— Жизнь на лоне природы, — мрачно проворчал Философ и покосился на перепачканные лохмотья своей одежды. — Я променял свинарники отца на город…

— И погляди, кем стал, — закончила Зена. Позади нее скрипнули доски, воительница обернулась и увидела Адрика. Парнишка смущенно переминался с ноги на ногу. Она снова обратилась к мужчине:

— Где хлеб?

Философ указал на большой сундук с припасами, стоявший у стены рядом с очагом. На нем была знакомая корзина, все еще полная доверху. Зена взяла оттуда несколько булок и бросила их долговязому мужчине.

— Держи. Чтоб не воровал, когда проголодаешься. На твоем месте я убиралась бы прямо сейчас, пока товарищи не очухались, — она взяла корзину, подошла к двери и сунула провизию Адрику. — Раздай пленникам, и двигайтесь в путь. Я за вами.

— Эй, Зена! Рад, что встретил тебя, — ни к селу, ни к городу ляпнул Кнолио. Воительница стиснула его плечо и задержала дыхание, пока пропойца кашлял, распространяя запах вина.

— Давай больше не будем встречаться так, как сейчас, — предложила она, а пьянчуга вздрогнул от боли, когда ее хватка усилилась. — Иначе в следующий раз я проломлю тебе череп, клянусь.

Кнолио бросил на нее наивный взгляд, совсем как воришка Кратос:

— Зена, обещаю…

— Не обещай, Кнолио, просто сделай, — воительница посмотрела на его товарища. — Бери, что тебе нужно, да пошустрей. Прочь отсюда!

— Все, что я должен взять, — это его, — заявил Философ, указывая на несчастного пьянчугу, но все же выудил из груды вещей в углу кожаный мешок, бросил туда два свертка, положил сверху хлеб и перекинул ремень через плечо. Затем он подхватил Кнолио и вывел его из дома. — Пойдем, пойдем, дружище! — приговаривал Философ, заставляя его передвигать непослушные ноги. — Свежий воздух, хороший хлеб, ты, я, чудесная прогулка — что может быть лучше?

— угу, — пробормотал пьяница. Казалось, он уже позабыл бурный вечер и даже не узнавал Зену. Она покачала головой и вышла на улицу, провожая взглядом бредущих по дороге мужчин. Со своего места под ветвистым, потрепанным всеми ветрами дубом она увидела, что они отправились на север.

Повозка, когда-то принадлежавшая Уклоссу, уже уехала; у второй повозки, переполненной исстрадавшимися, усталыми людьми, Зену ждал Адрик.

— Мы нагоним первую повозку, когда захотим, — пояснил он виноватым тоном. — Я помню, что ты сказала отцу, но мне кажется, этих людей нельзя оставлять под носом у Бризуса. Он может пронюхать о пекарне и уже дожидаться там не один. А ты хотела обойтись без шума.

— Поэтому надо подумать, — посоветовала Зена и мгновение помолчала. — Вези их в конюшню, где мы были.

Тревожно возразила женщина, и ее голос тут же заглушили выкрики полудюжины спасенных, которые заговорили все разом.

— Дайте сказать! Я все объясню! — громко крикнула воительница. — Мы спасли вас, вы больше не пленники и не будете страдать под замком. Но мы еще не расчистили город, поэтому возвращаться домой опасно. Поверьте, я отпущу вас по домам, как только это станет возможно. Сегодня же утром я сообщу вашим близким, что вы в безопасности. Теперь нам нужно бежать отсюда. Я не допущу, чтобы с вами что-нибудь стряслось. Хлеба хватит на всех, скоро мы остановимся у колодца, а потом найдем теплое убежище.

— Сначала в конюшню, — раздался в полной тишине голос Адрика. — Потом к Неттерону, будем у него еще до рассвета.

— Это тот, кто помог маме Кратоса? — переспросила Зена и получила утвердительный кивок. — Он сможет всех приютить? Кто он?

— Жрец в храме Гермеса.

— Опять Гермес! — мрачно проворчала воительница, вскакивая на Арго. Слишком уж часто встречалось имя хитреца в этой истории.

Тьма опустилась на Афины за несколько минут. Весь день было пасмурно и по небу гуляли облака, а теперь, когда солнце скрылось за западными холмами, холодный ветер принес с моря огромные тяжелые тучи и первые лохмотья тумана. Габриэль плотнее закуталась в покрывало Элизебы и завозилась в своем тесном укрытии между конюшней и мастерской кожевника. «Спасибо, что соблюдают чистоту!» — утешала себя девушка: она чувствовала только запах лошадей и свежего сена. И вдруг в воздухе разлился дразнящий аромат спелых персиков: Геларион принес их в дополнение к паре подсохших лепешек.

Габриэль взяла персик, вытерла его руками и замерла, так и не донеся до рта:

— Эй, ты за них заплатил? Я ведь дала тебе монету, — прошептала она. Мальчишка поднял глаза к небу и молча протянул ей горсть медяков: должно быть, сдачу. — Ой, это все, что осталось? Такие дорогие?

— Тебе ничего не нравится, — проворчал Геларион и бросил ей в руку монеты. Габриэль снова переложила их в его руку.

— Это понравится, — заверила девушка и устроилась поудобнее, предвкушая удовольствие. Геларион в один присест расправился со своим персиком и сел так, чтобы видеть улицу и небо. Уже стемнело, но обед царю подают очень поздно. Значит, еще не время.

Габриэль вдохнула божественный аромат и счастливо улыбнулась: мальчишка — а может быть, и хозяин лотка — выбрал самые лучшие фрукты, таких она раньше не пробовала. «Надеюсь, Геларион действительно их купил. Ведь монету он мог просто…» — девушка не дала себе закончить. Пытаясь понять воришку, с ума можно сойти. Габриэль вытерла с губ сладкий сок, доела хлеб и гибко потянулась:

— Все в порядке?

— Бывало и лучше, — пробормотал парень, искоса взглянув на нее. Габриэль приподняла брови, он покраснел. — Да я не про тебя. Повсюду стражники, и я убил кучу времени, обходя их стороной. Никто не хочет со мной разговаривать: боятся угодить в тюрьму. Бедная мамаша Омория! — вздохнул он и пояснил: — Персики ее. Пришлось притвориться, что я ее ограбил: ведь если провалится план воительницы, Агринон решит, что мы с мамашей дружим, и ее бросят в темницу.

— План сработает, — машинально начала утешать Габриэль, но мальчишка насмешливо взглянул на нее и занялся изучением улицы. — Ну, конечно, иногда все идет наперекосяк, но к Зене это не относится.

— Она, и правда, так удачлива?

— Даже больше. Я уже говорила твоему двоюродному братцу: Зена не дает обещаний, которых не может сдержать. Она великий герой и… Не смотри на меня так, будто впервые это услышал! — разозлилась девушка.

— Нашего царя тоже считают героем, а погляди на Афины, — горько ответил Геларион.

— Тезей и в самом деле герой, — возразила Габриэль. — Ты слышал легенды о нем? Как он спас прекраснейших афинских юношей и девушек от злобного Минотавра?

— Легенды слышал, но можно ли им верить?

— Эта история — правда. А про Калидонского вепря слышал? Аталанта, получившая шкуру зверя, говорит, что Тезей участвовал в охоте. Кроме того, — добавила она, — взгляни на Афины. Сейчас в городе непорядок, но давно ли? И как вы намучились с прежним царем? Вспомни.

Геларион не отвечал. Он лишь украдкой посмотрел на девушку и снова повернулся к ней спиной, глядя в темное небо.

— Много ли ты знаешь городов, где люди свободно высказывают свое мнение и царь идет им навстречу? — Габриэль выдержала паузу; парнишка, не оборачиваясь, пожал плечами. Девушка вдруг заметила, что различать его фигуру становится все труднее. Продолжая убеждать, она сама ответила на свой вопрос: — Ни одного. Сколько нам еще здесь сидеть?

— Недолго. Тс-с-с! — мальчишка весь напрягся, Габриэль схватилась за дорожную палку, но перед ними оказался всего лишь Кратос, запыхавшийся после долгой пробежки. Он быстро обошел брата и склонился к девушке.

— Зена уезжает? Велела Адрику взять повозку и следовать за ней, они будут освобождать заложников.

— Уже? — нахмурился Геларион. — Слишком…

— Она все продумала и поступает как надо, — вмешалась Габриэль. — Я не шучу, Зене можно доверять.

— Я думал об Адрике, — пояснил вор. — Он ни на что не способен, только ноет.

— Кого-то он мне напоминает, — язвительно сказала девушка, и Геларион прищурил глаза, но не выдержал и расхохотался. Кратос дернул его за одежду.