Кратос и правда ждал наверху, вжавшись в угол между трубой и низкой оградой, шедшей по периметру дворцовой крыши. Габриэль уселась рядом с ним и попыталась отдышаться. К ее великому неудовольствию, вылезший следом Геларион даже не запыхался. Он склонился к уху брата и прошептал:

— Тут все спокойно?

Мальчуган кивнул и добавил:

— Слуга приходил поправить постель. Тезей иногда ночует здесь, под навесом.

Габриэль подошла к краю крыши и выглянула наружу. У противоположной стены, находившейся отсюда на порядочном расстоянии, виднелся провисший навес.

— Под ним покои царя, — выдохнул Геларион. — Вниз ведут ступени. На нашей половине дворца расположен тронный зал и покои царицы. Не знаю, сколько там комнат, но никак не меньше шести, считая спальню. Я могу отвести тебя в личную столовую Ипполиты или в ее опочивальню.

— Не знаю, что мне нужно. Может, и туда, и туда, — неуверенно произнесла девушка.

— Могу и так, — ответил Геларион, легко поднялся и протянул ей руку. Тонкий луч луны скользнул по крыше и медленно угас. В его свете Габриэль успела разглядеть, что юноша не грязнее, чем до путешествия по трубе, а на его руках не осталось и следа сажи. Ее одежд коснулся Кратос:

— Я буду ждать вас здесь: вдруг понадобится помощь или посланник.

— Хорошо, — шепнула девушка. Наверху с мальчуганом вряд ли что случится. «Ни с кем ничего не случится», — твердо сказала Габриэль самой себе и двинулась вслед за Геларионом, пробиравшимся по темной крыше.

У начала узкой лестницы юноша остановился, обернулся и придирчиво оглядел свою спутницу. Спрятав ее волосы под покрывалом Элизебы, он приказал ей держаться поближе и понесся вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Девушка осторожно и неуверенно начала спуск.

Коридоры дворца были расписаны куда богаче и пышнее, чем во владениях Пенелопы, а здание хранило благородный отпечаток времени. Афинский дворец возвели по меньшей мере на сто лет раньше, чем на Итаке, и трудились над ним лучшие архитекторы и строители Греции. «Жаль, что мне не удастся осмотреть его хорошенько», — подумала Габриэль, а юноша нетерпеливо потянул ее за конец покрывала, заставляя прибавить шагу.

Время от времени она слышала голоса, но все они раздавались где-то далеко или за закрытыми дверями. У каждого поворота Геларион замирал и настороженно прислушивался. Иногда он возвращался назад и заглядывал в коридор, который они уже миновали. Однажды он вдруг резко замахал и втащил Габриэль в какую-то нишу, спрятавшись за тяжелыми занавесями. Ничего не случилось, и чуть погодя юноша продолжил свой путь.

Наконец он остановился и положил руку на затейливой работы засов:

— Комната для приемов, — прошептал Геларион и приник ухом к деревянной двери. Габриэль беспокойно оглядывалась, но, к счастью, коридор был пуст. Ее проводник отодвинул засов, легко толкнул дверь и втащил девушку внутрь.

Они очутились в небольшом, едва освещенном зале, где на столе у балкона стоял единственный светильник в виде поднявшейся на дыбы лошади, рядом стоял изящный стул с высокой спинкой. «Трон царицы», — догадалась Габриэль. У самой двери располагалось низкое ложе, на покрывале вышиты конские фигуры. «Имя Ипполита означает лошадь, вот почему амазонка украсила свои покои изображением коней», — пробормотала Габриэль в задумчивости, но юноша тут же зашипел на нее, заставив замолчать. Геларион действительно хорошо знал дворец. Он поднял руку, приказывая девушке оставаться на месте, обошел трон и растворился в темноте. Не успела она сосчитать до четырех, как воришка вернулся.

— В соседней комнате свет, в следующей тоже. Это личная столовая и спальня. Там дверь, — прошептал он, указывая вправо.

«Да он тут собаку съел, — подумала Габриэль. — Но что, если царицы нет в комнате?» Девушка взяла себя в руки. Ничего не случится: стражникам не позволено бывать в покоях царицы, а с прислужниками девушка разберется, сообщит им, что не раз бывала у Ипполиты, говорила с ней и просила совета. Наверное, сработает. Она склонилась к Гелариону:

— Спасибо за помощь. Я иду. Спрячься, но не уходи: вдруг мне понадобится улизнуть из дворца.

— Ты…

— Всякое бывает, помнишь? Я не Зена, — прошептала Габриэль. Вор подумал и кивнул. Она направилась к двери, но вдруг ее осенило: — Ничего не трогай!

Но Геларион уже скрылся из виду, и маленький зал казался безжизненным. Девушка сердито вздохнула и ощупью двинулась к выходу.

После полумрака приемной свет, заливавший столовую, слепил глаза. Габриэль заморгала, застыв в дверях, а когда наконец обрела зрение, поняла, что комната пуста. Девушка увидела длинный стол, на котором стояло блюдо, полное фруктов. Со всех четырех сторон стол окружали ложа; два начищенных бронзовых светильника свисали с потолка, ярко освещая каждый уголок. Габриэль метнула тревожный взгляд на темный балкон, быстро прошла по мраморному полу и замерла, взявшись за ручку незнакомой двери.

Девушка бесшумно приоткрыла створку. Комнату заливал мягкий свет, слышался мелодичный голос женщины, но нельзя было разобрать ни слова. «Царица? С кем говорит она в такое время?» Словно в ответ на мысли Габриэль раздался тонкий плач крохотного малютки и снова воркующий голос женщины. Крик оборвался, а Габриэль, широко распахнув глаза от удивления, толкнула дверь и сделала шаг в комнату.

Полуприкрытая изящнейшей тканью, Ипполита возлежала на низком, убранном красивыми подушками ложе. Габриэль не сомневалась, что перед нею царица: темные волосы женщины были заплетены во множество косичек, какие носят только амазонки, а на тонкой тунике, несмотря на замужество, сияла богато вышитая эмблема племени. Ее продолговатое, бледное лицо оставалось невозмутимым, хотя, увидев в собственной спальне незнакомку, можно по меньшей мере удивиться. Сверток в ее руках — а видны были только белые покрывала — шевелился.

— Кто ты? — заговорила царица. В ее низком голосе все еще слышались чужеземные нотки.

Габриэль опустилась на одно колено и на секунду отвернулась, словно ища подсказки.

— Меня зовут Габриэль. Но вы знаете мою подругу, это Зена, — торопливо выпалила девушка, — и я странствую с ней. Царица Мелоза приняла меня в семью амазонок.

— Я знаю Зену и слышала о Мелозе, — с тревогой сказала Ипполита. — Но что привело тебя сюда?

— Неприятности в Афинах, — ответила девушка. — Люди ропщут на бездействие царя, и положение становится все хуже.

— Царь, — со вздохом перебила Ипполита. — Я не видела мужа целых пять дней, даже больше: я уже потеряла счет. Последний раз перед… — она с улыбкой взглянула на пухленький сверток в своих руках. Габриэль прошла в комнату, и царица отогнула уголок мягкой ткани, показывая крохотного светлокожего, и темноволосого малютку. Ему было всего несколько дней.

— Ах! — прошептала Габриэль. — Какой красивый! Это ведь… мальчик?

— Мой сынок, — подтвердила царица, нежно проводя пальцем по пробивающемуся пушку волос. Руки младенца были сжаты в крошечные кулачки, ребенок крепко спал. — Ипполит. Наш сын.

— Но… царь… Я не понимаю Тезея. Вы подарили ему сына, а он даже не зашел вас проведать?

— Мне сказали, он болен и страдает от лихорадки. Муж боится, что я или младенец подхватим жар. Я… Конечно, я расстроилась, но это единственное разумное решение. С тех пор я ничего о нем не слышала. Слуги не отвечают на вопросы, а когда я хочу подняться, объясняют, будто мне еще нельзя, — голос царицы сорвался. Малыш захныкал, и Габриэль с Ипполитой заботливо взглянули на него, но младенец уже затих. — Уж не думаешь ли ты… Ты сказала, что-то не так, — с волнением сказала амазонка. — Неприятности в городе. В чем они заключаются и где сейчас Зена?

Габриэль осторожно оглянулась по сторонам, подвинула к ложу стул и вкратце описала последние события. Ипполита внимательно выслушала ее, раз или два задав лаконичные, меткие вопросы.