…тут что город, то норов, что село, то свой особенный обычай.[46]
намекая на распространенность такого явления и полное отсутствие какого-либо контроля над ним.
Юродивые – от ст. – слав. оуродъ, юродъ – «дурак, безумный» – «божьи люди», аскетичные религиозные подвижники или просто – отроду сумасшедшие. Народ их очень любил, и особенно – женщины. Считалось, что юродивые способны исцелять нервно-психических больных.
На лечение к ним везли «…детей с „молоденской” болезнью („молоденская” – родимчик, eclampsia), одержимых падучей болезнью (epilepsia), испорченых женщин, т. е. истеричных (hysteria – порча, по-народному), сумасшедших, алкоголиков и т. под.» По народному воззрению во всех таких больных вселяется нечистый дух, дьявол.[47]
Лечили они водой, некоторые – беседой, или бормотали какие-то слова, которые служили подсказкой – какого рода у страждущего заболевание.
Священники (батюшки, попы). Души и тела прихожан с помощью молитв, креста, святой воды спасали священники. И хотя за сходство методов их можно было сопоставить со знахарями, в них видели колдунов или ворожей. Возможно, так повелось с тех времен, когда колдунов как служителей дохристианских культов сменили православные священники.
Так, и колдун, и священник имеют весьма похожую внешность (длинная борода и волосы, длинные ногти и т. п.), выделяются особой одеждой (подрясник, ряса, фелонь – у священников, бессезонный овчинный тулуп, подпоясанный кушаком – у колдунов), используют специальные ритуальные предметы (кадило, потир, звездица и пр. – в церковной практике, особые сосуды с водой, кости животных, громовые стрелы и пр. – в народной культуре).[48]
Лечебно-магическая функция, приписываемая священнику в народе, не противоречила сложившейся церковной практике традиции исцеления скорбных и немощных. Священники даже получали начала медицинского образования. На то указал М. М. Добротворский (1874):
Им прежде преподавался курс медицины, правда, недостаточный (2 раза в неделю двухчасовые лекции в течение двух лет), но все же такой, что слушатели могли вынести из него много здравых понятий о содержании и лечении больных. К несчастью, семинарские профессора медицины, старавшиеся только заинтересовать своих слушателей и часто совершенно не знакомые с сельским бытом, совершенно опускали из виду практическую пользу своих лекций. Семинаристов совершенно не знакомили ни с формами болезней, ни даже с первоначальными приемами при лечении больных, что при существовании семинарских больниц было бы весьма возможно. Таким образом, с лечением больных знакомились только подлекаря семинарских больниц (из каждого курса по одному), исправлявшие должность фельдшеров в этих больницах. Но зато некоторые из этих подлекарей до того «навастривались» в лечении болезней, что по выходе в священники могли поспорить обширностью своей медицинской практики даже с настоящими врачами.[49]
Но, осуждая языческую деятельность знахарей, некоторые священники применяли приглянувшиеся им совсем уж противоречащие православному вероучению оккультные методы. Тот же М. М. Добротворский (1874) описал действия одного такого сельского священника, лечащего прихожан каббалистическими словами: абракадабра – от лихорадки и кагир-кидар – от зубной боли. Эти слова он писал в определенном порядке на бумажках, которые затем сжигал, пепел осторожно помещал в стакан с водой и давал его выпить больному.
Успех лечения зависел, по мнению пользующего священника, от двух условий: во-первых, если больной не оставит в стакане ни одной частички пепла и, во-вторых, если больной примет это лекарство с полною верою в его силу – значит, всегда можно было отговориться в случае неудачи лечения. Я помню, с каким благоговением суеверные больные после троекратных земных поклонов приступали к этому лекарству; казалось, они принимали причастие.[50]
Матушки (попадьи) – жены священников и их духовные спутницы. К ним тоже обращались больные с просьбами о помощи, и находились способы их утешить. Например, лихорадку лечили следующим способом:
…[матушка — В. О.] велит бабе принести три кренделюшки, напишет на них три каких-то евангельских слова и даст их больному, чтобы он съел их в три зари по утрам. Иногда эти три евангельских слова пишутся просто на трех бумажках, которые (бумажки) больной тоже в три зари должен съесть.[51]
Барыни (помещицы) и купчихи. Они, овдовев, нередко занимались благотворительностью и лечили крестьян по учебным пособиям и справочникам[52]. Многие барыни давали лихорадочным больным хину[53], которая считалась наилучшим лекарством на деревне. Кроме того, местами распространилась вера в гомеопатические средства. Барыни раздавали их даром. Крестьяне были убеждены в чудодейственной силе белых крупинок, но утверждали, что они помогают только тем, кто принимает их с верой[54].
Другие «целители». Доктор медицины Г. И. Попов (1903) сообщал, что в роли народных врачевателей нередко выступали коновалы, кузнецы, пастухи, мельники, бывшие больничные служители из солдат, а также странники и странницы, которые, придя на ночевку в деревню, рассыпали врачебные советы направо и налево[55]. Например, коновалы – народные ветеринары – занимались в основном охолащиванием самцов – быков, баранов, поросят и жеребцов, но охотно занимались кровопусканиями, практикуя больше на людях, чем на скоте. Их безграмотные действия, нередко имевшие плохие последствия, преследовались по закону, но:
Следить за этим злоупотреблением и предотвратить его не может никакая полиция, потому что, зная законное запрещение, кровопускание производят тайно, и оно остается тайной между пациентом и оператором.[56]
Кроме того, коновалы считались отличными докторами сифилитических болезней, хотя их методы были широко известны знахарям всей России и сводились к применению раствора сулемы и окуриванию киноварью[57].
Самолечение. К знахарям крестьяне обращались только в крайнем случае, когда все домашние средства уже перепробованы, но болезнь не прошла. Прежде чем больной шел за советом, он ложился на горячую печь животом, его накрывали с головой всем теплым, или водили в баню и на полке околачивали вениками до голых прутьев, или натирали тертой редькой, дегтем, салом, скипидаром, поили квасом с солью. Если болезнь не проходила, то становилось понятно, что она возникла вследствие насыла, напуска, наговора и чар. С таким «букетом» без специалиста никак нельзя было справиться[58].
Тем не менее, как утверждал сибирский фольклорист и этнограф А. А. Макаренко (1897), основными сведениями по самолечению располагали обычные сельские женщины. Об этом он сообщал, описывая процесс накопления бытовых медицинских знаний в Ужурской волости:
[крестьяне и крестьянки] … большинство из них является жителями села Ужура – одни коренными, другие невольными его обывателями – нам кажется, все данные, ими сообщенные, не могут быть названы односторонними и сочтены исключительной принадлежностью названного села. Некоторые из этой группы, преимущественно женщины – уроженки прочих деревень, входящих в состав Ужурской, Шарыповской и Назаровской волостей. В свою очередь, они были когда-то детьми матерей, может, также взятых из других мест. Это новое поколение, без сомнения, почерпнуло от них знания народного врачевания, медицинских средств, наговоров и т. п. Явившиеся в Ужур принесли с собой уже готовый запас этих знаний, которыми делились невольно со средой, с какою довелось им ассимилироваться, и, разумеется, сами заимствовались новыми данными.[59]
