– Ладно-ладно, это наша семейная шутка. Не надо его защищать от меня, я не кусаюсь.
***
Настя немного демонстративно не включает Нетту в понятие «семья». Марту, с которой мы развелись и живём врозь, включает. Ходит в гости, гуляет с ней и Михой, общается, обсуждает меня, у них постоянно общие активности. С Неттой – ровно, благожелательно, отстранённо. Может быть, потому что Марту я не люблю.
Наш наконец-то состоявшийся развод не отнял, как это бывает, а вернул Михе семью. Теперь у него есть мать, с которой он живёт в городе, и есть «Макар», в который он бежит играть и общаться. Со мной и с Ксюшей. Она хорошая девочка и его ровесница, хотя выглядит старше. Девочки быстрее растут. Нетту он принял как данность, наверное, потому что она была рядом всю его жизнь. Её больше нельзя пробежать насквозь, зато у неё можно сидеть на коленях.
– Нетта, как мы теперь? – спросил я тогда, держа за руки и боясь отпустить.
– Теперь я могу сказать, что люблю тебя. А ты можешь решить, что тебе с этим делать. Я не исчезну, если ты от меня откажешься. Я исполнила «мечту Пиноккио» – я настоящая девочка. Больше попла́чу – меньше пописаю.
– Не могу обещать, что тебе никогда не придётся плакать, я токсичный мудак. Но точно не по этому поводу.
С тех пор мы вместе. Все это как-то приняли, кто легко, кто не очень. Клюся, например, долго молчала и избегала меня. Но однажды пришла.
***
– Скажи мне, Аспид, – спросила девушка, – только честно. Ты правда теперь Ископаемое Древнее Говно, типа Балия? Дошутилась я, дразня тебя старикашкой?
– Не знаю, Клюсь. Я не стал старше, не стал умнее, определённо не стал более приятным человеком. Я даже пить меньше не стал. Просто разменял немного себя на немного боли.
– Немного?
– Ладно, довольно много, – признался я.
Теперь я снова вижу сны. Но не рад этому. Там ко мне серыми вспышками флешбэков возвращается память Кэпа. Того, что застрелился в безумной замкнутой топологии пространства, созданного из моих подавленных воспоминаний и непережитых комплексов. Слепка с меня, который создательница «Кобальта», гениальная Сону Сэкиль, сняла капсулой и отправила искать мёртвых родителей, а он взял да и утонул в своих проблемах. Да так глубоко, что утащил и тех, кто за ним пришёл. Я всё-таки сильный фиктор.
И да, это больно.
– Знаешь, в боли главное не интенсивность, а регулярность. Так что мне почти не стало хуже.
– Зато у тебя теперь есть Нетта, а у меня нет тебя.
– Я вот он, Клюсь.
– Не клюськай! Ты лишил меня удовольствия называть тебя паршивым старикашкой, обломщик! Потому что это стало похоже на правду!
– Извини, возраст берёт своё.
– Ладно. Я на вас зверски злилась.
– Я догадался.
– Знаешь, для меня это тоже была коробка Шрёдингера.
– Что?
– Наши отношения. Которых не было. Коробка в которой кота отродясь не сидело, но, пока она закрыта, можно фантазировать, какого он цвета. Нетта её открыла.
– Клюся…
– Не клюськай! Дай сказать! Я знаю, что у нас ничего никогда не могло быть. Я и не хотела, чтобы у нас что-то было. Если бы я этого хотела, оно бы случилось, не такой уж ты стойкий, как притворяешься. Но это бы всё испортило, мне больше нравилось «а если вдруг». Нравилось дразнить, зная, что ты не поведёшься. Ты был пластырем на моих ранках. Пластырем, который я всё время дёргала, чтобы сделать себе больно, но при этом не отдирала, чтобы не пошла кровь. Даже не думала, каково при этом тебе. Та ещё сука, правда?
– Бедная девочка.
– Ой, Аспид, вот только не надо меня жалеть. Это мой выбор – ковырять свои болячки, не давая им зарасти. Я такая же унылая жопа, как ты. Мне нельзя быть счастливой, это буду не я. Это будет самодовольное говно в форме Клюси. Бр-р-р, даже представить противно. В общем, я чего сказать-то хотела? Первое – я люблю тебя, гнусный развратный старик, который свински проигнорировал все мои сексуальные провокации. Не как мужчину, не как отца, не как там ещё себе Настя насочиняла на почве психологических курсов. Я тебя люблю как Аспида, говнюка такого.
– И это меня считают сумасшедшим?
– Правильно считают, кстати. Но я безумнее. Я девочка, мне можно. Да, чуть не забыла – второе. Я вас простила. Тебя и Нетту. Я больше не злюсь. Ну, почти.
– Как тебе удалось?
– Просто поняла, что Нетта – это тоже ты. Если я люблю тебя, то автоматически люблю и её. Тем более, что она, в отличие от тебя, добрая, умная и красивая. Может, мне начать теперь её домогаться?
– Клюся!
– И не клюськай! Только ты мог настолько себя ненавидеть, чтобы выдавить всё хорошее в отдельного человека и в него же влюбиться. Настя не догоняет – ты не просто нарцисс, ты супермеганарцисс с положительной обратной связью!
***
– Оте-е-ец! Ты опять завис? – выдернула меня из воспоминаний дочь.
– Внимателен!
– Чёрта с два! Я назвала сумму. Теперь ты должен выбрать, что все эти люди, которые незаслуженно хорошо к тебе относятся, подарят тебе на юбилей. Я набросала список, того, что укладывается в бюджет, но если у тебя есть какие-то оригинальные идеи, то…
– Дай список.
– Вот, на обороте.
Я взял карандаш, зажмурился и, перевернув лист, ткнул наугад, сделав дырку.
– Вот так, да? Серьёзно? Па-а-ап!
– И не вздумай говорить мне, что это.
– Я лучше скажу тебе, что ты редкостный душнила.
– Ты это говоришь мне с пятнадцати лет.
– Правда? Я так рано поумнела?
– А был бы нормальный отец, так и жила б дура дурой.
– Да, тут ты прав. Я тебя люблю.
– И я тебя.
***
– У вас с Анютой прекрасная дочь, – сказала Нетта, когда Настя вышла, раздражённо помахивая дырявым списком.
– Не обижайся, она пока не решила, как к тебе относиться. Ты не вписываешься в диагноз. Если бы я, разведясь с Мартой, женился на Клюсе – была бы типичная придурь стареющего мудака. Неприятно, но объяснимо. Ты – нечто совсем другое. Со временем она придумает, как это описать в привычных терминах, повесит на тебя ярлык и успокоится. А сейчас ей не до нас, у неё внезапно снова есть мама.
– И Эдуард.
– И Эдуард.
***
Когда-нибудь я смогу с этим смириться. Наверное. Во всяком случае, он её, похоже, действительно любит. Хотя планы на превращение мира в Большую Дораму утонули в болотной воде, мой заместитель так и остался в «Макаре». Его испытательный срок всё ещё действует, я не могу его уволить, и уже не уверен, хочу ли. С тех пор, как в Жижецк вернулся вечный дождь, я никому не дам добраться до детей, а сам по себе Эдуард не так уж и плох. Позитивный и лёгкий в общении, яркий оптимист, генератор весёлых активностей, неистощимый придумщик общих занятий и игр для воспитанников. В общем, полная противоположность мне. Наверное, за это Настя его и выбрала.
Утешаю себя тем, что если у них дойдёт до потомства, то внуки будут хотя бы красивые. Не знаю, на какой стадии их отношения и знать не хочу. Руки её он пока не просил, а с сердцем сами разберутся, не маленькие.
Частично план Эдуарда исполнился. В нашей жизни теперь есть немножко Дорамы, зато больше нет «ушибков» – первых «блинов комом» программы «замещения плохих людей хорошими персонажами». Хорошие персонажи плохо перенесли плохую реальность. Потом прицел поправили, но и персонажи оказались уже не так хороши. Люди как люди. Без Дорамы ушибков перестал раздирать экзистенциальный кризис, теперь они обычные травмированные подростки, в «Макаре» таких каждый первый. Зато персонажи Дорамы, к досаде Лайсы, ходят по улицам, и не спрашивайте меня, что они такое. Какая разница? Проблем от них не больше, чем от любых других граждан, а от перенаселения Жижецк отродясь не страдал. Поменяло это хоть что-нибудь? Да нихрена. Но Эдуард этого ни за что не признает.
Меня он бесит. Дочери нравится. Возможно, это не просто совпадение.
***
– Нетта, мне кажется, или уже пора выпить?
– Болит?
– Как всегда.
Я по-прежнему пью один. Нетте не нравится алкоголь, она ещё не настолько привыкла быть реальной, чтобы стоически переживать последствия злоупотребления оным. Моё пьянство её тревожит, но она знала, с кем имеет дело. Тревожит ли оно меня? Не знаю. Я всё меньше понимаю что-то про себя. Кто я: Антон Эшерский, директор интерната, разведённый отец двоих детей? Или инфернальное хтоническое чувырло – Злой Аспид, Хозяин Места, ктулху болотное? Может быть, со временем пойму. И когда это случится, главной моей проблемой точно будет не алкоголь.
