К канаве медленно приближался изнуренный мужчина, одетый в выцветшую зеленую рубаху, поношенную, но аккуратно заштопанную. Тронутые сединой волосы дыбом торчали вокруг загорелой веснушчатой лысины. Глаза его были опущены. Увидев перед собой чьи-то ноги, он сразу остановился и, пошатнувшись, кулем рухнул на землю. Из горла его вырывался громкий хрип. «Этот не опасен», — решила Зена и опустилась на колени рядом с ним.

За спиной раздались торопливые шаги и женские голоса. Обернувшись, Зена крикнула в их сторону:

— Не подходите! Может быть, это враг. Мужчина взглянул на нее обиженными карими глазами. Зена онемела от удивления: вместо носа у него торчал свиной пятачок. В остальном мужчина был таким же, как сотни других крестьян.

Изифь подошла ближе и вдруг, закричав, упала на колени рядом с незнакомцем. Она узнала пропавшего мужа.

— Юмаюс! Это же мой Юмаюс! Откуда ты? Страдалец слабо отстранил жену, та откинулась назад, чтобы наглядеться на него вдоволь, и замерла, словно увидела в первый раз. Затем спросила:

— Кто ж это с тобой сделал, муж мой? Мужчина покачал головой, глаза его закрылись, тело обмякло. Зена прикоснулась к его шее: жив ли? Хозяйка в тревоге ждала.

— Он жив, но совсем без сил. Давайте-ка отнесем его в повозку и доставим в деревню. И прежде чем расспрашивать, дайте ему воды и пищи.

Через час все деревенские женщины, обеспокоенно переговариваясь между собой, толпились на пыльной улице перед постоялым двором. Зена неподвижно стояла у черного хода, дожидаясь Изифь и Ниону: обе они сидели у постели несчастного Юмаюса. Когда же он наконец придет в себя и сможет говорить? Габриэль мучилась ожиданием: то заглядывала в окно, то заходила в конюшню, где дремала Зенина лошадь. Там мальчишки укладывали снопы в огромные соломенные корзины, готовя их к отправке во дворец.

Немного погодя Габриэль вздохнула:

— Кто же мог натворить такое? — тихо спросила она. Зена пожала плечами:

— Тебе виднее. Боги? Колдун? Я с ними редко сталкиваюсь, поэтому и знаю о них немного. Сядь и подумай об этом, пока мы ждем.

— Я уже думала, и, честно говоря, в голову ничего не приходит. Да и сидеть мне совсем не хочется, — ответила Габриэль.

— Все равно садись, — буркнула Зена. — У меня уже голова загрузилась!

— Ой, прости! — Габриэль плюхнулась на скамью.

— Пожалуй, ты права, виноваты боги или колдун. И все же… — начала было она, но тут из комнаты показалась Изифь.

— Воительница, он готов говорить. Пойдете со мной? Вместо ответа Зена легко поднялась и прошла в дом. Габриэль следовала по пятам.

В чисто убранной комнате переодетый в свежую тунику бедняга выглядел еще более странно. Поддерживая его голову, Ниона поила отца из кружки. Изифь отстранила ее и нежно придала мужа к груди. Секундой позже она указала на неподвижную молчаливую Зену:

— Муж мой, это воительница, которая все эти дни защищала нас от злодеев. Она хочет помочь нам и теперь. Ты можешь рассказать ей, что произошло?

— А-а-а, — мужчина моргнул, перевел дух и уткнулся в женину грудь, совсем как малышка Ниоба. — Как же хорошо, Изи! Я только и думал, как бы мне опять оказаться с тобой. Я даже не думал, как ты меня встретишь и что почувствуешь, взглянув на меня, — его голос затих.

Изифь обняла муженька еще крепче, он слабо вскрикнул.

— Юмаюс, тебя никогда не считали красавцем, — сказала она с притворной суровостью. — Даже когда ты был молод. Ты больше, чем красавец, даже с этим пятачком. Ты мой муж, причем замечательный. Никто из нас, включая Ниобу, не станет относиться к тебе хуже, потому что ты… изменился. Но, Юмаюс, подумай о других, — Изифь слегка встряхнула его, прежде чем снова прижать к своей обширной груди. — Женщины ждут на улице, они хотят узнать, что же случилось с их мужьями, где они.

— Мы везли вино для царицы Пенелопы и собирались доставить его на корабль, — еле слышно выговорил несчастный. Он с усилием приподнялся и сел прямо. Одной рукой он задумчиво потер пятачок. Габриэль с сочувствием взглянула на него и удобно устроилась у дальней стены. — Дороги в это время года плохи, и погонять волов — опасное дело. Если взболтать вино, пить его можно будет очень нескоро. Цена упадет, да это не главное. Где это видано, чтобы Изос отправлял царице испорченное вино, а, женушка? — Изифь покачала головой и что-то зашептала Юмаюсу на ухо.

— Ох, прости, воительница, у меня все еще мысли разбегаются, — смутился тот. — Так вот, раз мы не могли ехать быстро, нам пришлось задергаться в пути. Уж давно стемнело и серебряный диск луны появился высоко над синим морем, когда до нас донеслись странные звуки, — он нервно облизнул губы. Изифь подала мужу чашу, но он оттолкнул ее руку.

— Поначалу я думал, что это ветер, хотя юный Алеппис слышит куда лучше меня, а он сказал, будто это песня. Глубокий женский голос напевал песню на чужом языке. И вот женушка, помня, сколько наших мужчин исчезли неизвестно куда, я велел ехать еще медленнее. Даже подумывал развернуть повозку и скакать назад во весь опор — да простит меня Дионис. Только почему-то… почему-то не смог этого сделать, — его глаза скользнули по Габриэль, и в них загорелось любопытство. Затем взгляд остановился на Зене. — Очень все это было странно. Повозка катилась вперед, словно волами правил не я, а кто-то гораздо сильнее меня, а потом вдруг остановилась. Теперь и я слышал совершенно отчетливо: пел низший женский голос. От него волосы вставали дыбом, слово даю, хотя был он приятным на слух. Вдруг юный Алеппис с другом Геспером возьми да и спрыгни с повозки. Зашагали в лес, я даже остановить их не ус-пел!

Юмаюс прерывисто выдохнул, зрачки его расширились до предела: он снова переживал тот ужас:

— А потом, представьте себе, ноги сами понесли меня вслед за нашими дурачками, и я ничего не мог с этим поделать! Это голос мне так приказывал, хотя я ни слова не мог разобрать. Просто нужно мне было идти, и все тут. Понимаешь, женушка, мне вовсе не хотелось узнать, кто это там заливается, только ноги меня не слушались. Слава богам, в лесу я сразу угодил в пересохший ручей, лодыжка моя подвернулась — помнишь, побаливала она у меня? — я упал и порвал ремешок сандалии. Вот я обхватил лодыжку рукой, выругался себе под нос и принялся чинить проклятую обувь. Я слышал, как ломятся сквозь кусты наши недотепы, срываются, падают, а один налетел на дерево и ругнулся — вот уж не знал, что наши такие слова используют! Вдруг сандалия порвалась окончательно, я отбросил ее прочь, вскочил, словно молодой, на ноги и кинулся вдогонку. Еще и руки перед собой вытянул, чтобы нос не расквасить. Вся разница наша в летах будто исчезла: я почти нагнал их, когда они выскочили на поляну. Неожиданно вспыхнул свет — препротивный зеленый свет это был — и увидел Геспера и Ее.

— Как она выглядела? — тихо спросила Зена, когда Юмаюс остановился перевести дух.

— Ну… — призадумался он, потирая пальцем розовый пятачок. Должно быть, это была давняя привычка, но теперь жест смотрелся весьма странно. — Она невысокая, очень тоненькая, никаких форм! — Юмаюс улыбнулся и с блаженным вздохом откинулся в объятия Изифь. — Не то, что у некоторых, — мечтательно произнес он и с видимым усилием вернулся к рассказу: — Она бледна, и у нее удивительные волосы; таких я еще никогда не видел. Они ярче бронзовых доспехов и нового медяка, от них идут золотые отблески. Пряди ниспадают до самых колен. На ней белоснежные одежды, такие ослепительные, что больно смотреть, а ее глаза похожи на море в прохладное облачное утро. Они зелены, как пшеничные всходы.

— Странно, что ты столько разглядел издалека, — вмешалась Зена.

Юмаюс замолчал:

— А ведь и правда. Только я действительно все это видел. Как бы то ни было, тогда я об этом не подумал. Итак, я был совсем рядом с товарищами, но все еще под прикрытием деревьев, когда Она подняла руки и произнесла нечто, заставившее заныть мои косточки. А потом рассмеялась. Мои ноги подкосились, голова загрузилась, и я рухнул на землю. Но хоть я и перепугался до смерти, а видел, что случилось с нашими юнцами. Хотите верьте, хотите нет, но женщина стояла на прежнем месте и неприятно хохотала, а вместо наших пареньков по поляне бегали две свиньи. Симпатичные, упитанные свинки: одна коричневая, с темной полосой вдоль спины, а другая черная, как волосы Алепписа. Думайте что угодно, а я сразу понял, что она сказала.