2. У меня нет права злиться

Шизуко — мать двоих взрослых детей, ей 49 лет. Вскоре после приезда в Канаду в качестве иностранной студентки, в возрасте 21 года, у нее диагностировали ревматоидный артрит. Ее родная мать умерла, когда Шизуко было четыре года, после чего отец женился на ее тете, сестре ее матери. «Мачеха больше любила бизнес, чем детей», — говорит она. Отец потворствовал всем ее желаниям, но чаще всего находился в разъездах.

Шизуко развелась со своим эмоционально отстраненным мужем пять лет назад. «Мой брак был сущим кошмаром. Когда я жила с мужем, я все время уставала, воспитывая детей. [Усталость — распространенный симптом при ревматических заболеваниях.] Бывало, я не вставала с дивана до трех часов дня, а муж при этом постоянно жаловался: „Ты ничего не сделала, пальцем не пошевелила“. Он говорил, что я использую его, чтобы получить талон на бесплатное питание».

«Вы когда-нибудь испытывали гнев?»

«Да, я постоянно на него злилась».

«Вы как-то выражали свой гнев?»

«Нет… Так уж меня воспитала мачеха, мне не следует злиться».

3. Если я буду злиться, меня не полюбят

Алан, у которого обнаружили рак пищевода, был несчастлив в браке. Как вы помните, он считал, что его жена не способна быть «романтичной, сердечной, такой, какой он бы хотел ее видеть».

«Каким образом вы выражали свое недовольство? Вы когда-нибудь злились по этому поводу? Вы когда-нибудь чувствовали из-за этого гнев?»

«Сложно понять, потому что теперь я злюсь постоянно. Сейчас мы обсуждаем это гораздо чаще».

«Что происходило с вашим гневом до того, как у вас обнаружили рак?»

«Я не знаю. Понимаю, к чему вы клоните, и это, скорее всего, правда».

«Когда вы впервые стали подавлять гнев?»

«Хороший вопрос. Не уверен, что я много думал об этом. Наверное, так происходит из-за желания понравиться. Если ты злишься, люди тебя не полюбят».

4. Я в ответе за все на свете

Лесли, 55-летний социальный работник, также объясняет свою болезнь — в его случае язвенный колит — стрессами в отношениях. «Это началось во время моего первого брака. Было много стресса, и тогда я чувствовал себя хуже всего. Потом долгое время все было не так уж и плохо. Сейчас у меня иногда бывают кровотечения, но незначительные.

С первой женой мы всегда жили как на американских горках. Мне кажется, она не хотела вносить свой вклад. У нас никогда не было партнерских отношений. Мне приходилось думать за нее. Это было безумно сложно, ведь я должен был думать о том, что мы могли бы сделать вместе. Она никогда не говорила мне о том, чем хочет заняться. Я решал даже, на какой фильм мы пойдем вдвоем».

«Вас не устраивала эта роль?»

«Разумеется».

«Что вы делали со своим недовольством?»

«Проглатывал, нет никаких сомнений. Я не мог ссориться, потому что тогда она говорила: „Значит, у нас неудачный брак“. Конфликт с ней считался показателем плохих отношений.

Мне приходилось вести себя крайне осторожно. Когда я стал встречаться с Евой, на которой сейчас женат, мы иногда ссорились, и в ответ я начинал улыбаться. Я говорил ей: мне нравится, что мы можем ссориться и расходиться во мнениях, и она не собиралась бросать меня из-за этого. Я определенно боялся того, что люди уйдут от меня, бросят».

Прошло несколько месяцев после проявления первых симптомов болезни, прежде чем Лесли обратился за медицинской помощью: «Я не был готов признать свою уязвимость перед проблемами. Во многом это было связано с моим перфекционизмом, желанием быть в полном порядке, не иметь никаких проблем».

Когда Лесли было девять лет, его отец неожиданно скончался от сердечного приступа, а спустя два года он столкнулся с внезапной смертью своего брата от аневризмы мозга: «После этого у меня появился навязчивый ритуал, который я проводил каждую ночь, привычка, которая помогала мне убедить себя, что никто не умрет; я повторял: „Не умирай, только не умирай…“ Это был способ контролировать людей, которые меня окружали, чтобы они оставались в живых.

Как-то раз я разговаривал со своим психиатром и сказал: „Я бросил этот ритуал; не знаю, куда он делся“. А потом неожиданно все понял: „Я знаю, во что он перешел. Я стал социальным работником и теперь пытаюсь спасти мир!“

Я испытывал огромный стресс, когда в своих попытках спасти мир терпел неудачи. Из-за стресса я два или три года не ходил на работу. Наконец я осознал, что не могу спасти мир. У меня даже есть мантра, которую я придумал вместе со своим психиатром: „Я буду проводником, а не Богом“. Мне это помогает».

«Значит, вы считали, что вся эта жуткая неразбериха в мире — ваша вина?»

«В какой-то момент я стал думать, что моя вина это или нет, но я должен стать тем, кто это исправит».

«Как это сказалось на вашей работе?»

«Ну, если у моих родителей… то есть я имею в виду клиентов, дела шли не очень, мне казалось, что мне не хватает знаний. Я должен знать больше и развивать свои навыки. Мне было необходимо найти правильное решение, работать усерднее, читать больше, посещать обучающие семинары».

Налицо оговорка по Фрейду, Лесли заменяет родителей на клиентов. Он не просто стал главным другом и утешителем для матери после смерти отца и старшего брата; как оказалось, ему эта роль была отведена с самого рождения.

«Моя мама очень хотела, чтобы я был счастлив. Она всегда переживала из-за этого. В детстве я пытался быть счастливым. Я не ведал, что такое депрессия; я даже не знал, что такое грусть.

Мама говорила, что я добродушный ребенок, в отличие от моего брата. Я был настолько добродушным ребенком, что она могла разбудить меня среди ночи, поиграть со мной какое-то время и вернуть обратно в кровать, и я снова засыпал».

«Зачем она это делала?»

«Думаю, ей было одиноко или требовалось внимание».

«Поэтому вам пришлось трудиться… с младенчества».

«Брак родителей был настоящим кошмаром. Они постоянно ругались — это было ужасно, вплоть до смерти отца. Моя работа заключалась в том, чтобы делать маму счастливой».

5. Я могу справиться с чем угодно

Дон — государственный служащий, ему 55 лет. Из-за рака кишечника Дону удалили часть толстой кишки. Он испытывал непреодолимое желание проявлять гиперответственность в своей профессии. «Загруженность на работе пробуждает во мне ярость, — говорит он. — Не уверен, что ярость подходящее слово, скорее просто недовольство. В то время я был не в состоянии справиться с тем объемом работы, который на меня навалился».

«Как вы поступали в этом случае?»

«Когда я чувствовал напряжение, то выходил прогуляться, чтобы успокоиться, а затем возвращался, с головой погружался в работу и заканчивал ее».

«Вы не пробовали подойти к тому, кто дает вам работу, и сказать, что ни один человек не справится с таким объемом работы?»

«Ни разу этого не делал. Потому что я могу справиться с чем угодно. Моя цель была стать человеком, который рассматривает больше всех дел в отделе».

«Зачем?»

«По нескольким причинам. Во-первых, инстинкт соперничества. Во-вторых, мне хорошо платят, поэтому я должен выполнять свою работу на отлично. Я всегда придерживался подхода: вы даете мне работу, я ее выполняю. Если дадите мне больше работы, я сделаю больше, а если дадите меньше работы, то сделаю меньше».

«А когда персонал сокращали и меньшее количество людей было вынуждено выполнять такой же объем работы?»

«Тогда я выполнял большую часть работы. На самом деле я сам часто подходил к тем, кто жаловался на сильную загруженность, и забирал у них работу. У меня оставалось какое-то чувство вины, связанное с тем, что я мог бы лучше выполнить свою работу. Всегда можно сделать больше и лучше.

Я гордился тем, что стал человеком, который может сделать больше, чем кто-либо другой».