‘Да, ваше превосходительство, он это сделал. Он попросил разрешения увидеть людей с Запада.’

"С тех пор, как ему открылась причина их сдержанности?’

‘Это причина, которую он привел’.

‘И какой ответ вы ему дали?’

‘ Нет. Вот почему мы встретились. Могу я спросить, каковы взгляды вашего превосходительства по этому вопросу?’

Губернатор побарабанил ладонями по столу. Он не думал, что у него есть какие-то взгляды на этот вопрос. Теперь, когда кот был на свободе, казалось, не имело никакого значения, видел ли Хаутсон других европейцев или нет. Но он подумал, что ему следует подождать.

‘Скажи мне, настоятель, каково было отношение трулку – уверенное, уверенное?’

‘Нет, - медленно сказал настоятель, - нет, это не так. ...В последнее время с ним произошла перемена. Он выглядит ошеломленным. Он похож на лунатика. У него тени под глазами, а походка тяжелая.’

‘На него нисходит бремя знания", - уверенно сказал заместитель настоятеля. ‘ Уверяю вас, ваше превосходительство, симптомы классические.

Губернатор решил расслабиться и позволить другим обсудить эти классические симптомы. Они много обсуждали их. Он видел, что настоятель, заместитель настоятеля и Распорядительница Церемоний были очень впечатлены ими; эта Маленькая Дочь была впечатлена меньше. Вспомнив, как сильно она настаивала на статусе трулку для Хоутсона, он посмотрел на нее с некоторым интересом; и когда дискуссия закончилась, снова наклонился вперед.

‘Разве мы не должны, - мягко сказал он, - воспользоваться мнением Маленькой Дочери?’

Он увидел румянец, мгновенно вспыхнувший на ее круглых щеках, и то, как ее руки нервно потянулись к треуголке. Она сказала: ‘Мои взгляды, ваше превосходительство. … Почему, я думаю – то есть, я верю, что Мать подумала бы – что теперь нет причин, по которым трулку не должны встречаться с другими западными людьми. В конце концов, поскольку он теперь знает...’

‘Конечно", - сказал заместитель настоятеля.

‘Конечно", - сказала Распорядительница церемоний.

‘ Да, ’ нейтрально ответил губернатор.

Настоятель выжидающе смотрел на него. ‘Понимаем ли мы, ваше превосходительство, - сказал он, - что вы также придерживаетесь этой точки зрения?’

‘ Ну да, ’ рассеянно ответил губернатор. ‘Вы можете воспринимать это так, настоятель’.

Но он не смотрел на настоятеля. Он смотрел на Маленькую Дочь. Она что-то знала, подумал он. Он задавался вопросом, что это было.

Маленькая дочь тоже задавалась вопросом. Размышляла она, с трудом преодолевая семь пролетов к верхнему монастырю. Она не собиралась ничего отдавать. Она надеялась, что ничего не выдала. Но она и раньше замечала сверхъестественную способность губернатора поднимать что-то из воздуха. Она была очень обеспокоена.

Маленькая Дочь верила, что она знала Мать настолько близко, насколько это возможно для одной души знать другую. Она вымыла ее, побрила, покрасила и помазала; она была на ее попечении с 6 лет. Она не просто любила Мать, как обязана была делать по долгу службы: она обожала ее. Она считала ее (и иногда называла ее в моменты особой нежности) своей маленькой розой. Если бы Мать попросила ее взлететь, как птица, с самой высокой золотой крыши монастыря, она бы охотно это сделала. Мать не могла попросить ее ни о чем таком, чего бы она не сделала; и ничто из того, что Мать могла сделать, не показалось бы ей чем-то иным, кроме как совершенно разумным.

Тем не менее, она была обеспокоена.

В своем ежедневном служении она заметила некоторые вещи, которые указывали на то, что Мать не проводила свои ночи в одиночестве.

Хотя сама она девственница и связана обетом пожизненного целомудрия (как и все ее предшественницы), Маленькая Дочь не нашла в этом ничего шокирующего. Традиция установила, что, пока Мать была в этом мире, она имела право, по своей воле, пользоваться обычаями этого мира; до тех пор, пока соблюдалась осторожность. Она слишком хорошо помнила растущие аппетиты Семнадцатого. С возрастом она становилась все более ненасытной. В обязанности Маленькой Дочери входило приводить к ней мужчин с завязанными глазами и связанными за спиной руками; иногда по четыре или пять мужчин за ночь. Тот, к кому она привязалась в старости, действительно стал немного невменяемым из-за своего опыта; и ближе к концу произошел небольшой скандал, связанный с самим настоятелем. …

Именно превращение из этого старого прожорливого существа в хрупкую, похожую на цветок маленькую восемнадцатилетнюю девочку, причем в тот период ее жизни, когда она была наиболее восприимчива к переменам, породило в Маленькой Дочери ее особые чувства по отношению к Матери.

Поэтому то, что обожаемая молодая женщина пожелала попробовать поэкспериментировать с мирскими обычаями, не вызвало у нее ничего, кроме мимолетного беспокойства; ее смущало то, как ей это удавалось.

Маленькая дочь спала за пределами комнаты матери. Она знала, что никто не приходил этим путем. Был только один другой способ: она сама научила этому Мать (как когда-нибудь Мать научит этому новую Маленькую Дочь: так что секрет был сохранен по прямой линии). Только два других человека в монастыре знали эту тайну, настоятель и заместитель настоятеля: они тоже передавали ее от одного к другому. Только один человек знал этот секрет. Это был Ху-Цзун, и Тринадцатый сказал ему это, находясь под его чарами.

Маленькая Дочь провела много мучительных часов с этой проблемой. Она знала, что может не принимать во внимание как настоятеля, так и заместителя настоятеля. Это, казалось, оставило только бессознательного трулку. ... Но если бессознательный трулку разгадал секрет, тогда он больше не был бессознательным, и, более того, уже не трулку, а идагом; ибо такой секрет не подходил для трулку; и если бы по какой-то прихоти судьбы он получил его, то он, скорее всего, не воспользовался бы им.

Но если бы он был идагом, Мать была обязана раскрыть его. И если бы она не раскрыла его, тогда он не мог бы быть идагом. ... Бедный мозг Маленькой дочери пошатнулся.

‘Маленькая дочь?’

‘Я иду, мама’.

Маленькая Дочь, тяжело дыша, влетела в комнату и опустилась, держась за сердце, на табурет.

‘О, маленькая дочь, скажи мне быстро – что было решено?’

Маленькая Дочь перевела дыхание. "Чтобы трулку было позволено видеть людей с Запада", - сказала она.

‘И какие вопросы были подняты?’

Маленькая дочь рассказала ей, заметив в то же время усталость ребенка, опущенный рот, беспокойство в глазах. Ее сердце потянулось к ней.

‘И это все?’

‘Да, это было все’, - сказала Маленькая дочь; и затем, очень смелая: "Дорогая маленькая мама, если тебя что–то беспокоит - какая-то особая проблема ...’