Потому и горят над кладбищами всего Острижского государства печати, дабы невежество людское под контролем держать.

Ниенна машинально высекла из пальцев поисковый «маячок» и отправила его гулять по окрестностям. Не крадется ли урдалак или стрыга по заросшим травой тропкам, не жаждет ли свернуть белоголовой девчонке шею?

Но нет, на жальнике было тихо. А когда спустя полчаса «маячок» вернулся в руку владелицы, некромансерка и вовсе замерла от удивления.

На этом кладбище не могли восстать из гроба даже самые свежие мертвяки. По одной простой причине – оно было накрепко запаяно сильными некромансерскими чарами. Да тут, поди, человеческой кровью тоже закрывали! Ох, Милосердная Смерть, что ж творится такое, что за гадюшник развелся в Щедром Поле и его окрестностях?!

Сильнее всего было наколдовано в углу, где за ровненькой и свежей оградкой высились пять крестов. Одна могилка была для взрослого человека, остальные поменьше. Детей явно хоронили, может, даже младенцев. На могилке, крест которой обвивали цветочные венки, стояла кружка. Ниенна заглянула внутрь – молоко. На соседней, что предназначалась взрослому, стояла тарелка с расклеванными воронами оладушками, пригоревшими, плоскими, явно испеченными неумелой мужской рукой.

И на всех было рассыпано зерно и разбросана пошинкованная репка.

У Ниенны перехватило гортань, мигом накатили собственные переживания, до сего дня успешно подавляемые. Она села на лавку, тоже новую и тщательно обструганную, и заревела.

Что она оплакивала? Свою боль, покалеченное тело, почти иссякнувшую силу? Мать с отцом, что так и не поняли, почему она сбежала из дома и отказалась выходить замуж за старого маркиза, который был для шестнадцатилетней девчонки страшнее эльфовской богини Тридамат? Или любовь, которой никогда в ее жизни не случится, ибо напророченного мужика с огненным сердцем не существует на белом свете?

Горе деда Ерохи, странного старика, который сам то ли человек, то ли дух, то ли нечисть, раз его родню держат под землей крепкие заклинания, но которого все равно жалко так, что рвется сердце на части? Девок, которым красивый колдун светит лишь на праздник, а поутру в лучшем случае – золотая монетка, кинутая в подол? Богатое приданое, купленная на эти деньги корова – и пропахший потом да хмелем муж, который никогда не сравнится с ласковым столичным чародеем?

Когда некромансерка очнулась и подняла голову, солнце уже клонилось к закату. Она ахнула, торопливо вытерла слезы и побежала к выходу, потирая бурчащий с голодухи живот. Обещала прийти на завтрак к старосте, а явится в лучшем случае к вечерней трапезе, хороша гостья!

Нехорошее предчувствие кольнуло Ниенну еще на выходе с поля. Отсюда по прямой дороге до околицы оставалась от силы половина версты. Но уже было слышно, что в деревне ни звука. Не мычали коровы, не визжали дети, не ругались нецензурной бранью мужики, возвращавшиеся с покоса, не пели о любви девки.

Некромансерка вбежала в ворота, едва переводя дух, и с ужасом поняла, что предчувствие ее не обмануло. Растерянно оглянулась по сторонам. Где боевики? Где Азали с Гердой?

– Внученька, – вдруг тихо позвал ее дребезжащий старческий голос.

Она обернулась и увидела сидящего в кустах деда Ероху. Судя по лицу, тот тоже недавно плакал.

– Беда, внученька, старый барин при смерти, – торопливо начал он рассказ, выбираясь с кряхтением из зарослей чертополоха.

– Не может быть! – ахнула Ниенна. – Он поправлялся, я ему с утра лекарство носила!

– Господин Сапек так сказал, – развел руками старик. – И заявил, мол, перед смертью барин хочет деревенским раздать имущество, чтобы за упокой его души Всеблагому Левию молились. Вот и пошли они, я тут один остался… Мне чужое ни к чему, злато-серебро тем более.

– А наши боевики? А Герда с Азали? – опешила некромансерка.

– Тоже ушли, за порядком следить и от чудища спасать, в случае чего. Не нравится мне это, внученька, ой, не нравится…

Ниенна застыла на месте.

Альбрехт с утра ставил защитные заклинания в границах околицы, ни один некромансер бы не пролез. А управляющий явился и увел всех людей из безопасного места!

Ниенна задрожала так, что лязгнули зубы.

– Дедушка, ваш господин Сапек и есть некромансер, – прошептала она. – Не в усадьбу он их повел, добро делить. А за сокровищами барскими. Жертву принесет массовую, и откроется ему место, где зарыт проклятый клад. Я с утра была у Репняных, противоядие давала. Видать, он понял, что вот-вот старый барин с сыном на поправку пойдут, и затея его провалится. Потому и решил одним махом убить всех зайцев. Деревенские окропят своей кровью землю, некромант получит золото, а обоих Репняных в кандалы да на казнь – за то. что допустили массовое убийство на вверенной им земле…

Некромансерка опустилась в траву и закрыла лицо руками.

– У меня почти нет сил, я калека! – снова заплакала она. – Я полгода назад богиню Тридамат в небытие отправила и несколько сотен загубленных душ освободила, через то здоровье потеряла, мне вовек его не одолеть, а ребята с селянами ушли!

Старик молчал. Затем Ниенна почувствовала, как сухая узловатая рука гладит ее по голове.

– Не реви, внученька. Будем обходиться теми силами, что у нас есть. И твоими умениями.

– То есть? – удивилась некромансерка, вытирая глаза.

Старик смотрел на нее с грустью – и странной надеждой.

– Сейчас не надо сражаться с богиней и освобождать призраков, деточка. Подними из могил семью мою, томятся они в плену много дней. Не выпускает их земля, скованная чужим заклинанием.

– Неупокоенных мертвяков создать и выпустить?! Да вы, дедушка, никак ополоумели? Вы представляете, что случится, если вдобавок к некромансеру по округе будут ходить упыри или еще кто похлеще?

– Там не мертвяки, – покачал головой старик. – И других вариантов нет. Пойдем скорее, иначе случится беда.

– А что же там, в тех могилах? – Ниенна вскочила на ноги и ринулась за стариком. Тот поспешал на удивление быстро для человека, у которого одна нога – деревянная.

Дед не ответил сразу, торопливо ковыляя через репяное поле к кладбищу. И лишь один раз по дороге обернулся.

– Там наше спасение.

*

Еще на подходе к кладбищу Ниенна поняла – что-то не так. Дошло спустя лишь минуту, непростительно долгую в их с дедом Ерохой ситуации.

По кладбищу брели, раскачиваясь на полуистлевших ногах, немертвые. Были среди них и совсем усохшие мумии в тряпье, в котором с трудом угадывалась военная форма прошлого столетия, и босые селяне, у которых из нажитого добра был лишь худой сюртук, и свежераздувшиеся, еще истекающие кровью и гноем девицы – все, как одна, с дырками в груди.

Ниенна едва успела прыгнуть с тропинки в канаву около забора жальника, дернув деда за собой. Тот упал и неловко покатился через скошенную траву, но приземлился удачно – на здоровую ногу.

– Простите, дедушка, но не до церемоний. Сожрут вас твари, и не поморщатся, а у меня не хватит сил и на вашу защиту, и на бой с поганцем. Еще и родственников ваших за каким-то лешим поднимать… Гляньте, вон в той разношерстной толпе их нет?

– Нет, внученька, Сапек их ни за что не отпустит, он скорее еще пару заклинаний сверху наложит, чтобы не выбрались ни за что, – ответил дед, тяжело дыша. – Тебе не надо меня защищать, я для других целей пригожусь. Сбивай заклинания, освобождай моих и набирай силу, твоя подмога друзьям будет очень нужна. Они не справятся с некромансером, сама же знаешь.

– Дедушка, да где ж я возьму столько силы за короткий срок!.. – взвилась в ярости Ниенна, и вдруг замерла. Леденящий ужас пополз по желудку до самого горла. – Нет, ни за что! Вы с ума сошли!

– Да, внученька, – со спокойной грустью ответил дед. – Ведь знаешь, что делать, просто до сих пор мысли такой не допускаешь. Моей крови хватит, чтобы сломить заклинания паскудника, а жизнь заберешь ты.

Ниенна знала темные ритуалы, позволяющие за краткое время накачаться силой под жвак и одержать победу даже в самой нелегкой магической битве. Все они были завязаны на смерти жертвы, что истекала кровью. Ведь именно в крови и заключается жизнь, и потому ее так любят упыри всех мастей. Лиши их живительной влаги, и в скором времени чудища рассыплются в прах.