– Фу, какой ты всё-таки пошляк и циник! Так чего звал?

– Клюсь, ты общаешься со своей бывшей группой?

– Ну… Кое с кем, кое-когда… А что?

– Хочу первый выпуск собрать. Хотя бы проекциями.

– О! – оживилась Клюся. – Отличная идея для твоего юбилея! Просто супер! Я пробью контакты. Ты, конечно, унылый старый пень, но может быть, они снизойдут к твоим сединам. А если честно, мог бы и раньше как-то пошевелиться на сей счёт. Не чужие тебе люди.

– Думаю, они счастливы, вырвавшись от меня на свободу, – усмехнулся я, – и если и вспоминают Аспида, то в страшных снах.

– А проснувшись, жалеют, что спали не в памперсах… – подхватила Клюся. – Ты ведь такой Ужасный Гадкий Тиран! Тебя все тайно ненавидят! Только и мечтают от тебя избавиться!

Она слезла со стола, подошла к моему креслу сзади и обняла меня за плечи, положив подбородок на макушку. Сегодня от неё, к моему удивлению, пахло теми же приторными детскими духами с корицей, что и семь лет назад.

– Дурак ты, Аспид. Дурень старый. Отталкиваешь людей чуть ли не ногами, а потом сам же на них дуешься. Даже меня отпихиваешь, а ведь я тебя так люблю!

Девушка чмокнула меня в затылок.

– Клюся!

– Не клюськай! Я в хорошем смысле. Не лезу я в твою одинокую холодную постель, вдовец ты соломенный, больно надо. Не объявилась, кстати, твоя благоневерная?

– Нет.

– Может, нашла, наконец, своё счастье?

– Может. Не знаю. Вот, думаю, не подать ли официальный запрос на заочный развод?

– И подай. Сколько можно вот так сидеть?

– У нас общий ребенок, забыла? Будут напряги, у неё в основном. И Миха расстроится.

– Миха уже и забыл, небось, как она выглядит. У него вся женская часть интерната – коллективная мамка. Он такой ми-ми-ми! Ни одна девочка не удержится, чтобы не потискать. Избалуют его, будет в бабах как в сору рыться потом. Блин, Аспид, она тебе сначала рога наставляла, потом бросила и на ребенка забила, а ты её оберегаешь. Ты нормальный вообще? И если ты сейчас на меня снова «клюсьнешь», я тебе ухо откушу!

Клюся взялась за мое ухо зубами, вызвав некоторые неоднозначные эмоции. Когда она отстранилась и вернулась сидеть на стол, я даже вздохнул с облегчением, хотя ноги… Ноги и ноги, подумаешь. К ногам я привык. С этим скин-толком все вокруг чуть ли не голышом ходят.

– Клюся, – сказал я, чтобы радикально сменить тему, – есть внезапно важный вопрос.

– Ты меня пугаешь. Я не готова к важным вопросам. Хотя идея стать Настюхиной мачехой имеет определённую привлекательность…

– Клюся!

– Опять «клюськаешь». Думаешь, твои уши уже в безопасности? Ладно, ладно, давай, жги, скучный старик. Посмотрим, чем ты попытаешься удивить девушку.

– Нам надо к Сумерле, – прямо брякнул я.

Воцарилась тишина.

– Надо признать, удивил, – сказала Клюся после долгой паузы. – Умеешь. А кому «нам»?

– Лайсе, в основном, но не только. Джиу ещё. Ну и я, наверное, сходил бы за компанию.

– Лайсе… Ну, её интерес я понимаю. Твой – не понимаю, но ты у нас старый дурак, тебе и не такое маразм в башке нашепчет. А Джиу откуда в этом мудацком раскладе взялась?

– Я ей… Как бы это объяснить… Желание проспорил.

– Вы что, в бутылочку на раздевание играли?

– Клюся!

– И снова это шамкающее «клюсь-клюсь-клюсь»! По-моему, твой друг Альцгеймер обнял тебя слишком крепко.

– Так вышло, в общем, я ей должен. Долго объяснять. Так ты поможешь?

– Извини, но нет.

– Почему?

– Я к тебе как-то привыкла, знаешь ли. Кого я буду дразнить, когда нейка тебя сожрёт? И Настасью жалко, она без тебя совсем в психологию провалится. И Миху очень жалко – у него уже мамы нет, а если и папы не будет… Мне даже Лайсу жалко, хотя она и жопа, конечно, вредная. А ещё я тупо ссу, извини.

– Чего?

– Кого. Сумерлу. У неё на меня с давних пор во-о-от такенный зуб наточен! – Клюся развела руки, как показывающий улов рыбак. Я тогда без башки была, не понимала, на кого наезжаю. Точнее, мне было насрать. Мне тогда на всех насрать было, ну, ты в курсе.

– Помню. Не настаиваю, не уговариваю, не прошу даже. Я спросил, ты ответила, проехали и забыли. Может, хоть план набросаешь? Ну, два поворота налево, два направо…

– Ты правда дурной, Аспид? – Ого, как её забрало! Давно не видел, чтобы Клюся так злилась. – Даже не думай, слышишь? Нет никаких планов и никаких поворотов, понятно тебе?

Глава 19. Кэп

Curiouser and curiouser!Lewis Caroll. Alice in Wonderland

_____________________

– Кажется, мы что-то поломали, – сказала Натаха. – Я начинаю вспоминать. Чёрт, у тебя, Кэп, так каждый день было? Как будто медленно выныриваешь на поверхность себя?

– Вроде того.

– Всё изменилось после того, как я перекрыла тот вентиль.

– А причём тут память? – спросил Сэмми.

– Не знаю. Но вряд ли это совпадение. Хотя…

Все задумались.

Я не могу представить, как память связана с вентилем на паровой трубе. Но я вообще не могу себе представить… Практически ничего.

– Не понимаю, – сказала Абуто.

– Никто не понимает, – Сэмми сел рядом и обнял её за плечи. Наверное, вспомнил, как они вчера…

Я, во всяком случае, вспомнил. Память возвращается к середине дня, и терять её ночью очень обидно. Как будто половину жизни у тебя воруют. А главное, это разрушает критичность восприятия. Хрен поймёшь, то ли жизнь такая нелепая, то ли ты такой дурак.

– Как тут вообще всё устроено? – внезапно озадачилась негритянка. – Нет же никакой логики, смысла, цели… Может, это действительно… Ну, не ад, ладно. Чистилище?

– Это порная ерунда.

– А что не ерунда? – раздраженно спросила Натаха. – Вот вечно ты умную корчишь…

– Ни сказу. Вот тут, – она ткнула себя пальцем посреди лба, – крутиса, а не могу уловить. Как будто я дорзна знать, но… Низнаю.

– Не знаешь – не лезь!

– Сто ты такая зрая, Натаса?

– Отстань, узкоглазая.

Натаха встала, отошла в угол и уставилась на стену. Ровно ничем не отличающуюся от других стен. Я успокаивающе похлопал по плечу Сэкиль и пошёл за ней.

– Какая интересная стена, да?

– Не подъёбывай, Кэп. И так херово.

– Тут никому не хорошо, Натах. Давай хоть друг к другу цепляться не будем.

– Знаешь, Кэп, если мы ещё и память терять начнём, то вообще сотрёмся. Станем как те, снаружи. Ты заметил, что там только Стасик кое-как живой, наверное, потому что говнюк. Остальные уже ни о чём. Я всё вспомнила уже, а их – нет. Просто какие-то люди. Серая масса. Жрут, ебутся и по коридорам слоняются. Одно чувство на всех – нас ненавидят. Потому что мы не такие. Но станем, Кэп, станем…

– Не станем. До сих пор держались, и дальше продержимся. Будем писать себе записки, друг другу помогать – справимся.

– Хороший ты мужик, Кэп, правильный. Но, блин, этого мало.

– Не бзди, Натах. Прорвёмся. Эй, народ, а не сходить ли нам на ужин?

Есть особо не хочется, но сидеть и мучиться мрачными мыслями ещё хуже. Хоть какой-то движняк.

***

В столовой люди тупо топчутся вокруг раздаточной стойки и производят ещё более удручающее впечатление, чем утром. Действительно, сливаются с фоном. Вроде все разные – лица, причёски, пол, раса. Но отвёл взгляд – и забыл. То, что в них общее, перебивает то, что в них разное. Понять бы, что именно…

– А я что вам сделаю? – бубнил Васятка. – Такое приехало. Я ж как всегда – пустые сгрузил, дверцу закрыл, звякнуло – достал. А оно там вот…

Я протолкнулся к раздаче – стальные лотки-контейнеры на месте. Пюре, капуста, котлеты, компот. Вот только пар от них идёт не горячий, а как от сухого льда. Потому что заморожены они так, что вилку не воткнёшь. Компот – и тот вздулся ледяной горкой, которая на глазах покрывается инеем.