Оделся ён и отправляется в путь. Говорит лев-зверь жене своей: «Ай же ты, Олександра Поповна, подай брату своему кукшинчик, пусть дорогой он тут ест и пьет; ты спроси, Иван Поповиць, как есть захочешь, переверни кукшинчик на другую сторону, выскочит тебе тридевять молодцов, подают тебе питья, еды, кушанья». Взял лёв-зверь, выдернул из-под правой руки шерсти у себя (с под правой пазухи) и подал Ивану Поповичу: «Береги шерсть эту, когда будешь при беды, так тогда возьми эту шерсть в руки и вспомни меня, я буду у тебя».
И отправился Иван путем дорогой. Стало Иванушке итти голодно и холодно и ножки болят. Ну потом Иван взял этот кукшинчик, перевернул со сто́роны на́ сторону, выскочило тридевять молодцов, поставили шатры шелко́вые, по́лы стлали (полы) серебряны, красота в покоях неумерная, тёплота невидимая. Поставили столики дубовые, налагали иствушко сахарное, наливали питьецо ёму медвяное, садили Иванушка за дубовый стол. Иванушко, пожалуй, и тут жил бы, да надо пойти Иванушку, до царевны доходить: кинул шкатульку (кукшинчик) на другу сторону, не стало у Иванушка шатра хорошего и не стало на иствушка, ни столиков дубовыих, ничего у него не стало. По́догнали ему тройку лошадей, садился Иван Поповиць и уехал.
Приезжает к такому месту, стоит сад большой, стоит дворец царской. Поглядит, на болхоне сере́дня сёстра его гуляет. «Что за чудо, скае, эдако, я всех сестёр нашел». Однако сестра вышла, стретила брата своего и усердно она расплакалась. «Ах же, милый братец, где же нещастная наша сестра одна?» — «Черный ворон взял, на торза́нье (подавить бытто взял). Взяла сёстра к покою его, накормила ёго, напоила ёго и стала спрашивать про сродьство свое. И ён россказал про сестрицу свою: которая сестра за лёв-зверем, оченно ей жить хорошо. Стал Иванушка справляться уйти. Просит сестра: «Живи, братец, погости, жди зятя своего, получишь щастье от нёго».
Однако стал Иванушка гостить тут, гостил не мало, полтора года. Хлопнул лютый зверь на ступенях, спугался Иванушка в покоях». — «А, сестрица, уйти надо». — «Что ты, братец, муж мой пришел домой». — «Кто ж у тебя это?» — спросил муж жону. — «Ах, милый мой, пришел брат мой». Зглянул ён на него глазом милыим, дал ён ёму руку правую. «Милый брат, гости у меня я тебя кормлю и пою и совсим держу у себя». (Зять унимает, вишь, совсим живи тут.) Иван Попович розвернул книжку и говорит: «Нельзя жить, надо пойти царевну найти». Говорит зять ёго царь жены своей: «Жена моя премилая, дай ему шкатульку след, ты иди Иванушка, переверни из колена на колено, тебе будет хлеб и кушанье тут». Тут взял медведь, выдернул шерсти с под правой щеки, подал Иванушку в руки: «Прими, Иван Поповиць, клади в корман и береги; ты, как будешь при беды, возьми шерсть в руки мою и вспомни меня, я буду у тебя».
Тут Иванушка отправился путём-дорогой, стало Иванушку голодно и холодно и ножки болят; взял шкатульку, перевернул из колена на колено, выскоцило девять молодцов. «Что, Иванушка, хочешь, тёпла или добра?» — «Хочу добра и тёпла и еды и кушанья». Всё ёму представили, сделали шатры шолко́вые, полы стлали хрустальные, столики ставили дубовые, опять ён на кушаньё пенал. Наливали ему еды и питья и кушанья. «Садись, Иван, хлеба кушать». Тут Иванушка наелся, напился, перевернул шкатульку из колена на колено. Стал дикой лес (збулся в лесу, вишь, быть). Смолится Иванушке ко господу: «господи боже мой, выведи меня на путь».
Пошол Иванушка путём-дорожкой, показал господь дорожку ёму, приходит сёло, приходит в это сёло, стоит домик не малый и не великий. «Пойду в этот дом, Иванушко, кто в этом доме живет?» Приходит в дом, всё летают черные вороны. Зглянет, сидит сёстра ёго у окошка. «Ати мни, братець мой, а как ты зашел ко мне?» — «Шел, сестрица, я не путем и не дорогой, шел я тёмныим лесом». Росплачется Иванушко судьбы своей и рассказывает сёстры своей: «Милая ты моя сестриця родимая, а есть ли у тя хлеба и соли и кушанья, можешь ли накормить нещастного брата своёго. Ежель ты меня не можешь накормить-напоить, нет так я тебя накормлю-напою». Потом сестрица говорила ему: «Ай же, братець, есть у меня чего есть и пить». Угостила сестриця брата своёго, налетел черный ворон. «Милая моя, кто у тебя?» — «Братець мой, Иван Поповиць!» Подал ён свою лапочку ему: «Здравствуй, милый брат мой Иван Поповиць». — «Прощай, черный ворон, я сейчас пойду от тебя проць», Иван Поповиць говорит ему. Скричал ворон жоны своей: «Дай брату салфетку ему». Вырвал с под правого крыла перо ёму, подал Ивану в правую руку, и пошел Иванушка, попростился.
Несколько Иванушка путем идет, приходит к быстрой речке, у речки стоит амбарушка, у амбарушки поставлен крестик. В амбарушке поет Соловей-розбойник. Скричал ён громко, розбойник: «Ай же ты, Иван Поповиць, спусти с амбарушки соловья проць; ты меня спустишь, соловья, прочь, ты много получишь добра, а не спустишь, так и не получишь добра». А спросит Иван Попович: «Кто ты такой?» — «Я вот какой: Соловей-розбойник, у прекрасной девицы служитель». А спро́речит Иван Попович: «Не могу спустить я тебя на волю теперь, я иду прекрасную девицу себе в обручество брать». Говорил ему Соловей-розбойник: «Хоть получишь да не сберегёшь. спусти меня на волю, так твоя будет совсем». Задрожался Иван Попович: «Никак не могу спустить (боится, как бы не было чего, не смеет). Я не здешнего места, так не смею». Однако ён пошел от соловья.
Приходит ён к царскому дворцю, ударил в звонок. «Милая царевна, стречай меня, Ивана Попового сына!» Прекрасная царевна крикнула своим служителям: «Возьмите этого дурака, положите ёго в темницю!» — «Экий я какой нещастный, Ва́нюшка, как мне сказали зятевья, что прекрасна девица будет не твоя».
Ну, однако, стал Иванушко сидеть в темнице. Суточки сидит, ничего не говорит. «Что я сижу, никого не вижу, тёмно; дай-ко я возьму кукшинчик свой». Перевернул с руки на руку, выскочило тридевять молодцов. «Что тебе, Иванушка, надобно?» — «Надо покой чистый и светлый, свечи были бы неугасимые, иствушко было бы сахарное, питьеце медвяное». Оказалось три чело́века с ним сидячись, засажены под неволю. Садил ен всех за столики за дубовые, за иствушко садил за сахарное. Иван Поповиць тут ест и пьет, кушает с нима: тут ёны розыгралися, тут ёны росплясалися (как напилися).
Услышали сторожа, что за шум в темнице: видно, драка там. Говорит прекрасна девица: «Только четыре человека, неужель бой подняли болшой». Приходит сторож, отворяет двирь, очено жалко оттудова выйти, такое там хорошо. Приходит сторож к царевны: «Ай же, прекрасна девица царевна, есть у нас засажен Иван Поповиць, у нёго есть там светлота и чистота и свечи неугасимые, у него много пива на столе и вина и иствушко сахарнее; все ёны там наедались и напивались, тут ёны все росплясались». И говорит прекрасная девица служителю своему: «Поди купи у Ивана эту штуку у него, пусть продаст мни» (кукшинчик этот).
Приходит сторож к нему и говорит: «Продай мни кукшинчик, прекрасной девице. Много ли тебе денег требуется за то?» — «Я, говорит, не тотарин и до денег я не жаден». — «А чтоже тебе надоть?» — «А мне нужно то, а увидать прекрасну девицу в очи свои, ю посадить на стул голую и меня голого, я и отдам кукшинчик свой».
Сейчас до́нес просьбу прекрасной девице эту. Вывели Иванушка на час целый к прекрасной девице в комнату ейну. «И не что такое, спроговорит прекрасная девица, до́ гола скидавайся». И сама роздела рубашку прочь и посидели час целый. Отдал ён кукшинчик из руки на руки и попростился. Свели его опять взад в темницю.
Скучно Иванушку в темнице быть, перекинул шкатульку с колена на колено. Стали те́рема высокие, стали горницы светлые, хлеба сколько угодно ешь, водки у нёго сколько можешь пей. Смолятся Иванушко старичкам в темнице: «Старички почтенные, вставайте, водку воспивайте». Все ёны напились да росплясались. Опеть сторожа все сдивовались (сторожа сдивовались). «Что за чудеса строит Иванушко у себя, прекрасная цяриця? Что за чудеса строит Иванушко: е чистота, е красота, е те́рема уставлены, хороши». — «Поди, сторож, купи у нёго шкатульку, ежели продаст, давай злата ёму, давай серебра ёму; ежели е́н денег не берет, что велит, то сделаем».
