— Мне нечего тебе сказать, — прорычал я, и она повернула голову, чтобы посмотреть на меня, угол ее шеи был неестественным. Ее глаза были двумя впалыми ямами черного цвета, а темные вены под кожей пульсировали и смещались, как тени в ней. При одном взгляде на нее моя шея затрещала, а ненависть к ней превратилась в ядовитое существо, которое плевалось ядом в моей груди.

— Однажды, очень давно, я познала вкус любви. Любовь обнажает тебя; она делает тебя дураком, — шипела она.

— Тогда я дурак, — сказал я в пустоту.

— Мой дурак, — сказала она, улыбнувшись, прежде чем снова отвернуться и повести меня дальше.

Во дворце стоял шум, который я не мог игнорировать, мой Вампирский слух не позволял мне отвлечься от него. Чем ближе мы подходили, тем сильнее становился шум, и меня охватил ужас, когда я понял, что это такое. Повстанцы были схвачены и подвергались пыткам где-то в глубине этого места, их крики окрашивали внутренности моего черепа в красный цвет.

Трудно было поверить, что это тот самый дворец, который я посещал, когда здесь останавливались Дарси и Тори, убежище, где я на какое-то время познал радость, хотя теперь эти дни казались такими мимолетными. Я жалел, что не держал их крепче, но еще больше я жалел, что не взял всех, кого любил, и не убежал куда-нибудь далеко за пределы Солярии, в убежище, где Лайонел никогда не смог бы нас тронуть. Однако другие королевства не были столь гостеприимны. Вольдракия на юге была диким королевством, а за океаном, на востоке, Увядающая Земля была истерзанным войной миром, где Элементали были разобщены, а диктаторы управляли своим народом. Нет, поразмыслив, я бы никогда не убежал; Солярия была моим домом, и я бы сражался за нее до тех пор, пока не осталось бы ничего, за что можно было бы сражаться.

Когда я приблизился к звукам криков, до моего слуха донесся голос, от которого у меня заколотилось сердце.

— Я никогда не дам тебе того, чего ты хочешь, — прошипел Габриэль. — Никакая боль в этом мире не заставит меня раскрыть хоть одно мое видение.

— Посмотрим, — ответил Лайонел, и я, действуя инстинктивно, бросился вперед со скоростью моего Ордена.

— Габриэль! — в ужасе закричал я, когда Лавиния с такой силой дернула меня назад вместе с тенями, что я упал на пол.

Мое горло горело, когда тени душили меня, сдавливая так сильно, что кровь стучала в ушах, и наконец ослабли настолько, что я смог снова дышать.

— Провидец? — она взволнованно задыхалась, хлопая в ладоши, прежде чем поднять меня на ноги и увлечь за собой. — Папочка хорошо поработал.

Во имя звезд, нет. Как эта ночь могла стать еще хуже?

Паника охватила меня, когда она повела меня вверх по лестнице, и я увидел Габриэля на коленях перед Лайонелом, который пытался вдохнуть воздух в свои легкие.

— Остановись! — крикнул я, когда Лавиния тенью прижала меня к себе, не давая мне пройти к моему Союзнику Туманности. Мне было физически больно от того, что я был беспомощен перед этим, и это ощущалось как последний удар и без того сокрушительного поражения.

Лайонел посмотрел на меня с любопытством, его брови изогнулись дугой, пока он рассматривал пленника своей королевы. Два сверкающих сиреневых крыла Пегаса с радужным блеском лежали на полу позади него, и мой желудок сжался от ужаса, когда я узнал в них крылья Ксавьера.

У меня задрожали руки, когда я задумался, кто вообще остался в живых после битвы, и жестокость заставила мои мышцы напрячься от желания отомстить.

— Лэнс Орион. — Лайонел грубо улыбнулся, подойдя ближе, и я оскалил зубы, выпустив клыки в угрозе смерти, которую я хотел бы осуществить. — Молодец, Лавиния. Передай его мне. Я прикажу Варду извлечь его воспоминания, а затем казню его лично.

Я едва почувствовал удар от этих слов, смерть казалась такой незначительной угрозой, когда была направлена на меня. Мне были важны люди, которых я любил. Например, Габриэль, который продолжал биться на полу, вцепившись пальцами в горло, пытаясь вдохнуть воздух, но Лайонел держал все под контролем.

— Отпусти его, — приказал я, мои слова были размеренными и пульсировали силой, но Лайонел не проявил ко мне никакого интереса.

— Давай, Лавиния. Передай его мне, — Лайонел нетерпеливо махнул рукой. Он все еще был заляпан кровью, окрашенной смертями, которые он принес сегодня ночью, и было ясно, что его аппетит и близко не утолен.

— Нет, — просто сказала Лавиния, когда рука Лайонела опустилась на мою руку, крепко сжав ее, а в его глазах застыло чудовище, жаждущее еще больше крови.

Лайонел нахмурился и в замешательстве повернулся к стоявшему рядом со мной призраку. — Нет? — спросил он, словно никогда в жизни не слышал этого слова.

— Этот — мой. Он заключил со мной сделку. — Она дернула за мой ошейник с помощью даров своей темной силы, и я вырвался из хватки Лайонела в ее. Игрушка для жевания для двух бешеных собак.

Лавиния привстала на цыпочки, чтобы провести языком по моей щеке, и я вздрогнул от ее ледяного прикосновения, хотя и не сопротивлялся. Теперь, когда я был связан с ней, я не мог. Это была цена сделки, которую я заключил. Мое тело принадлежало ей, и я только сейчас начал по-настоящему осознавать, насколько ужасающей была эта реальность.

Слова Смертельных Уз звенели в моей голове, как удары самой судьбы. «Твое тело будет добровольно принадлежать мне в течение трех лунных циклов, и когда это время истечет, я освобожу Дарси Вегу от ее проклятия».

Ключевое слово, гребаное «добровольно».

Я посмотрел на своего Туманного Союзника, когда его лицо посинело, а мой пульс заколотился еще яростнее.

— Отпусти его, — прорычал я, но Лайонел снова сделал вид, будто я ничего не говорил, его взгляд был устремлен на Лавинию.

— Какая сделка? Это не было частью плана, — шипел он.

— Я связала проклятие Вега с ее единственной настоящей любовью, — сказала Лавиния, в ее тоне сквозило веселье. — Теперь он согласился заплатить за это тремя месяцами пыток. Разве это не прекрасно, папочка?

— Зачем тебе соглашаться на такое, если вместо этого ты можешь его убить? — громовым голосом потребовал Лайонел, его явно раздражало отсутствие контроля над ситуацией. Его глаза вспыхнули зеленым светом, а радужки превратилась в две рептильные щели, излучая жар.

— Потому что пытки Элизианской Пары девчонки Вега — это гораздо большее наказание, чем любое другое, которое я могла бы ей предложить. Он согласился, что он мой, телом и душой. — Она улыбнулась своей дикой, безумной улыбкой, в которой совсем не было человечности.

— Лайонел, — огрызнулся я, рванувшись вперед, чтобы попытаться подойти к Габриэлю, который дергался и начал терять сознание.

Глаза Лайонела метнулись ко мне, и он ударил меня в брюхо ударом магии воздуха, от которого я сложился вдвое и тяжело пропыхтел. — Не обращайся ко мне так неформально. Я — твой король. Правитель Солярии, а ты всего лишь грязь на полу моего дворца.

— Это был ты, не так ли? — прорычал я, эмоции переполняли мои слова, а сердце разрывалось на части и истекало кровью. — Ты убил Дариуса.

Боль от его потери обрушилась на меня, как штормовые волны на берег, и я не представлял, как смогу оправиться от нее. Он был моим столпом уверенности, когда весь остальной мир рушился, человеком, который поддерживал меня после того, как я потерял все. Он был одной из немногих вещей в этом мире, ради которых стоило просыпаться после потери Клары, и это не было связано с узами Хранителя Лайонела, это было потому, что Дариус был братом, выбранным для меня судьбой. Он был одной из единственных хороших вещей в этом забытом мире, который предложили мне звезды, а теперь они забрали его, даже не дав мне возможности попрощаться.

Губы Лайонела скривились в насмешливой гримасе. — Да. Мой никчемный сын-предатель мертв. И теперь мы знаем, кто является величайшим Драконом из когда-либо живших. Хотя раньше в этом почти не было сомнений…

В следующее мгновение я был на нем, мои кулаки врезались в его ребра, а клыки впились в кожу его плеча, пока я искал магию, необходимую мне, чтобы убить его, но прежде чем я успел попробовать хоть каплю крови, Лавиния дернула за поводок, заставив меня вернуться к ней за спину, где я рухнул на пол на колени.