Я полагал, что за семь лет Анжела уже успела выйти замуж, может, даже не единожды, и родить, тоже, может, неоднократно. Не исключал вероятности, что по соседству она давно уже не живет. А если вдруг живет, то за почти две недели январских выходных у меня уж точно появится возможность встретиться и пообщаться с девушкой, которая когда-то была в меня влюблена. Так зачем же было демонстрировать свой интерес к прекрасной соседке, напрасно тревожа мамино сердце? Лишних телодвижений я давно уже научился не совершать.

На следующее утро меня разбудила траурная музыка.

– На нашей улице умер кто-то? – поинтересовался у мамы, выйдя к завтраку.

– Так ты не заметил разве? У забора Морозовых уже вчера гроб стоял, – удивилась мама моей невнимательности. Но в голосе ее мне послышалось напряжение.

– Так кого сегодня хоронят: Дениса Аркадьевича или Таисию Николаевну? – уточнил, задумавшись. Похоже, в этот день мне встречи с Анжелой было не избежать: дочь-то должна была прийти на похороны родителя.

– Оба они живы: и Денис Аркадьевич, и Таисия Николаевна, – вздохнув, ответила мама.

– Кто ж тогда… – Я не закончил вопрос, так как меня сковала холодом страшная догадка.

– Анжела, – мама вздохнула еще тяжелее.

– Как это произошло? – настроение у меня упало ниже плинтуса. – Болезнь или несчастный случай?

– Даже не знаю, как и сказать, – мама издала еще один тяжелый вздох. – И то, и другое, все вместе – то ли от передозировки она умерла, то ли от какого-то бракованного наркотика. Я в этих тонкостях не разбираюсь.

– Анжела принимала наркотики?! – Строя предположения о том, как сложилась судьба моей Снегурочки, я и подумать не мог, что она пойдет по скользкой дорожке.

– Да вот да.

– Мне нужно сходить, наверное, к соседям – с Анжелой попрощаться, – подумал я вслух, не в состоянии прийти в себя от обрушившихся на меня новостей.

– Лучше не надо сынок, не ходи, – остановила меня мама.

– Почему? – удивился.

– Морозовы считаю, что это ты их дочку на иглу посадил, – призналась мама, отведя глаза.

Эта информация меня добила. Я не только не подсаживал Анжелу на наркотики, но и сам их не употреблял. Даже не пробовал ничего, кроме травки. Травку, конечно, бывало, покуривал, да и то не при Анжеле. Так что на сей скользкий путь толкнул ее не я, не я привил ей эту пагубную привычку.

– Бред какой-то! – пожал я плечами. – Ты-то хоть понимаешь, что я тут ни при чем?

– Я-то понимаю, только Морозовых не переубедить. Со мной они даже не здороваются. А тебя Денис Аркадьевич грозился, как пса поганого, пристрелить, если объявишься. Христом богом прошу: не ходи ты туда, не связывайся с ними! – попросила меня мать.

– Ладно, не пойду никуда, – буркнул недовольно. Испугаться угроз Анжелиного отца я не испугался – не хотелось добавлять переживаний людям, которые хоронят единственную дочь. А мне видеть ее остывшее тело не так уж и хотелось. Решил, что лучше запомню ее такой, какой встретил впервые – сказочной Снегурочкой.

Декабрь 2012 года

Обещание не ходить к соседям попрощаться с Анжелой я сдержал, но не мог удержаться от того, чтобы время от времени не выглядывать в окно. Мысленно я со своей Снегуркой прощался, вспоминал ее пронзительно-синие глаза, зовущие в глубину, ее податливые губы, ее нежные пальцы, звонкий голос, звенящий смех.

Гроб с телом Анжелы ее отец нес вместе с какими-то незнакомыми мне мужиками: скорее всего, с нанятыми в мемориальной компании. Родственников, как я знал, у моей Снегурочки было немного: дед с бабкой в какой-то богом забытой деревне да тетка, давным-давно вышедшая замуж за офицера и скитающаяся с ним по всей стране, терпящая побои, измены и беспробудное пьянство вояки.

На похороны племянницы тетка, похоже, не приехала, а вот дед с бабкой, несмотря на дряхлость, прибыли: шли, тяжело ступая, в самом конце процессии. Хотя процессия – это было слишком сильно сказано. Непосредственно за гробом шла школьная подруга Анжелы (кажется, Маша) и Таисия Николаевна, грубо тянущая за собой девчушку лет шести-семи. Малышка упиралась, пыталась вырваться. Таисия Николаевна нервно дергала кроху за руку и что-то ей шипела, от чего та начала вырываться еще сильнее и буквально забилась в историке. Мне даже жаль стало девчушку, захотелось ее защитить.

Я открыл форточку, чтобы расслышать разговор.

– Будешь плохо себя вести – кончишь, как мать. Положат тебя в гроб и закопают. И обглодают твои косточки голодные крысы, – шипела ребенку Таисия Николаевна.

Я догадался, что рыдающая девочка – дочка Анжелы. Это я следил за тем, чтобы моя юная любовница предохранялась, так как был взрослым. А после меня она почти наверняка с ровесниками кувыркалась, а в этом возрасте гормоны крышу так рвут, что не до контрацепции. А если она к этому времени уже и ширялась… тут уж без вариантов. Это чудо еще, что только один ребенок у нее, а не пятеро.

– Таисия Николаевна! – не выдержав, крикнул я в окно. – Не запугивайте дитя, девочке и так уже по жизни досталось. Ребенок ни в чем не виноват.

Мать Анжелы уставилась на меня пустыми глазами: смотрела, точно сквозь меня. Но почти сразу ее взгляд приобрел осмысленное и весьма злобное выражение.

– Явился, ирод, на плоды своего труда посмотреть! – вскричала она, воздев руки к небу и даже отпустив ради этого театрального жеста руку девочки. – Да чтоб ты в аду горел и на Земле мучился! – послала мне проклятье.

Оправдываться и спорить с нею я не стал – молча закрыл окно.

– Зачем ты встрял? Обещал же не показываться! – упрекнула меня мать. – Предупреждала ж я тебя: добром эта история не кончится.

– Да не паникуй ты! – махнул рукой. – У Дениса Степановича руки заняты – не мог он меня застрелить. Разве что гроб бросил бы! И вообще, как ты себе это представляешь: жить по соседству, а на глаза не попадаться? Не буду же я от Морозовых две недели прятаться!

Мама отвернулась и завыла тихонько, плача.

– Ну, что еще? – Я даже растерялся: не ожидал, что она по соседке убиваться станет. – Ты-то с чего Анжелу оплакивать вздумала? Ладно б я с горя завыл…

– Мне не столько Анжелу, сколько Снежану жалко, – вытирая передником слезы, повернулась ко мне мать. – Не дадут Морозовы житья внучке, невзлюбили они ее, как неродную. А все из-за тебя. Говорила ж тебе: не тронь Анжелку, малая она еще! – мама снова всхлипнула.

– Да я-то тут при чем?! – занервничал я, еще не понимая суть претензий.

– А тебе Снежаночка никого, случайно, не напомнила?! – с намеком процедила мама.

– Девочка, которую Таисия Николаевна за руку волокла и крысами пугала? – уточнил я. – Так она закутанная вся была, я ее толком-то и не разглядел.

– А у меня фотокарточка ее есть, – с ехидством в голосе сообщила мама, как будто хотела меня на чем-то подловить. Порывшись в комоде, достала и открыла на последней странице альбом: – Вот, любуйся, выкрала для тебя!

На снимке была запечатлена светловолосая девочка со вздернутым носиком, счастливо улыбающаяся пухлыми губками. Глаза у нее были мамины – Анжелины: такие же синие и широко распахнутые, как будто удивляющиеся небу, солнцу и вообще всему миру. Но овал лица у девочки был не таким нежным, как у моей Снегурочки, а скорее трапециевидным, из-за чего она не была так же сильно похожа на ангелочка, как ее мама. Девочка была снята на качелях. Одной рукой она держалась за грубую цепь, на которую были подвешена доска, другой прижимала к груди страшноватую деревянную игрушку, похожую на Щелкунчика.

– Вылитая Анжела, – согласился я, разглядывая фотографию.

– А больше ни с чем сходства не замечаешь? – раздраженно спросила мама.

– Ты намекаешь, что девочка похожа на меня? – Кажется, я стал догадываться, к чему она клонит.

– А на кого же еще? Подбородок твой, и лоб, и брови, и родинка на скуле! – мама начала перечислять «улики».

– Сколько ей лет? – спросил я, хоть и не сомневался: сроки мама раньше меня подсчитала.