Все не так просто.

Отбросив все мысли об офицере Пирелли на задний план, вытаскиваю документы на мотоцикл, но обнаруживаю, что мои водительские права пропали. Решив, что в спешке засунула удостоверение в один из карманов, я обыскиваю их. Снова появляется Пенелопа и театрально закатывает глаза.

— Вы издеваетесь надо мной? Вы даже не притронулись к бланкам!

— Не могу найти права, — шиплю я, слегка паникуя. Вываливаю содержимое своих карманов на стол и просматриваю все. — Может быть, они в одной из седельных сумок, — говорю я, больше себе, чем Пенелопе.

— Это дизайнер такой? Как «Гуччи» или «Диор»?

Поднимаю голову, и моя челюсть отвисает, когда я недоверчиво смотрю на дамочку.

Она же не серьезно.

Прежде чем я успеваю объяснить, что, черт возьми, такое седельная сумка, или даже решить, хочу ли я вообще развлечь ее ответом, на стойке регистрации снова звонит телефон, и знаток сумок спешит ответить. Я бросаюсь к лифтам. Добравшись до них, нажимаю на кнопку и бросаю взгляд через плечо на Пенелопу.

— Если Сорайя спросит, я спустилась на парковку за водительским удостоверением, — предупреждаю я, но Пенелопа машет мне рукой и продолжает телефонный разговор. Я некоторое время пялюсь на нее, все еще пытаясь осознать тот факт, что она приняла седельную сумку за дизайнерскую.

Позади меня звенит лифт, сигнализируя о том, что двери вот-вот откроются, и я отрываю взгляд от невежественной секретарши. Развернувшись, натыкаюсь на что-то твердое. Сильные руки хватают меня за талию, поддерживая, и я поднимаю голову, чтобы извиниться перед тем, в кого только что врезалась. Однако слова замирают у меня на языке, когда я смотрю на мистера Высокого, Темноволосого и Красивого, также известного как Красавчик-коп. То твердое, на что я наткнулась — по всей видимости, его грудь.

— Быть этого не может, — шиплю я, не веря своим глазам.

Каковы, черт возьми, шансы?

Марко

— Ты! — восклицает чертовски сексуальная брюнетка, тыча пальцем мне в грудь. На долю секунды ее взгляд скользит туда, где она прикасается ко мне, и на милых чертах лица появляется выражение шока. Но оно мимолетно, потому что в мгновение ока карие глаза возвращаются к моим, и девушка хмурится.

Антониа Де Лука.

Обычно я не запоминаю имена каждого нарушителя, которого останавливаю, но эта дамочка оставила впечатление. Не знаю, что в ней привлекло меня больше — глаза или полные губы, которые, кажется, всегда чем-то недовольны. А, может, дикие кудри, которые большую часть утра я представлял намотанными на свой кулак, пока наклонял цыпочку над байком — произведением искусства, кстати. Очень жаль, что девушка, понятия не имеет, как на нем ездить.

Только когда она поспешно отталкивает мои руки, я понимаю, что все еще крепко сжимаю ее талию. Антониа вздергивает подбородок и гневно смотрит на меня.

Черт возьми, как сексуально.

— Что ты здесь делаешь? Следишь за мной? — огрызается она, сузив свои шоколадные глазки в крошечные щелочки.

— Слежу за тобой? — усмехаюсь я, не в силах удержаться. На Кудряшку Сью приятно смотреть, и я предполагаю, что, судя по исходящему от нее жару, она, вероятно, хороша в постели. Взвинченные обычно таковыми и являются. Весь этот гнев и плохая энергия создают фантастический секс. Но в тот день, когда я буду следить за какой бы то ни было женщиной, у меня отвалится член.

— Я знаю таких, как ты, — усмехается Антониа, снова указывая на меня, — думаешь, твой значок делает тебя всемогущим, но я запросто предъявлю обвинение в домогательстве в твой адрес.

Быть полицейским не было моим первым карьерным выбором, черт возьми, это даже не было моим вторым выбором. Я привык жаловаться на свою мать любому, кто был готов слушать. Видите ли, она очень строга, и ее любимое занятие — отрываться на мне по полной. В четырнадцать лет она заставила меня разносить газеты, потом заболела и все такое, но следила за тем, чтобы я доставлял гребаные газеты каждое воскресенье. Кармелла Пирелли не любит скандалов. Она итало-американка старой закалки, и не настаивай она на том, чтобы я сдал тесты во все городские инстанции, я бы, вероятно, спал до четырех часов дня на ее диване, который она до сих пор накрывает защитной пленкой.

Я заплатил регистрационный взнос и сдал тесты в полицейское управление, пожарную службу, даже в санитарную — и все это только для того, чтобы она заткнулась. Только потеряв работу на стройке, я, наконец, оценил усилия моей мамы. Полицейская академия позвонила спустя пять дней после того, как я обналичил последний чек пособия по безработице. Я получил ценный урок.

Жизнь не всегда идет по плану. Поэтому всегда носите с собой гребаный страховой полис.

Полиция Нью-Йорка являлась моим страховым полисом, и поэтому, да, быть копом не было мечтой всей моей жизни, но стало очень большой частью того, кто я есть. Я — патриот своей профессии, и Кудряшка Сью меня обидела, намекнув, что я использую свой значок не только для защиты граждан Нью-Йорка. Ладно, возможно, я и подцепил пару девушек, сказав им, что всегда ношу в заднем кармане наручники, однако я всецело за то, чтобы ловить плохих парней и, конечно же, случайных нарушителей ПДД.

— Значит вот как вы, копы, работаете? Останавливаете женщин, воруете их водительское удостоверение и преследуете по месту работы после вручения кучки штрафов? Нельзя придумать способ потрахаться получше? Какой-нибудь менее жуткий. И при котором не выглядишь гигантским мудаком!

Горячая, с примесью безумия — именно такая, как мне нравится.

— Подожди минутку. То есть, по-твоему, я остановил тебя, чтобы затащить в постель? — удивленно спрашиваю я.

— Я заметила, как ты разглядывал мою задницу, — обвиняет Антониа.

Ладно, возможно, разглядывал. Задница потрясающая, но я ни за что, черт возьми, не признаюсь девчонке в этом. Ее самомнение и так уже размером с гору Рашмор.

— Я проверял, не разбита ли задняя фара. На случай, если тебе интересно, так оно и было, и я мог бы выписать тебе еще один штраф, но у тебя, похоже, выдалось плохое утро, поэтому я тебя пощадил. Было бы неплохо сказать спасибо, — многозначительно отвечаю я, скрещивая руки на груди.

Ее глаза становятся огромными, как блюдца, и Антониа ругается по-итальянски. По сути, она велит отвалить и обзывает куском дерьма, но почему я нахожу это чертовски сексуальным — поди разберись.

— Давай кое-что проясним. Мое утро шло просто замечательно, пока ты не остановил меня. Из-за тебя я не только опоздала на работу, ты выписал мне три штрафа, три! И из-за тебя я потеряла права!

Я закатываю глаза. Отлично, значит, Крошка Сью любит преувеличивать.

— Ты не потеряешь свои права, если пройдешь курсы безопасного вождения, что, вероятно, из области фантастики, учитывая, что ты ни хрена не умеешь водить.

— Я уже их потеряла! — кричит Антониа, стиснув зубы. — Маленькую карточку с моей фотографией, адресом и датой рождения, которая доказывает, что я гребаный житель Нью-Йорка!

Расстроенная, она поднимает руку и проводит пальцами по волосам точно так же, как сделала это, когда я ее остановил. Я завидовал ее пальцам тогда и завидую сейчас.

Разжимаю руки и массирую виски. Прекрасно помню, как возвращал Антонии права, потом она уронила их, но я не помню, чтобы кто-то из нас наклонился их поднять. Я бы точно запомнил ее задницу, задранную в воздух. Однако, прежде чем успеваю ей что-либо сказать, причина, по которой я оказался здесь, прочищает горло. Я отрываю взгляд от горячей девушки передо мной и смотрю на ту, что стоит позади нее.

Большие карие глаза Сорайи перескакивают с Антонии на меня. Мой взгляд отмечает синий цвет кончиков ее волос — признак того, что в стране Сорайи все хорошо. Если бы они были красными или даже фиолетовыми, я бы развернулся и убрался к чертовой матери отсюда подальше. Одной сумасшедшей итальянской бабы на сегодня достаточно, необязательно перевыполнять план.