— Отец мечтает разбогатеть. Мужа он мне выбрал по расчету, — сухо ответила Кидавия.

— A-а, понятно, — сочувствующе протянула девушка. — Родня велит тебе остепениться и стать солидной госпожой, а ты не хочешь.

— Точно, — мрачно подтвердила Женщина. — Дай мне выбор, и я умчалась бы вдаль на белом коне. Как амазонки.

— Красивая мечта, сохрани ее, — мягко посоветовала ей новая подруга. — Может, и сбудется, главное — очень захотеть.

Тут Габриэль вспомнила, что ей предстоит, и печально закончила:

— А у меня сейчас одна дорога, и та мне не очень-то нравится. Нужно пробраться во дворец к царице. Проводником служит он, — девушка указала на воришку.

— Ох, да ты что! Ни в коем случае! — решительно возразила Кидавия.

— Как это?

— А вот так. Может, он и выведет тебя куда нужно, а я-то проведу наверняка. Я лично знакома с Ипполитой.

— Правда?

— Ну… Она знает меня, насколько царицы знают жен богатых торговцев, — призналась женщина с тихой усмешкой. — Но мне кажется, я ей нравлюсь, потому что у нас есть общие интересы: лошади, к примеру. А это значит, что я могу открыто приходить во дворец, когда пожелаю. Кстати, женщин моего ранга обычно сопровождает служанка, — хитро прищурившись, добавила Кидавия, — скажем, юная девушка с меня ростом, со светлыми волосами под скромным покрывалом, действительно принадлежащим моей служанке, и в темном пеплоне, скрывающем одежды амазонки.

Габриэль рассмеялась:

— Ух ты! Здорово!

— Ничего не выйдет, — объявил Геларион, появившийся прямо перед болтушкой и заставивший ее подпрыгнуть на месте. — Не слушай глупых предложений. Она… Вспомни, что случилось с бедным торговцем!

Девушка взглянула на уверенно сложившего на груди руки мальчишку:

— Кидавия не виновата, это все ее муж. Кстати, история и правда уморительная. Я сама живот надорвала от смеха.

— Ты не можешь… Впрочем, поступай как знаешь, — равнодушно ответил юноша. — Может быть, тебе удастся проникнуть во дворец, поговорить с Ипполитой и даже выбраться обратно. А что потом?

— А потом навсегда расстанусь с тобой, и я этого жду не дождусь, — парировала Габриэль.

— Представь, что, сидя во дворце, ты захочешь отправить весточку… своей подруге, из самого сердца вражеского лагеря. Как ты это сделаешь? — тщательно выбирая слова, спросил прославленный вор.

— Ну… я… Э-э, — Габриэль, ища поддержки, бросила быстрый взгляд на Кидавию. Женщина так замотала головой, что рыжие косицы разлетелись в стороны. — Тогда мы… А что мы сделаем?

— Тогда, — продолжил юноша, — вы просигналите Гелариону из царского окна.

Он приложил к носу указательный палец и трижды почесал его кончик:

— И Геларион передаст весточку воительнице и ее друзьям. Ты же считаешь себя девушкой умной и находчивой: придумаешь способ сообщить новости мне.

— Лучше я придумаю способ поколотить тебя! — вступилась сердитая Кидавия, сжимая кулаки. Габриэль мигом оказалась между ней и воришкой, изобразив на лице наивную улыбку:

— Что ж, отлично. Я знала, что втроем нам будет легче. Геларион, по дороге на глаза не показывайся, но только не уходи далеко, — девушка и воришка обменялись язвительными взглядами. — Иначе знаешь, что сделает с тобой Зена? Вот и правильно, лучше об этом не думать.

Геларион со вздохом покачал головой:

— Ладно, ладно, я с вами. А это еще что? — спросил он, заметив, что узкая полоска света, проникавшая в лавку сквозь приоткрытую дверь, внезапно исчезла.

Явился Петер. У него был слегка потрепанный вид и усталое лицо. Торговец тихо шагнул в лавку, протиснулся меж длинными полками с рабочими принадлежностями и бессильно опустился на пол. Усевшись у ближайших полок, он принялся неразборчиво ругаться на странном, должно быть, родном, языке.

Габриэль поспешила к другу, уселась рядом, провела рукой по щеке изможденного бедняги. Едва заметная светлая щетина кольнула ее пальцы, Петер слабо улыбнулся.

— Не сомневался, что ты выполнишь обещание, Габриэль. Спасибо, что заглянула в лавку. Однако все уже позади, — добавил он, пытаясь улыбнуться. — Что им еще оставалось делать, кроме как отпустить меня восвояси и оставить в покое? Надеюсь, не передумают.

Торговец поднял глаза и увидел Кидавию. Страдалец сморщился и выдавил улыбку. Женщина твердо заявила:

— Я велела Бердрису раз и навсегда забыть о мести. Дело касается тебя и меня, но никак не моего чванливого мужа. Я не сержусь на тебя, торговец. Муж тебя больше не тронет.

— Приятно слышать, — устало ответил Петер и поднял глаза, заметив своего тощего, как спица, помощника. Самилос вышел из задней комнаты и с любопытством уставился на хозяина. Из-за его плеча выглядывал любимец Гермеса, и это заставило Габриэль поежиться от неприятного предчувствия.

— Не смей ничего утянуть, светловолосое горе! — серьезно предупредил торговец. — Чтоб не тронул ни черепка, ни обрывка!

— Ой, зачем мне эта чепуха? — обиделся Геларион. — Писать не умею, читать тоже, учиться не собираюсь. Пергаментом себя не прокормишь.

— С чего ты взял? — удивился Петер, давненько державший лавку.

— Ладно, забудем. Я уже клялся, что не трону ни кусочка папируса, господин, — ответил воришка, и последнее слово прозвучало едва ли не обиднее брани.

— Ну обещал, — проворчал Петер, — а я все равно тебе не доверяю. И ты это прекрасно знаешь.

Тут торговец обратился к Габриэль:

— Не надо было выходить из дома днем, опасно. Я вообще думал, что вы с Зеной давно уже покинули Афины.

— Ну… — протянула девушка и зарделась.

Болтун улыбнулся, и вокруг его голубых глаз собрались морщинки:

— Решили нам помочь, да? Так и знал, что стоит вам выслушать Кратоса и его близких, вы не уедете.

— Попробуем помочь, — ответила Габриэль и многозначительно посмотрела на его помощника.

— Он абсолютно надежен. Но! Завален работой, потому что нам заказали новые свитки. Верно, Самилос? — уловив намек, помощник что-то пробубнил и удалился. Гелариона тоже не было: он незаметно исчез чуть раньше.

— Думаю, тебе нужно знать: Зене все это не нравится. Конечно, она поможет, но… Нет, она не бросит Кратоса, его маму и прочих на произвол судьбы, только… Лучше не злить ее лишний раз.

Петер понял подругу с полуслова:

— Хорошо, я не стану мозолить глаза воительнице.

Габриэль тем временем продолжала:

— Хотела бы я знать, почему вы ничего не предпринимаете? Уселись сложа руки, и все тут! А что, если б мы с Зеной не приехали в Афины? Или не попали бы в темницу, или Бердрис не подал бы жалобу?

— Что ломать голову? Это судьба, — торжественно ответил Петер, чуть усмехнувшись. — Наша встреча предначертана богами…

— Выдумал тоже! Станут боги вмешиваться в такое безобразие, — фыркнула девушка. — Теперь они нам не помогут. Пусть сначала отсмеются: боюсь, со стороны мы выглядим глупо.

— Ерунда! — возразил торговец. — Мои боги тоже любят посмеяться, но это не значит, что они не станут помогать.

— Лучше подумай о Зене, ей уж точно не до смеха, — прервала бесполезный спор Габриэль. — Так что постарайся не попадаться ей на глаза и расскажи наконец, почему все в этом городе сиднем сидят и ничего не делают, чтобы помочь несчастным?

— Лавку видишь? — спросил Петер, обводя руками помещение. — Не велико богатство, однако нажито собственным трудом. Стоит перейти дорогу «Покровителям», и мне придется брести домой, в лачугу дядюшки Эркка. А мне что-то совсем не хочется. Добряки финикийцы пустят меня на корабль и перевезут через море за удовольствие послушать россказни. Но другие народы не так отзывчивы. Валькирии, северные девы — богини войны, не дадут мне умереть спокойно: сначала они наиграются всласть.

— Стоны оставь на потом, — властно оборвала Кидавия, подбоченившись. — Габриэль спросила, почему ты не помог несчастным. Отвечай.

— Я уже ответил, — обиженно произнес торговец. — Что я могу сделать для них? Ну, обращусь к чиновникам, так они давно подкуплены. Попаду в темницу. Кому от этого лучше? Кинусь сражаться — погибну сам, и половину заложников поубивают. С Тезеем незнаком и понятия не имею, кому во дворце можно доверять. О боги, я же не воин, я торговец пергаментом! Куда мне в Валгаллу лезть? Между прочим, вы уже встречали царских стражей и знаете, на что они способны. Я сделал все что мог, нашел несчастным защитника. Даже двух защитников, — осмотрительно поправился Петер, заметив, что Габриэль искоса взглянула на него и тихо откашлялась. — Прошу прошения, если вы недовольны ответом, — заключил он. — Так обстоят дела. Я считаю, каждый должен делать все, что в его силах, а выше головы не прыгнешь.