ЯT было 12 мая, когда Хьюстон прибыл в Ямдринг, и 18 июня, когда он обнаружил туннель. Он спустился по ней тридцать шесть часов спустя, примерно без четверти двенадцать, ночью 19-го.

Большая часть времени между ними была потрачена на планирование того, как выбраться из его камеры и вернуться в нее снова. Это была не такая простая операция, как казалось, потому что камера была заперта на засов. Его заперли на засов в половине десятого вечера и не открывали до шести утра. Он мог видеть засов через решетку в двери, но не мог дотянуться до него.

Решение, в высшей степени остроумное, было найдено с помощью бесценного шнура для нюхания. К этому времени Хьюстону вернули его вещи, и среди них был маленький серебряный нож с его именем: он носил его с собой с 14 лет. С помощью ножа он отрезал кусок шнура, распутал его, чтобы получился более длинный кусок, и скользящим узлом заарканил болт через решетку. Это вышло довольно легко, хотя и несколько скрипуче (недостаток, который он исправил на следующий день с помощью куска масла), но все же у него возникла проблема с тем, чтобы снова запереть его, как только он окажется внутри.

На решение этого вопроса ушло гораздо больше времени, но он был так доволен тем, как он это сделал, что позже левой рукой нарисовал небольшую картинку, чтобы показать метод. Метод состоял в том, чтобы удвоить шнур, пропустить удвоенный конец через кольцо и стержень и надеть его на головку болта (он сделал все это в отрывке). Затем свободные концы он пропустил через решетку в двери, вернулся внутрь и потянул. Болт был втянут в свое кольцо. Затем он опустил один конец шнура и потянул за другой. Вся партия просочилась обратно через засов, через решетку и обратно в камеру.

Два охранника номинально дежурили в конце коридора, но он видел, как они оба храпели в плащах и были потеряны для мира, и поэтому он входил и выходил из своей камеры, отпирая и запирая ее снова большую часть оставшейся ночи, пока не подумал, что у негоосвоился с этим.

На следующую ночь он вышел всерьез.

Он вышел через канализационный люк, который остался незапертым (это был метод, используемый Ринглингом на его романтических свиданиях, и тот, о котором мальчик рассказал ему во время разговора, который беспокоил Мини и Мо). Ловушка поднялась, открыв открытый канал, скользкую канализационную трубу, настолько отвратительную, что его чуть не вырвало. Однако он задержал дыхание и проплыл сквозь нее, и вскоре, когда она достигла выгребной ямы, смог выбраться.

Он оказался на небольшом участке, освещенном ярким лунным светом. Там была стена, монастырская стена, рядом с которой тянулся травяной бордюр, и он поискал сад камней, о котором упоминал мальчик, который взобрался на вершину стены и, не торопясь, выбрался оттуда. Он мягко спрыгнул на дерн и, обогнув монастырь, направился к озеру. Ему пришлось подождать здесь несколько минут, пока охранник ходил взад и вперед по нижней ступеньке, но как только мужчина повернулся, он побежал – мимо ступенек, мимо причала, и не останавливался, пока не оказался почти у деревни.

В том месте, где деревенская дорога впадала в озеро, было привязано несколько лодок, и, вымыв сапоги в воде, он сел в одну и, пригнувшись, отчалил от берега и поплыл по сверкающей воде. Он экономно использовал единственное весло, зная, что любое резкое движение будет заметно в проливном лунном свете, и направил себя к дальней оконечности острова. Здесь, укрытый низким кустарником, он пристал к берегу и направился к святилищу.

Остров усеивали маленькие призрачные кусты и ракитник с белыми цветами, все пепельно-серое в лунном свете. Он пробрался сквозь них и вышел к святилищу, подождал минуту или две, наблюдая за монастырем, открыл дверь и вошел.

Он почувствовал, что его колени немного дрожат в пахнущей краской черноте, но времени на раздумья не было, и он нащупал в кармане трут, зажег лампу и увидел, как обезьяна дружелюбно выпрыгивает из темноты.

Хьюстон отнесся к этому без формальностей.

2

Он услышал удар полуночного гонга после того, как пробыл в туннеле четверть часа, но не был уверен, доносился ли он до него из-за воды или прямо из монастыря. Он спустился в скалу на пятьдесят футов, насколько он мог судить, и теперь был на ровной земле. Он подумал, что, возможно, он действительно поднимается; он двигался, склонив голову вдвое, а его плечи касались боков, и он не мог точно сказать.

Воздух был спертым и мертвым, и масляная лампа начала оплывать. В воздухе стоял сильный, затхлый запах мускуса, и, поняв, от кого он, должно быть, исходит, Хьюстон почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом. Сколько раз она была здесь до него, нестареющая дьяволица; и сколько раз в ее семнадцати прежних телах? В узкой каменной галерее витал дух старого зла, культового зла, настолько гнетущий, что он едва мог заставить себя продолжать. Он подумал, что ему нужен отдых, и остановился, чтобы отдохнуть.

Он остановился, склонив голову, как старая лошадь, и его дыхание вырывалось со свистом, как волынка. Воздуха, казалось, становилось все меньше. Он подумал, что ближе к земле ее может быть больше, и неуклюже опустился на корточки. Лампа сразу же загорелась ярче. Хьюстон просияла от этого.

Это была нехватка воздуха – это и его согнутая поза. С гордо поднятой головой и расправленными плечами он был прав, как дождь. Здесь не было призыва к приступу ужасов. Он был в искусственном туннеле. Это перешло от А к Б. Он очень ловко нашел вход в точке А, и теперь оставалось только найти, где он выходит в точке Б. Если что-то и было более определенным, чем другое, так это то, что никто не побеспокоит его в пути.

Это размышление было настолько обнадеживающим, что через минуту или две он снова поднялся на ноги и пошел дальше.

Земля, несомненно, поднималась – и поднималась круто. Он подумал, что, должно быть, уже выбрался из озера; он, должно быть, идет вверх по ступеням. Если бы это было так, туннель в настоящее время должен выровняться.

Туннель выровнялся.

Хьюстон нашла это очень воодушевляющим. Он думал, что теперь может определить себя с достаточной точностью. Он был прямо под внутренним двором. Где-то на скале над ним прохаживался в прохладном ночном воздухе стражник. Очень скоро туннель должен снова подняться на второй лестничный пролет.

Туннель снова поднялся.

Она продолжала расти. Она продолжала расти так долго, что он был совершенно сбит с толку. Он понял, что, должно быть, ошибся в своем положении. Первый уклон ознаменовал только его выход из озера. Это была вторая, которая следовала линии ступеней – и обоих пролетов сразу.

Но могут ли даже два лестничных пролета тянуться так долго? Возможно, они могли бы. Он был усталым и потерянным; и другие факторы должны были быть приняты во внимание. Монастырь был построен на возвышенности: туннель должен был бы подниматься, чтобы встретиться с ним. Тогда выход был бы расположен в дальнем и менее доступном конце: это объясняло бы дальнейший подъем.

Хьюстон учел все эти факторы. Он перебирал их в уме, как множество четок. Они не сделали ничего, чтобы развеять растущее беспокойство. Он был в туннеле уже полчаса, и ему потребуется столько же времени, чтобы вернуться. Ему все еще предстояло столкнуться с проблемами лодки и возвращения в монастырь. Через пару часов будет светло. Если бы его заставили ждать, если бы его заставили прятаться, если бы один из охранников в проходе случайно проснулся. …