Впрочем, едва шагнув за порог, Адриан понял, что многого здесь не узнаешь. От дома ничего не осталось, кроме каменных стен, и даже их поверхность была оплавлена. В подвале, в грязи и пепле, продолжала работать Цунами с помощниками, но Адриан видел по выражению их лиц, что они просто следовали формальному протоколу. Никто, в сущности, не надеялся, что обыск чем-то поможет.

Адриан все же вошел, осторожно ступая вдоль несущей стены. Он был удивлен, обнаружив, что на стенах коридора и комнаты слева сохранились остатки обгоревших обоев, а на крючке даже висит полотенце, но потом понял, что видит интерьер соседнего дома. Стена, разделявшая их, исчезла.

Он сделал еще несколько шагов, сам не понимая, зачем ему это нужно. Он не сразу заметил, что Руби и Оскар задержались на пороге, оглядывая пустое пространство, бывшее некогда домом Новы. Смотреть было действительно не на что.

Внимание Адриана привлекло какое-то движение, и он подбежал к овальному зеркалу, висевшему над раковиной в дальней ванной комнате. Керамическая раковина треснула пополам, а половина зеркала помутнела от химического взрыва, остальная его поверхность покоробилась и искривилась. Движение, которое заметил Адриан, было его собственным отражением в зеркале.

Вернее, так ему сначала показалось, но секундой позже в отражении мелькнуло другое лицо. Девушки, бледной и перепуганной, и смутно знакомой… Адриан вздрогнул, но не успел даже удивиться, как призрак исчез.

На него смотрели его собственные глаза, широко открытые и немигающие. Адриан протер стекло ладонью в надежде сделать изображение четче.

Великолепно. Мало ему страданий от разбитого сердца и горечи предательства, так теперь Кошмар является ему в галлюцинациях.

Кошмар.

Только сейчас Адриан понял, насколько подходит ей это прозвище.

До боли сжав зубы, он вернулся в коридор.

– Это бесполезно, – буркнул он, протискиваясь к выходу мимо Руби и Оскара. – Давайте вернемся в Штаб, узнаем, как дела у Данны.

У выхода Адриан чуть не врезался в худенькую фигурку и отскочил.

– Ой, извини, Сорока, – обратился он к девочке в респираторе и с вечно хмурым взглядом. – Я задумался, – он неопределенно взмахнул рукой. – Здесь у вас будет не так много работы. Тут мало что осталось для зачистки.

Понурившись, он хотел ее обойти.

– Ты наверное чувствуешь себя полным дураком.

Адриан замер.

Высокомерный тон Сороки вызвал в нем волну гнева и стыда. Он открыл рот, чтобы ответить резкостью, но желание угасло – он понял, что она права.

– Ну да, – пробормотал он, – и это тоже.

Сорока облокотилась о лестничные перила. Двое других членов команды уборщиков возились на улице возле микроавтобуса с эмблемой Отступников, распаковывая коробки с оборудованием.

– Мне она никогда не нравилась, – заявила Сорока.

Припомнив, что и Нова каждый раз ощетинивалась при виде Сороки, Адриан скрипнул зубами.

– Я почти уверен, что это у вас взаимно.

– А ее браслетик мне все-таки понравился, – Сорока стянула респиратор, не сводя глаз с крепко сжатого кулака Адриана. Он инстинктивно отдернул руку. – Что ты, кстати, собираешься с ним делать?

Опустив взгляд, Адриан не без опаски разжал кулак. На ладони блеснул браслет Новы. Изящная медная филигрань, украшавшая ее запястье всегда, сколько он помнил, а скорее всего, намного дольше. Застежка, которую он однажды починил, еще не зная, кто такая Нова, что она за человек.

Что она будет значить для него.

А еще здесь была звезда. Слабо светясь, она отбрасывала золотые лучики, в которых плясали пылинки. Она была теплой на ощупь, и с тех пор, как он снял браслет с запястья Новы, ему временами казалось, что крохотный шарик пульсирует, словно живой.

Ему хотелось понять, зачем Нова забрала звезду у статуи в подвале. Хотелось узнать, чем она была, на что способна, и откуда вообще взялась. На его рисунке никакой звездочки не было, зато она точно была во сне Новы, том самом, который он постарался воспроизвести.

От всего этого голова у него шла кругом.

Но в глубине души ему больше всего хотелось избавиться от этой вещицы и никогда ее больше не видеть, потому что, держа этот браслет в руке и вспоминая ту ночь в рукотворных джунглях и тихое дыхание Новы, заснувшей в его объятиях, Адриан буквально цепенел.

Оказалось, что она Кошмар. Все это время была ею.

– Не знаю, – выдавил он наконец, снова сжав кулак, скрыв мерцание звездочки. – Передам в отдел артефактов, наверное.

– Можешь отдать его мне, – сказала Сорока, чуточку слишком торопливо, чуточку слишком настойчиво.

Адриан напрягся.

Заметив, что подошла слишком близко, Сорока поспешно сделала шаг назад.

– В смысле, я могу отнести его в Штаб. Сдам вместе со всем остальным… Ну, знаешь, со всем, что мы сегодня здесь найдем. Занесу в каталог и… Ну, словом, позабочусь, так и быть, ради тебя.

Пальцы Адриана сами сжались крепче. Неосознанное предчувствие подсказывало ему, что он не должен расставаться с браслетом. Ему еще предстояло раскрыть его тайну.

И вообще, что-то в лице Сороки ему не нравилось. Настораживала ее настойчивость. Интуиция подсказывала Адриану, что девчонка врет. Донесет ли она браслет до Штаба?

Надежда в глазах Сороки угасла, сменившись привычной угрюмостью. Но она не убрала протянутую руку.

– Давай-давай, Скетч. Это моя работа, не твоя.

Сверля взглядом ее руку, Адриан укорил себя за сомнение. Сорока входила в группу уборщиков. Она была Отступником.

Ему вдруг стала ненавистна мысль о том, чтобы еще хоть на минуту оставить звезду у себя.

– Вряд ли вы еще что-то здесь найдете, – сказал он. – Но это, по-моему, неважно, – почти против воли он все-таки положил браслет на ее раскрытую ладонь. Сорока мгновенно отдернула руку, словно боялась, что он передумает.

– Только не потеряй. Этот браслет был чем-то важен для Но… для Кошмар. Он может сыграть роль в расследовании.

Сорока только хмыкнула.

– Ты меня за новичка принимаешь? – она сунула браслет в карман форменных штанов и, не прибавив ни слова, шагнула внутрь разрушенного дома.

На душе у Адриана стало легче – совсем чуть-чуть – от того, что он расстался с браслетом. Чем скорее он перестанет перебирать в памяти счастливые моменты в обществе Новы Маклейн, тем лучше.

Волны залива Хэрроу Бэй бились о борта маленького катера, заливая палубу. Сидя в каюте на привинченной к полу пластиковой скамье, Нова смотрела в запотевший иллюминатор, стараясь не обращать внимания на двух охранников. Те как вкопанные стояли по обе стороны каюты, не сводя глаз с Новы.

Не считая конвоиров, она была одна – единственная заключенная на этом рейсе в печально известную тюрьму Крэгмур. Нова видела, как она вырастает впереди из густого тумана и ледяных волн, подобно средневековой крепости, окруженная неприступными утесами и неприветливым морем. При виде ее Нову пробрала дрожь – впрочем, виной тому мог быть и промозглый воздух.

Когда они причалили к обветшалой пристани, цепь, соединявшая ее наручники с железным кольцом в полу, отцепили. Подхватив ее с двух сторон под локти, конвойные потащили Нову с лодки на берег, старательно избегая соприкосновения с ее кожей. Один из них приветливо кивнул на прощание капитану, а тот в ответ приподнял фуражку. Нова едва не рассмеялась, до того нормальным выглядел этот маленький обмен любезностями здесь, на этом суровом острове, где не могло быть ничего нормального.

На пристани дожидались еще двое охранников и начальник тюрьмы. Нову втолкнули в тесный автомобиль и снова приковали за запястья, на этот раз к крюку на потолке. Все были немногословны. Охранник, севший за руль, переговаривался с начальником, но так тихо, что Нова не могла расслышать ни слова из-за рева мотора. Она и сама ничего не имела против того, чтобы ее оставили в покое, и рассматривала крепостные стены, пока машина виляла по узкому серпантину, поднимаясь на вершину скалы.