Первым в колонне ехал Амакасу Кагэмочи, что по приказу князя возглавил авангард всадников. Облачённый в харамаки с белой шнуровкой и блестящими кувагата, огибающими золотой диск на шлеме. В правой руке, пропустив древко под мышкой, свисало копьё, которое он оснастил двумя наконечниками, по одному с каждой стороны. Несмотря на свою нелюбовь к лошадям, сейчас он казался довольным собой, ведь господин оказал ему огромную честь, которой раньше удостаивался лишь Какидзаки.

За ним шли лучники и копейщики Китадзё Такахиро. Тот, поверх своего красного могами, нацепил броское дзинбаори, сшитое из лоскутов разноцветных тканей. У многих, от его вида даже в глазах рябило, но самурая это мало волновало. Он ехал с гордо поднятым подбородком и даже не смотрел на собравшийся народ.

В самой середине шествия ехал сам князь Нагао в чёрном шлеме с серебряным полумесяцем и кандзи «Бисямон-тэн» над ним. Его окружали отменные молодые воины, среди которых был и гигант Ятаро. Бородатый, весь в чёрном и со страшной канабо на плече.

За ними шли остальные воины, под командованием бусё ниже рангом. Замыкал шествие Наоэ Кагэцуна, в вычурном металлическом шлеме в виде китового хвоста и с камоном «черепаший панцирь» на тулье. Он руководил рабочими и обозом, в который входили вьючные лошади, носильщики с припасами и дарами для дворцовой столичной знати.

Оставшиеся вассалы провожали своего даймё до главных городских ворот. Мать благословила в дорогу с напутствием, что Каннон никогда не оставит его. Даже Уэсуги Норимаса, в конце концов протрезвел, выбрался из своего поместья в главном дворе, и теперь смотрел на уходящую армию полный печали и обиды. Всё потому, что ему вновь придётся ждать, пока Кагэтора не вернётся из своей поездки и не ступит на землю Канто, чтобы отомстить обидчикам. Своё прошение Императору о назначении князя Нагао своим приемником, Норимаса отправил вместе с Наоэ. Младший Усами смог убедить его в безупречности разработанной им стратегии и конечно же без подвоха для канрэя, в скором времени уже бывшего. Конечно, Уэсуги терял свой статус, но ведь при помощи Кагэторы, он мог восстановить свой авторитет. Поэтому, сквозь призму уныния, его нутро освящал маленький лучик надежды на возможное светлое будущее.

Армия прошла уже через весь город под замком, что за полтора десятка лет правления Кагэторы разросся до небывалых размеров, выбралась на тракт Хокурику и повернула на юго-запад, в сторону границы с Эттю. Прошлый раз, точно такая же картина предстала перед жителями, когда в последний поход отправлялся Нагао Тамэкагэ. Только теперь, никто не сомневался, что его сын вернётся назад живым и невредимым. Да и стеречь Этиго Кагэтора оставил людей достойных и доверенных. Каждый думал, что князь Нагао едет в Киото с исключительно мирной миссией и ему ничего не угрожает. Хорошо, если бы это действительно было так.

Месяц Удзуки 2-го года Эйроку (апрель 1559 г.)

Провинция Эттю.

Тем же вечером, как армия Нагао вышла из Касугаямы, они пересекли границу с Эттю. Здесь их встретил союзник, что уже много лет служит щитом для Этиго против клана Дзинбо. Сиина Ясутанэ не жаловался на свою нелёгкую роль и пока справлялся сам. Хотя, иногда ему помогал Санпонджи Саданага, чей замок находился поблизости. Кагэтора увидел его впервые, поскольку переговоры с ним всегда велись через вассалов-посредников. Чем-то Ясутанэ напомнил князю Сайто Томонобу, в том виде, в котором тот пребывал сейчас. Широкоплечий крепыш, только ростом пониже, грубой внешности, правда с двумя целыми глазами, густой бородой, но немного короче и ярый копейщик. Зато менее воспитан, чем образованный Сайто и вообще представлял из себя сущего деревенщину.

Сиина вышел из своего замка Мацукура с небольшим отрядом и проводил Нагао до границы земель Дзинбо. Те соответственно, получив приказ Императора о не прикосновении армии Этиго, к давнему врагу не приближались, но оставались настороже за своими укреплениями. Всё-таки, слово Сына Неба ещё имело в Хиномото какой-то вес.

Благо, среди бусё Кагэторы не нашлось ветеранов, служивших его отцу, помнящих тот злосчастный день, когда Дзинбо предали Нагао, а то могли бы и не выдержать, проходя через вражеские земли. Тогда, армия Этиго проиграла икко-икки из Каги и потеряла в сражении много людей, включая даймё и его наследника. Лишь Ятаро был тогда там – в битве при Сэнданно, являясь лишь зелёным юнцом, но он помнил всё. Вспомнил он и то место, где похоронили князя Тамэкагэ.

Узнав от гиганта о месте гибели своего отца, Кагэтора решил сделать привал и ненадолго наведаться на могилу родителя. Никто против не был, несмотря на то, что вокруг сплошь находились враги и так и пускали слюни на мирно шедшую армию, которая, казалось бы, к бою совершенно не готова.

Князь поручил армию заботам Наоэ и Амакасу, взял полтора десятка человек из личной охраны и отправился вслед за Ятаро, указывающему дорогу. До места добрались быстро, верхом покрыв расстояние меньше ри. На небе уже показалась луна и первые звёзды, но оставалось ещё светло. Оникоджима привёл господина к пустырю, уже заросшему зелёной травой, но пока невысокой. Сразу стало заметно, что человек тут не ходит, а если и появляется, то очень ненадолго. Почти в центре пустыря возвышался одинокий кедр, под которым Кагэтора разглядел внушительный валун. Сам Ятаро тогда участвовал в его воздвижении.

– Столько лет прошло. Сколько всего мы уже совершили, а я помню те события, будто они произошли вчера. – ностальгически и как-то грустно прозвучал гулкий бас Оникоджимы.

– Скучаешь по моему отцу? – спросил даймё.

– Я бы сказал да, если бы не знал вас, – честно признался гигант. – Но мне обидно, что он погиб именно так – проигравший, преданный собственным сыном и вассалами.

Кагэтора ничего не ответил и молча пошёл к камню, на котором было высечено имя «Нагао Этиго-но-ками Тамэкагэ». Ятаро последовал примеру господина, а охрана осталась у края пустыря. Вдвоём они предстали перед могильником, сели на колени, поклонились и начали молиться за упокой души погибшего.

– Оставь меня ненадолго, – попросил Кагэтора.

Гигант повиновался беспрекословно, встал и ушёл к ожидавшим неподалёку телохранителям князя.

Нагао смотрел на камень, будто на человека, пытаясь разглядеть в нём хоть капельку души, но безмолвный, незыблемый монолит оставался прежним. Казалось, так он смотрел на него очень долго, пока, наконец не вымолвил:

– Вы узнаёте меня отец? – взгляд Кагэторы застыл в одной точке. – Мы встречались в последний раз, когда мне было семь. Теперь мне тридцать. Это я, ваш четвёртый сын Торачиё.

Камень молчал. Только лёгкий ветер подул в лицо князя. Прохладный и неестественный. Ни одна веточка на кедре не шелохнулась.

– Простите, что пришёл к вам впервые за столько лет, но иначе было нельзя. Почему ваш дух всё ещё здесь, а не отправился в круг перерождений? Все, кто предал вас уже ушли из этого мира. Вы отомщены.

Камень завибрировал. Едва заметно, но Кагэтора смог разглядеть, что от него отделилось нечто прозрачное и бесформенное.

– Не все-е! – ветром раздалось в ушах даймё.

– Кто ещё?

– Эта земля! – звучал замогильный шёпот.

– Вы имеете ввиду Дзинбо?

– Не все-е! – повторилось вновь.

– Клянусь, – Кагэтора сжал кулак и приложил к груди. – Настанет день, и вы обретёте покой! Вы будете отомщены до конца!

– Эта земля врагов! – прозвучало более внятно.

– Я понял, – Нагао опустил веки. – Я сдержу своё слово. – он низко поклонился камню, произнеся короткую молитву, поднялся на ноги и хотел уйти.

– Берегись!

Кагэтора обернулся к валуну. Тот по-прежнему вибрировал.

– Опасен этот путь!

Голос стих и ветер перестал дуть. Князь, склонив голову, ещё немного подождал. Что хотел сказать отец? Это было предостережения к его нынешней цели или же это касалось мести, которую он поклялся свершить? Похоже, что дух Тамэкагэ сейчас находился где-то между миром духов и миром живых, раз он не мог так чётко выразиться. Возможно, ещё живые виновники его смерти удерживали дух здесь, не давая спокойно уйти. Печально стало на душе Кагэторы, ведь он до сих пор не знал, что его отец так и не обрёл должного покоя. Жаль, что Сайто сейчас не было рядом, он в этих делах разбирался лучше князя.