она подумала о том, что будет, если о ее позоре узнают. Это погубит всех: и ее, и отца, и брата, и дядю. Какое уважение может быть к отцу, какая карьера у брата, если окажется что она - гулящая девка. Себя ей уже не спасти, ее душа погублена, но ради чести дома она должна молчать.

Она наклонилась над бадейкой, плеснула на себя горсть воды. Ледяные струйки хлестнули тело. Холод прогнал оцепенение. Она поднялась и тут вспомнила его последние слова. Ведь он сказал, что это первая, но не последняя его игра с ней. Значит, все повториться, он будет преследовать ее, снова будет делать... это! Нет, видно прав был и англицкий негодяй и отец с братом, когда полгода назад называли ее дурой. Все верно. Роскошные платья напялила, а сама осталась никчемной дурой. Только дура могла втравить себя в такую историю всего лишь из глупого желания отмстить, поиздеваться над былым обидчиком. О Боже, зачем она дразнила Фентона, ведь чувствовала, что плохо кончиться. Нет, она не должна бояться. Хоть она и бесполезная никчема, но она должна как-то выпутываться из той ловушки, в которую сама себя загнала. Надо собраться, взять себя в руки, только тогда можно что-нибудь придумать.