Когда Магда поняла, что традиционные методы лечения мало чем способны ей помочь, она обратилась к психотерапии. Глубоко скрытый гнев по отношению к родителям, который она подавляла с детства, начал прорываться наружу:
«Меня заклинило на внутреннем переживании гнева, направленном на отца, потому что в детстве он сильно вопил, орал и пугал меня.
Гораздо более серьезную проблему представляли собой мои отношения с матерью. Я думала, у нас все было прекрасно, что мы не разлей вода — она была моей подругой, моей поддержкой и союзником. Она была тем человеком, который часами выслушивал меня, когда я возвращалась домой из школы. Я чувствовала, что мы близки, что она меня понимает и все такое. Потребовалось немало психотерапевтических сеансов, чтобы понять тот факт, что на самом деле это были очень низкопробные отношения. Пытаясь меня всячески защитить, она причиняла мне вред. Она заставила меня чувствовать себя неполноценной, как в обществе, так и наедине с самой собой. Не помогла мне повзрослеть и стать самостоятельной личностью. Она обращалась со мной из добрых побуждений как с маленьким ребенком.
Было еще кое-что — она рассказывала мне истории о холокосте. Другим детям родители рассказывали сказки, а мне — истории о холокосте… со множеством неуместных деталей».
«Вы думали, что вам не следует об этом знать?»
«Это было неприемлемо для ребенка трех-четырех лет, тогда она и начала мне их рассказывать. Не припомню, чтобы когда-нибудь прекращались эти бесконечные рассказы о том, как из-за меня чуть не погибла вся семья, когда мы пересекали границу, чтобы сбежать из Польши. Я успокаивалась только на руках у матери, но была тяжелой. Споткнувшись, мама упала и выронила меня в реку. Чтобы не дать мне утонуть, родители стали звать других на помощь, после чего почти всех перестреляли. Потом мама вывихнула плечо, и с тех пор оно так и не встало на место.
Родители никогда не говорили, что без меня их жизнь была бы проще. Я была желанным ребенком. Они любили меня. Но я не могла избавиться от ощущения, что проблема была во мне».
Учитывая травму, которую перенесли ее родители, и условия, в которых она росла, решение Магды игнорировать свои предпочтения было почти неизбежным. Такой выбор сделал ее чрезвычайно подверженной стрессу. Она оказалась в ловушке, продолжая работать в лаборатории с новым руководителем, и это спровоцировало мучительные боли в животе, которые она испытывала. В такой ситуации она не могла постоять за себя, точно так же как в детстве, в своем родном доме. Причина ее боли, как она выяснила, была связана с ее бессознательным подавлением гнева.
Мы уже говорили о том, что внутренние ощущения — это важная часть сенсорной системы нашего организма, которая помогает нам оценивать окружающую обстановку и определять, не опасна ли ситуация. Внутренние ощущения усиливают восприятие того, что эмоциональные центры мозга считают важным и передают это через гипоталамус. Боль в кишечнике — один из сигналов, с помощью которого организм посылает нам сообщения, на которые мы не можем закрыть глаза. Поэтому боль — это также способ восприятия информации. С точки зрения физиологии болевые пути передают информацию, которую мы блокируем и не можем получить напрямую. Боль — это важный дополнительный способ восприятия информации, который предупреждает нас, когда наши основные способы восприятия информации не работают. Она предоставляет нам данные, когда мы не обращаем внимания на то, что подвергаемся опасности.
У Фионы, чьи боли в животе сначала приписывали «спастическому колиту», а затем СРК, было менее напряженное детство, чем у Магды. Тем не менее ее постоянный страх, связанный с тем, что она не принимает себя, вызывает сильный эмоциональный резонанс.
«Я считаю, что теперь, будучи взрослым человеком, я понимаю своего отца и то, что он не специально осуждал меня за все, что я делала. Однако он постоянно критиковал и давал оценку. Когда мне было семнадцать лет, я говорила своей подруге из Калгари, что у меня еще не было настоящей работы и что мое резюме не идет ни в какое сравнение с резюме моих брата и сестры. Из-за папы мне всегда казалось более важным, что будет написано в моем резюме. Я не думала просто заниматься тем, что мне нравилось».
«Когда в детстве вам было плохо, вы когда-нибудь обсуждали это с родителями?» — поинтересовался я.
«Физическую боль. Но душевную — никогда. Мне не нравилось об этом говорить. Не знаю почему. Наверное, это слишком личное. Теперь у меня получается это гораздо лучше. Пять лет назад я бы ни за что на свете не стала рассказывать вам об этом».
Когда я брал интервью у Фионы, главным источником стресса в ее жизни был брак. Она жила со своим мужем восемь лет. У нее было двое детей. «Мой муж страдает от депрессии и панических атак. Сколько я его знаю, он всегда испытывал это. Он отличный парень, и я его очень люблю. Он добродушный человек, но заботиться о нем так утомительно. Я стала для него матерью. У меня трое детей: одному тридцать девять лет, другому шесть, а третьему два года».
«Вы осознаете эти проблемы. Возможно ли, что ваша боль отражает что-то еще, на что вы не обращали внимания? Возможно, боли, которые вы испытываете, не столько проблема, сколько ваши внутренние ощущения, которые пытаются вам что-то сказать. Когда вы игнорируете эмоциональные сигналы, ваше тело говорит: „Ладно, вот тебе более ощутимые сигналы“. Если вы не обращаете внимания и на них, то у вас действительно большие проблемы».
Спустя неделю после этого разговора Фиона позвонила мне снова. Она призналась, что у ее мужа была серьезная проблема с наркотиками, которую она долгое время игнорировала. Она подавляла свое беспокойство и гнев в попытке сохранить детскую надежду на то, что он бросит наркотики сам. В результате нашего разговора она начала переосмысливать свою ситуацию.
Среди трех женщин, о которых я рассказываю в этой главе, у Патрисии, которая страдала от синдрома раздраженного кишечника и гастроэзофагеального рефлюкса, было самое трудное с точки зрения психологии детство. Она росла не только отрицая себя, но и с ощущением того, что с самого начала была нежеланным ребенком.
«Я знаю, что была нежеланным ребенком. Не уверена, когда именно я впервые осознала это — будучи подростком или уже во взрослом возрасте. Я думала о том, что говорила мне мама, и поняла, что признаки этого были заметны с самого детства. Тогда я этого не осознавала. Я просто понимала, что чувствовала себя некомфортно. Она всегда говорила: „Знаешь, мне кажется, ты не из нашей семьи. Думаю, в роддоме нам дали чужого ребенка“. Она говорила об этом с улыбкой на лице. Разумеется, когда люди говорят что-то серьезное, они часто делают вид, что шутят».
Пациенты с симптомом раздраженного кишечника чаще других испытывают симптомы во всем теле. Чувствительность к боли — например, при мигрени — проблема, которая часто встречается у пациентов с СРК. Этот факт можно легко объяснить, если понимать, каким образом стрессовые ситуации влияют на сенсибилизацию нервной системы. Повышенная чувствительность к боли может принимать генерализованную форму, как это показывает история болезни Патрисии. Помимо СРК и гастроэзофагеального рефлюкса, Патрисия страдает от других заболеваний, включая интерстициальный цистит и фибромиалгию.
В исследовании, проведенном в Университете Северной Каролины, было установлено, что большинство женщин с СРК подвергались жестокому обращению. Ученые также выяснили, что врач пациента знал о его психологических травмах только в 17 процентах возможных случаев. Когда медицинский подход к лечению исключает историю жизни больных, врачи лишаются эффективных способов лечения. В результате они склонны цепляться за новейшие чудодейственные средства. Наглядным и отрезвляющим примером является случай с недавно выпущенным «чудодейственным препаратом» от синдрома раздраженного кишечника.
24 октября 2000 года «Медикал Пост», еженедельник, который читают многие канадские врачи, опубликовал статью с броским заголовком: «Новый препарат снимает симптомы СРК у женщин». В статье сообщалось о том, что новое лекарство, Алосетрон[27], «в результате клинических испытаний доказало свою безопасность и хорошую переносимость, а также то, что оно мгновенно эффективно снимает боль и облегчает работу кишечника у пациентов с СРК, особенно у женщин с выраженной диареей». Ведущий канадский специалист одобрил этот препарат и выразил надежду на то, что другие последуют его примеру: «У врачей появится потенциально эффективный метод лечения СРК… Пациенты с СРК чувствуют разочарование из-за того, что на самом деле мы не понимаем, что вызывает у них симптомы. Некоторым из этих пациентов не становится легче».
