Ну, он не пошел на базар, а пошел в деревню. Доходит до деревни, мужик навстречу идет. Ведет кота. «А што, мужичек, куда ето кота повёл?» — «Да, дак у нас очень их много — я повел их удавить да бросить!» Видит, мужик бедный, конечно. — «А зачем — говорит — его давить? Продай мне!» говорит. — «А, пожалуй», говорит мужичек. — «Что же ты за него просишь?» — «А, дак чего я буду за него просить, коли я и так пувел его топить, што дашь, то и ладно». — «Нет, зачем, я так брать его не хочу». И подает ему сторублевую бумажку.
А мужик даже и не понял, што это за бумажка. А Иван-купеческий сын — так его звали. — «Ну, все ж таки — думает — купил я себе забаву». Повел он его в город, конечно. Тут много публики разнообразной. Шум, гам! Он испугался, стал биться и рваться, и каким-то образом скинул с себя ремешок и убежал. Долго пришлось ему гоняться за ним. А все таки пришлось упустить из виду. И так пришел ни с чем домой. И стал спать крепким сном. И когда пробудился, мать его и спрашивает: «Ну, што, Ваня, купил?» — «Ах, дорогая мама, нашел вещь, да денег мало! Вот еще бы сто рублей, дак пожалуй бы и купил». — «Ах, што-то больно дорого. Ты совсем меня разоришь!»
Мать дает ему другие сто рублей, и он взял ети сто рублей. Не пошел опять на базар, пошел опять в деревню, и увидал он охотника — несет он живого соболя. Ну, а соболь на вид — никудышный. Иван-купеческий сын спрашивает охотника: «А што же ты, бить его будешь или ростить?» — «Ну, куда нам его ростить в деревне, надо так и так убивать». — «Дак ты продай мне его!» — «Да, пожалуй!» — «А сколько бы ты за его взял?» — «Да и ценить то как его, больно он плохой, сколько дашь, столь и ладно». Потому он видит по внешности его, што человек не простой. И он вытаскивает сторублевую бумажку свёрнутую, и подаёт ему.
А мужик так очень обрадовался продаже своей и не стал рассматривать сторублевую бумажку — и подал ему соболя. А Иван-купеческий сын думает: «Да ето совсем другое дело. Хошь он и дрянной, а все ж таки не кошка, все ж таки очень ценная вещь». Несет он его в город, а соболь не привыкший к такой публике, конечно, хотя был завязан на ремне, не вытерпел, стал биться у его на руках. И сейчас же вырвался.
И долго пришлось Ивану опять гоняться за ём. Сколько ни просил он публику помочь, никто не в силах же — ето, ведь, зверь прыткий. Упеть упустил его из виду. Приходит домой опять усталый и ложится в спальню спать. А на утро будит мать его. «Ну, што же ты, сынок, купил? Што же ты, сыночек не хвастаешься?» — «Да куво тут купишь? Хотя и нашел получше вчерашнего, то так еще денег не хватает». — «Дак, ето што же такое?» мать с изумлением смотрит на него — «ежели будешь так ходить каждый день, пожалуй у нас и капиталу не хватит». А сын то думает: «Так или иначе, надо што-нибудь делать. Ну, да уж, мамаша, еще-то уступи сто рублей. Пускай уж будет триста, более уж тебя беспокоить не буду».
Прекрасная королевна Дружневна.
Хотя уж мать то-была страшно скупа, делать нечего. Уж так и быть. Вынимат опять ему сторублевую бумажку: «Ну, уж если сейчас не купишь, боле на глазах мне не показывайся!» Сын думает на уме: «И так уж теперь не придется видеться с тобой». Думает на уме: «Пойду на базар, што только теперь попадется, то и возьму, не буду ни с чем разбираться».
Когда приходит он на базар, несет навстречу ему мужик — какой-то деревенский, на вид так совсем никуды не гожий — старинное ружье. «А што, дядька, продаешь ружье?» — «Ну, конешно! Уж раз на базар, так обязательно продать придется». — «А што же оно у тебя стоит?» — «Да я не знаю, как вам пондравится, посмотрите прежде». — «Дак, я в них совсем ничего не понимаю. А то вот покажи, как им стрелять».
Мужик стал ему объяснять все ето, все приемы, как с ей обращаться. — «Ну и штож, ладно, говорит, а заряды-то у его есть?» — «Есть». — «А сколько зарядов?» — «Зарядов десяток». — «Ну, што оно теперь будет стоить?» — «Дак, наверно не забидите. Сколько дадите». Подает ему сторублевую бумажку. Мужик с восхищением взял ету бумажку. Некогда было ее рассматривать — так он пустился бегом в путь и до постоялого двора.
А Иван-купеческий сын с етой с винтовкой пошел и думает себе: «Вот как теперь — с торговли приходится охотиться». Приходит он домой. Мать спрашивает его: «Ну, што, как, Ваня, купил чего-нибудь?» — «Да, мама, шел, да заветил: што попадется, то и куплю. Вот и попала мне самого старого образца винтовка». — «А што ты ето умом рехнулся — етакое барахло покупать! А сколько же ты за его дал?» — «Дак вот ети известные триста рублей и дал за нее».
Мать даже не могла пошевелить своим языком. Даже и не знала, што сказать. Да как даст ему пощечину! И вот только он чуть-чуть устоял на ногах. И вот только он и сказал: «Вот, мама, чем ты меня благословила!» — «Да больше и нечем тебя благословлять! Так и владай на всю жизнь етим благословением!» Сын думает: «Ладно! Коли уж мать так сказала!..» Горько заплакал и вышел с отцовского двора.
Пошел он с етой старинной винтовкой, куда глаза глядят. Прошел он город, прошел и деревню, прошел он другую, прошел и третью. Да и думает себе: «Я ведь не по деревням шляться взял винтовку. Тогда какой же толк? А ведь надо мне запастись чем-нибудь». И вот были у его еще кой-какие деньжонки, приобрел он себе котомку, конечно; купил котелок, сухариков и повернул в лес. «Ну, уж, думает, теперь я жизнь буду проводить в лесу, не где-нибудь там, в шумном городе».
День идет, и другой идет, а третий день слышит какой-то шум и треск, визг и рев. Он не может понять, в чем дело. А все-таки думает себе: «Раз я охотник, я не должен никого бояться. Надо итти туда. Што такое там творится?»
Выходит он из лесу на песочную поляну, на етой поляне стоит страшный бой — двух могучих царей. А какие цари ето были? Один был царь зверей: звать его Лев Констинтинович. А один был змей, царь змей — Горинович. И вот они бьются, так утомительно уж. Проглядел он несколько часов на них.
Стал он реветь усиленным голосом к ним. Стал спрашивать, какая между ними вражда может быть. Два чу́довишша ети остановились. Стал объяснять ему лев: «Вот мы такие два животные. Один — царь зверей, другой — царь змеев. Поетому мы никовда не можем дружить. При любой стрече нашей, во всякое время, должны мы друг друга победить. Пока до тех пор мы будем биться, пока один одного не убьет. И вот ето все могу я вам рассказать».
Начинает Змей Горинович говорить: «А вот что, Иван-купеческий сын, который тебе покажется по сердцу: лев или я? За того ты можешь стоять. Если при нашей борьбе убьешь ты льва, то я тебя не оставлю и золотом, и серебром и драгоценными камнями, которых хватит у тебя на всю твою жизнь». — «Ну, нет — теперь лев говорит — если бы ты, Иван-купеческий сын, убил змея, я б ничего не мог так дать, а только один обручальный пе́рсень [перстень]. Хотя на вид-то уж не так завидный, но дельный». И вот опять они схватились драться. И вот давай они тут вертеться, кувыркаться во все стороны. И победа была ничья.
За все ето время Иван-купеческий сын сидел и думал: «Которо же будет ему лучше: или обладать такими несметными сокровищами змея — ну до чего же он казался ему противным, так что все сокровища ети не прельщали его нисколько. А уж лев-то, по крайней мере, хоть поглядеть то любо! Хоть он если меня не очень удовлетворит, ну сам-то он чистенький, красивый. Я думаю, он, вообще, в мире может принести менее вреда». И направил свое заржавленное ружье, и стал он целиться уловками в голову змея.
Настал его роковой момент и послышался выстрел. Как только после выстрелов змей сразу перевернулся. От которого сразу отшатнулся лев. Только поглядывает с удивлением: «Что ето будет дальше?» Ну и, в конце концов, подошел роковой момент етого змея — стал он затихать. Ну не мало повалил он лесу в етим месте своим могучим хвостом. В конце концов совсем уж утих.
Тогда сказал лев: «Ай-да Иван! Вот-дак, Иван-купеческий сын! Все ж-таки я должно-быть понравился вам лучше по сердцу». — «Ну, што — говорит Иван-купеческий сын — может быть настолько я понимаю, сколько петух ячменное зерно». — «Ну, должен я теперь вас отблагодарить. Хотя и на первый взгляд покажется не так интересным, а впоследствии может и пригодится».