Приежат он в этот город свой. А полковник и думат: «Штоб тебя язвило! Я думал ему там голову снесут, а он графом приехал!» Ну, с дороги все таки стали пить, гулять, хоть и трудно это полковнику.
Ковда погуляли, граф и говорит: «Полковник, как хошь, а эту ночь ночевать со мной должен». Ковда пришло време ночевать, граф розделся, а полковник медлит. Граф кричит: «Што ты думать — роздевайся!» Тот розделся. «Ну, ложись со мной!» Тот лег. «Обнимай», говорит: «меня!» Тот боится. Наконец, узнал, што это женшина. Ну, она и спрашиват: «Ежжал ты в эти ворота» Он говорит: «Што вы, вашо сиятельство!» А она ему: «А помнишь, что ты писал за стеной. За што ты меня избил товда? Я ни в чем не виновата была».
На утро она одеват на него графску одежу, а сама наряжатся графиней. На том и дело кончилось, и сечас так живут.
(Сказки из разных мест Сибири... 72—76 стр.).
СКАЗКА А. М. ГАНИНА
Андрей Михайлович Ганин (Белозерский край) — одновременно и сказитель-былинщик и сказитель-сказочник. Это владение двумя видами устного творчества своеобразно отразилось и на его сказках. Влияние былевого эпоса сильно проявляется в его стиле, изобилующем разного рода былинными формулами, «общими местами», эпитетами и пр.
Что же касается сказок новеллистического типа, то из них А. М. Ганин рассказал только одну и, по верному замечанию, собирателей — «своей формой она свидетельствует, что это не жанр Ганина; в его изложении, она вышла в значительной мере циничной и малоискусной». Действительно, сказка о верной жене несколько выпадает из общего стиля Ганина и производит впечатление как будто рассказанной другим мастером. Сказочная обрядность в ней выражена очень бледно; изложена она с явными пропусками, вследствие чего ряд эпизодов в ней кажется не достаточно мотивированным. Так, напр., у него пропущено самое заключение пари, неожиданным является вмешательство короля и королевы, о которых ранее ничего не упоминалось; мотив «чудесного солопа» занесен из несколько сходных сказок о мудрой жене (см. наст. сб. № 9) и совершенно неуместен в данном сюжете и т. д. Не отличается сказка также и психологической глубиной или остротой социальных моментов. Текст Ганина интересен лишь, как один из вариантов популярного сюжета, в котором отчетливо сохранились черты различных социальных сфер, через которые прошла в своем формировании сказка о верной жене. Ганинский текст примыкает к солдатским редакциям, — но на ряду с солдатскими чертами, в нем очень сильны и черты купеческой среды, в которой, главным образом, и культивировался этот сюжет, противопоставлявший дворянской распущенности добродетель женщины-буржуазки.
КАК КУПЕЦЬ БИЛСЯ ОБ ЗАКЛАД О СВОЕЙ ЖЕНЕ
Был купець богатой, у купця был сын. Купець и помер. Стал у него сын, надо ему жениться. Стал он ходить по балам, по банкетам выбирать себе невесты. По господам, по купецеским, и по генеральским, и по крестьянским. Нашел он себе любую невесту в деревне у крестьянина доць вдовичю. Она пондравилась.
Приходит дядя. «Такую», говорит: «я нашел невесту». Те его бранят. «На што эту берешь?» — «О, мне ладно!» — «Не поедем мы к тебе на свадьбу». Он говорит: «По мне, хот ввек не ездите, а мне», говорит: «эта важна». Он и взял эту девичю себе за̀муж; они и рассердились на его.
Вот он и живет с ей. И стала у него житье, как бы на умаленьё. Попрожил он всё житьё, не стало у него товару, не стало и денег. Приходит время, сряжаются дѐдья за море торговать. А у него ехать нѐ с цем. Приходит он к дѐдьям и просит денег или товару. Дѐдья ему товаров не давают и денег не давают.
Приходит домой невёсёлый, не лёжит невесёлой. А вот жонка и спрашивает: «Што же ты не вёсёл?» — «К цему же мне веселиться, как у меня нет ни денег, ни товару?» — «Не тужѝ ты, молись ты спа̀су, вались ты спать. Утро вецера мудреняе, кобыла мерина удаляе, жена мужа хитря̀е». Вот он повалился спати.
По утру она будит ранёхонько: «Давай, раздевай, снимай с себя рубашку, надевай на голоё тело». Потом он надел солоп, надел рубашку; подала она 50 рублей, все рублями. «Ступай, бери товару, хоть на десятку набери, а подай рубль — а скажи: всё в расчёте. На сотню набери, отдай 10 рублей и скажи: всё в расчёте. Набери ты на 200 рублей, отдай 20 рублей и скажи: всё в расчёте. И тебе скажут, што всё в расчёте».
Вынет денег десять, двадцать, а сунет в карман — денег всё не убывает. Набрал кое-какого товару, нагрузил три судна, и порядил он людей ехать с собой на три года, порядил рабочих. Вот они сошли эти рабочие и запировали в трактире. Эти дѐдья и пришли в этот трактир и говорят: «Што вы, от кого в роботники пойдитѐ?» — «Пойдём», говорят: «от вашего Ивана». — «Да Иван сам приходил, сам просился в роботники. Он не на смех ли вас порядил?»
Они как равно испугались. «Пойдём, найдём его!» Пошли, нашли его трехтире, а он сидит и пьянствует. Наставлено перед ним всяких водок. «Эх, вот мы пришли у тебя задаточку попросить». — «Эх! Берите сколько надо!» Они и говорят: «Што это дѐдья-то наврали!»
Вот они поехали за моря́. У Иванушки весь товар обрали в трое суточки, а у дедьей никто ницего не купил. Ванюшка взял весь товар откупил, и у его обрали весь товар и этот. Дедья сошли в трахтир, и Иванушка сошел в тот трахтир. И за́пили они. Вот они и спрашивают: «Што это у тебя денег объявилось вдруг много?» — «Ой вы, такие маковки, у меня теперь денег убыли нет, могу весь товар в городе перекупить. Мне, как жонка дала солоп, так мне от цясу́ денег все прибывает».
Вот они поили, поили; напоили его без цювствия, он и похвастал: «Знаю, што с моей жонки именного перстня не снять и патрету с ней не списать никому». А тут некоторые и говорят: «Может, она согрешит с кем-нибудь и гульнёт?» — «Нет!» И заложился за жонку все своим имуществом.
Доброй молодец и не знает ницего, торгует себе. Выторговался и поехал в родительской город. Открыл лавочку и объявился иноземным купцем, дешевых товаров навез. И этот — купциха живет месяц и в глаза не можот увидать. Вот и спрашивает: «Што же я ее не могу никак увидать?» — «Она никого не пускает и сама никуда не ходит». «Есть старуха такая, то там сказали ему, через неё ты, можот, нет ли достукать».
Взял бутылку вина да к ней. Приходит. «Баушка! Поставь-ко самоварцик, цяйку напиться!» Старуха сготовила самоварцик, старухе поставил бутылку вина, подал ей стаканцик и другой. Старуха охмелила. Вот он и говорит: «Баушенька! Нельзя увидать эту купциху?» — «Отцего? Можно!» — «Ах! Кабы ты мне сделала, на тебе 50 рублей деньги. Ежели я увидаю, то я ешшо тебе несколько дам». Старуха и говорит ему: «Приходи завтра ко мне». Он и пришел к ей; старуха и говорит: «Принеси большой сундук пространной, штобы тебе самому было систь».
Вот он и купил сундук большинской, пребольшинской. Старуха приказала мастера — навертели полный дыр его, и закрасили его, што есть, нет ли стёкла. А из сундука видать сквозь стёкла. Вот она, взятши, сходила к этой купцихе. «Госпожа купциха! Нельзя ли тебе принести сундука? Есть у меня дорогие вешшы накладёны; надо сходить к сестриче в гости, а у меня-то дома заложки те худые». — «А вот отнеси в эту спальню, поставь этто про̀сто».
Она порядила четырех человек, посадила в сундук; марш к ей в спальню и принесла. Она поставила против зеркала. Она пошла спать, в одной рубашке ее всю и видать ему в зеркале. Вот он списал патрет ее и увидал на груде бордовиця, промеж тѝтьками три волосинки цёрные — он и списал все это. И увидел, как она кольцё снимает и кладёт его на окошко. Через трои суточки приходит эта старуха по сундук и говорит: «Мне, говорит, унести его домой — часто ходить в его нужно!» — «А по мне ницего — отнеси!»
Вот выпустила она его из сундука, и говори он ей: «Вот тебе 500 рублей — возьми у ней перстень, он на окне лежит, и принеси мне». «И ты», говорит: «купи на рынке такой перстень — я и обменю его». Вот он сходил обменил перстень, 500 рублей дал. Старуха сошла пораньше, купциха спит, перстень и переменила. Старуха как принесла перстень, он взял перстень, лавочку прикрыл и домой отправился в свой город.