– Ммм… – сочувственно промычала Женька.
Ребята шли через кустистые заросли к брошенным племенным и молочным фермам, на которых в советское время работал весь колхоз. У некоторых построений уцелели ещё стены и крыша, а внутри иногда можно было найти загородки и сёдла для автоматической дойки. Поэтому ребятам пришлось разделиться, чтобы обойти все длинные коровники, в которых мог затаиться Зевс.
Когда Женя юркнула за одну из уцелевших построек и скрылась за её глухими стенами, Сёма увидел впереди длинные ряды практически полностью разрушенных конструкций. Они напоминали ему выброшенных на берег огромных рыб, от которых остались одни позвоночники и рёбра.
Чем дальше заходил Сёма, заглядывая в коровники и слыша только тишину и своё собственное дыхание, тем больше тревожился. Он пытался держать в голове всю дорогу, чтобы не забыть и по своим следам вернуться назад. Ему казалось, что, если они с Женей не воротятся к деревне ровно теми же тропинками, они потеряются среди пустых и забытых развалин. Это был суеверный страх, который Сёма сам себе придумал.
И лишь, когда Женька выскочила из-за развалин и бойко прокричала: «Его тут нет!», парень вздохнул свободно.
– Давай вернёмся? А то за коровами опоздаем…
– Может, пройдём в сторону кладбища и по задам вернёмся? – предложила Женька. – Вдруг этот козёл где-то рядом пасётся?
Сёма неохотно согласился. Рядом с Женькой его страх стал бледнее, и теперь о нём можно было рассказать с пренебрежением и усмешкой.
– Можно представить, что это книга, – небрежно начал Сёма, – а мы герои, которые шли, шли вперёд, но заблудились. В таком странном месте, где время умерло. Здесь если потеряешь дорогу, то никогда уже не вернёшься обратно. Типа придёшь другой дорогой домой, но окажется, что твоя душа так и потерялась там, в прошлом.
– Ого, прикольно… – неопределённо ответила Женька и вдруг воскликнула: – Слушай! А давай создадим банку прошлого? Ну, такой привет в будущее? Соберём всякие важные мелочи, напишем письма, сложим в пакетики – и в банку? У нас дома есть большая из-под кофе. Закопаем её в поле? Представляешь, если её кто-то потом найдёт? – с восторгом закончила она.
– Хм… Ну давай, – пожал плечами Сёма.
– Завтра? Днём? Свалим из дома.
Сёма посмотрел в сияющие Женькины глаза и улыбнулся.
– Хорошо.
– А ещё можно взять с собой еды… Типа в поход пошли?
– Можно. Жень, постой. У тебя репейник… – Сёма неловко приподнял растрёпанный хвост подруги и снял с кофты три колючки. – У тебя красивые волосы и чёлка, – вдруг брякнул ни с того ни с сего он.
– Очень смешно! – Женя заправила за уши выбившиеся пряди и подтянула сползшую резинку.
– Вообще-то я серьёзно, – нахмурился Сёма.
Женька испуганно посмотрела на него.
– Давай наперегонки до кладбища? – вдруг предложила она.
И не успел Сёма ответить, как она бросилась вперёд.
Оставив кладбище позади, добежали до первой куцей улицы. Переводя дыхание и смеясь, перешли на шаг. И тут услышали крики, доносившиеся со двора одного из трёх жилых домов.
– И чтобы духу твоего тут не было! – кричала молодая женщина, выталкивая кого-то за калитку. – Не смей даже приближаться к моим детям! Я тебе всё сказала! Не посмотрю, что брат, – я Пашке всё скажу!
– Это новая англичанка, – прошептал Сёма подруге.
Плотно сжав губы и сощурившись, Женька внимательно следила за упавшим у калитки мужчиной.
– Это знакомый дядь Миши?
– Да. Идём отсюда быстрее, – сказала Женька, отводя глаза от Виталика.
На следующей улице, увидев бредущих с табуна коров, они разбежались встречать своих.
Пригнав домой Каркушу, Сёма закрыл её в стойле и заглянул в загонку, по которой разгуливал пойманный Серёгой Зевс.
– Вернулся с Олимпа? Нагуля-а-ался! – парнишка радостно погладил чёрную морду телёнка.
Когда Сёма вышел из сарая, то увидел на заднем дворе мать с ведром в зимнем рабочем ватнике и разных галошах на босу ногу. Медленно, стараясь идти ровно, она брела в его сторону. Но у пустой будки Бабая запнулась о колышек, на котором когда-то крепилась цепь, и повалилась на землю, расплескав воду. Сёма попытался ей помочь, но Тамара только посмотрела на него мутными глазами и зло оттолкнула:
– Уйди!
Пока она пыталась встать, а Сёма подбирал отлетевшую в сторону галошу, из курятника вышел отец. Он с грохотом бросил пустые вёдра у двери. Не глядя ни на жену, ни на сына молча сполоснул руки в уличном умывальнике и зашагал домой. Мать, наконец поднявшись, поплелась доить корову. Сёма так и остался один стоять у пустой будки с галошей.
***
Сёма всю ночь проворочался в зыбкой, неясной дрёме. Тиканье часовой стрелки, гудение холодильника и похрапывание спящего на соседней койке Серёги успокаивали. Он проваливался в сон, но скоро снова выныривал из него и с тревогой прислушивался к дому. Одно из таких пробуждений заставило юношу подняться и выключить будильник, который должен был прозвенеть через десять минут. Сёма приоткрыл шторку у изголовья своей кровати. На улице было пасмурно и тихо, небо ещё спало под непроницаемым суконным покрывалом. Только зелёные веточки бузины, окроплённые алыми ягодами, подрагивали от ветра и цеплялись за окошко.
Сёма надел шерстяной зелёный свитер и вытянутые в коленках штаны, нашарил рукой под кроватью носки и вышел из комнаты на кухню. Слушая непрерывное жужжание мухи, попавшей в липкую ловушку под потолком, Сёма натянул носки и в ожидании матери отщипнул кусочек от холодного поджаренного в яйце ломтика хлеба.
– Ты чего так рано встал? – шёпотом спросил его вошедший в комнату растрёпанный сонный отец.
– Мамке помочь, выгоню Каркушу в табун, – стараясь говорить будничным голосом, монотонно протянул Сёма.
– Иди спать, – Пётр зачерпнул ковшом воду из фляги, – я сам.
Напившись, он вернулся в коридор, там медленно надел куртку, обулся и вышел на веранду. Сёма приник к окошку и взглядом встретил отца во дворе. Наклоняясь под верёвками с высохшим свежим бельём, Пётр направился к летней кухне. Когда он снял с изгороди эмалированное ведро для дойки коровы, что-то оборвалось внутри Сёмы и ухнуло в пустоту.
Стараясь тихо ступать по скрипучему полу, он через коридор прокрался к спальне родителей. В нерешительности замерев у входа, прислушался – ни звука. Осторожно толкнул дверь. В сонном полумраке на маленькой боковой кровати тихонько сопела Катюшка. В центре пустовала холодная родительская постель – матери не было. Сёма прикрыл дверь и воротился в свою комнату.
Лёжа на кровати и глядя на потускневший белёный потолок, он думал о матери. Она сорвалась и ушла. А ведь обещала, что закодируется, что никогда не оставит их. Плакала, избитая и грязная на коленях стояла и клялась, когда отец в последний раз вернул её. И где сейчас она? В городе или пока у Кушкиных, этих беспробудных алкашей. Что-то горькое, мешая выдохнуть, болью стянуло горло Сёмы. Все слова снова оказалось неправдой, какой были до и после рождения Катьки. Сестре соврут, скажут, что когда-то говорили ему. И Сёме надо постараться отвлечь её. В глазах защипало, Сёма моргнул и тыльной стороной ладони зло вытер щёку, повернулся на бок.
Пролежал так в мутных тошнотворных мыслях до размытой белизной зари. В пустом забытьи слышал из кухни разговор отца и вернувшегося с ночной смены Фёдора.
– Славка сказал, что у Кушкиных её видел, – рассказывал старший брат. – Пойдёшь за ней?
Отец в ответ только выругался.
– Давай я притащу её домой?
– Не лезь, – строго приказал отец. – Нечего туда соваться.
– Чего нечего? – горячился Фёдор в ответ.
– А то, что знаю я тебя! – вскипал и отец. – Чтоб Машка потом на зону передачки таскала? Я тебе сказал, не лезь туда, значит, не лезь. Сколько раз ей было говорено? Сколько!
– Пацанов разбудишь, – усмирил отца Федька. – Не полезу, сами разбирайтесь.
Скрипнул стул – Федька ушёл к себе. Сёме стало жутко. А вдруг на этот раз мать уже не вернётся. Он сел, посмотрел на неподвижную спину Серёги и понял, что брат тоже не спит. Сёма хотел выйти к отцу, но из родительской спальни донёсся звонкий голосок сестры, зовущей маму, и он не осмелился. Так начался сжатый в напряжённый серый комок предпоследний день лета.