Древние мифы были не единственным материалом, переработанным в популярной культуре после Второй мировой войны. Некоторые самые известные фильмы и манга послевоенной эпохи сами по себе стали дополнением к японской мифологии. Хоть они и не рассматривались как мифы в традиционном смысле, но выполняли схожую культурную роль и даже интегрировались со старыми идеями. Два из них привлекли наибольшее внимание как фанатов, так и знатоков: кайдзю, огромные монстры наподобие Годзиллы, и меха, гигантские роботы.

Кайдзю

(буквально «странные звери») появились в американских фильмах о монстрах 1930-х годов, таких как оригинальный «Кинг-Конг». Это были странные и загадочные существа родом из отдаленных уголков мира: Африки, Юго-Восточной Азии или островов Тихого океана. Эти места стали фетишем при колониализме, в то время их продолжали считать отсталыми в Японии, как и на большей части Запада. Однако фильм 1954 года «Годзилла» был задуман как нечто большее, чем просто демонстрация ужасов и экзотических монстров. Режиссер Исиро Хонда (1911–1993) хотел создать аллегорию об ужасах Второй мировой войны и опасности ядерного оружия. В результате получился мрачный, серьезный фильм, в котором чудовище символизирует силу природы, неудержимую и несокрушимую, уязвимую лишь для таинственного оружия одного ученого[147]. С помощью Годзиллы и его сородичей японская киноиндустрия породила новый миф, отражающий страхи и надежды современного общества.

В 1950-е и начале 1960-х на страницах манга для мальчиков появилась еще одна современная японская легенда — о гигантском роботе-избавителе. Его первое появление часто связывают с манга Осаму Тэдзуки 1952–1968 годов «Тэцуван Атом» («Могучий атом»), опубликованной в США под названием «Астро Бой». Эта манга повествует о роботе, созданном по образу мальчика и спасающем мир благодаря своим технологическим способностям. Серия имела огромный успех. Анимационный телесериал, основанный на манга «Тецуван Атом», дебютировал в 1963 году и стал первым еженедельным телевизионным аниме в Японии. Его популярность проложила дорогу новому этапу японской научной фантастики, в которой роботы обладали силой, обеспечивающей будущее человечества.

Конкуренты Тэдзуки быстро скопировали «Тэцуван Атом» как в манга, так и в аниме. Одной из чрезвычайно популярных конкурирующих франшиз стала «Тэцудзин 28» («Железный гигант № 28», 1956–1966), локализованная в англоязычном мире как «Гигантор». В этой серии действует гигантский робот, которым с помощью дистанционного устройства управляет мальчик, причем делает это от имени своего покойного отца — ученого, изобретателя робота.

Все это стало началом бума так называемых «суперроботов» в конце 1960-х — 1970-х годах. В этих сериалах (и манга, и телевизионных) главные герои, обычно мужчины, управляют гигантскими машинами. Такие манга, как «Мазингер Зет» (1972–1974), «Геттер Робо» (1974–1975) и другие, нашли формулу успеха. Люди в этих произведениях добросердечны, но часто бессильны без своих роботов. А роботы, хотя и являются источниками великой силы, сами по себе бесполезны без управляющих ими людей. Эти новые легенды напоминали мифологию американских супергероев, но отличались от нее: связав обычных, но добрых людей с мощными, но аморальными технологиями, «Суперроботы» создали веру в фундаментальную успешность человеческого развития даже перед лицом непреодолимых трудностей. Эти сериалы также предсказывали будущее, в котором технологии должны были встать на сторону добра. В первые десятилетия после Второй мировой войны этот посыл был не просто симпатичен людям, а необходим[148].

Сегодня фанаты и специалисты называют этих роботов меха, сокращенно от английского mechanism. Меха-аниме, манга и игровые фильмы стали таким же многообразным и популярным жанром, как и кайдзю. Они также претерпели множество изменений в последующие десятилетия. В 1979 году эпический мультсериал «Кидо сэнси Гандам» («Мобильный воин Гандам») зародил поджанр «настоящих роботов». Вместо того чтобы стать технологическим эквивалентом супергероев, роботы (многие называются Гандамы) стали просто оружием войны, таким как танки или реактивные самолеты. Их пилоты и связанные с ними военные подводили человеческую, нравственную основу под сражения роботов. Опираясь на реалии холодной войны, франшиза «Гандам» включала в себя не только отдельных героев и злодеев, но и целые цивилизации с конфликтующими философиями, которые вели войну, используя свои продвинутые машины. Этот новый поджанр доминировал в японской научной фантастике в 1980-х годах и до сих пор остается очень значимым.

Общая социальная неудовлетворенность, последовавшая за экономическим крахом Японии в 1990 году, породила еще один поджанр историй меха в популярных медиа. Этот сдвиг начался в 1995 году с неоднозначного телевизионного хита «Евангелион» (Синсэйки Евангелион), который по количеству крови и психологических страданий, а также философской глубине сюжета превосходил большинство предыдущих популярных аниме. Сочетая юнгианскую философию, христианские религиозные образы и акцент на психологии подростков, вынужденных участвовать в войне, сериал изображает мир технологий, вышедших из-под контроля из-за человеческой жадности и неспособности договориться. Роботы в этом мире стали биологическими чудовищами, метафорически подчеркивая проблемы общества — но не предлагая решений. Отражая в целом неопределенность нового статуса Японии и мира после холодной войны, «Евангелион» задал тон другим последующим работам о «психологических роботах». Подобно тому как кайдзю отражал тревогу, связанную с противостоянием силам природы, неподвластным человеческому контролю, механическая фантастика «психологических роботов» рассказывает о крушении мечты о прекрасном высокотехнологичном будущем, впервые реализованной в «суперроботах».

Не будет преувеличением называть мифами как кайдзю, так и меха-фантастику. Годзилла, «Тэцуван Атом» и их потомки оказывают огромное влияние на японскую культуру и общество. Несколько поколений выросли на историях о гигантских монстрах и роботах, сражающихся за будущее человечества. Хотя этим новым мифологическим персонажам не поклоняются, они действительно фокусируются на надеждах, страхах и мечтах людей как в Японии, так и за ее пределами. Эти истории также отражают то, как японское общество быстро адаптировалось к изменениям современного мира. Они предлагают новый для современной Японии фольклор, явно вымышленный и вместе с тем эмоционально резонансный.

«Экономическое чудо» — такими словами описывают быстрое восстановление Японии после Второй мировой войны. Примерно с 1965 года японская экономика начала расти, и к 1980 году Япония вернула себе место среди самых богатых и самых развитых стран мира, хотя всего тридцать лет назад она была полностью разорена. Когда Токио и другие крупные города были перестроены, они полностью преобразились. Офисные небоскребы и современные многоэтажки из стали и бетона формируют городские пейзажи сегодняшней Японии[149]. Эта новая среда породила собственный фольклор. В некоторых случаях современные городские легенды основываются на ранее существовавшем фольклоре, но порой они совершенно оригинальные.

Призраки и привидения — одна из самых распространенных тем. Такие легенды чаще передаются из уст в уста, а не в медиа. В эпоху Эдо родилась традиция рассказывать истории о привидениях, которая жива и по сей день. Одна из популярных практик — хяку-моногатари кайданкай, «встреча сотен историй о привидениях»: группа людей собирается вместе, чтобы провести ночь при свечах, рассказывая друг другу страшилки. Обычно рассказывают сто историй, и каждый раз, когда кто-то заканчивает свою, гасят одну свечу. Цель в том, чтобы слушатели дождались последней свечи, не разбежавшись при этом от ужаса. Такая практика возникла в середине эпохи Эдо как испытание мужества для юных горожан. Сегодня это чаще всего забавное мероприятие, на которое обычно собираются старшеклассники или студенты, чтобы пощекотать себе нервы.