Он затащил Хьюстона внутрь и усадил его к себе на колени, пока распаковывал постельное белье. Его дыхание было сухим и хриплым, и он подумал, что лучше попытаться влить в него немного жидкости. Он повесил свой собственный свернутый спальный мешок и свертки за спину, набрал снега в кастрюлю и поставил ее разогреваться на спиртовке. Он купил в Валунгчунг Гхола чайные брикеты и большую лепешку масла яка, отрезал по полгорсти каждого и размешал в воде. Он налил тсампу в свою кружку и каплю арака в кружку Хьюстона, взял его на руки и попытался заставить пить.

Ему показалось, что он принял немного этого и что его дыхание и цвет лица немного улучшились, но из-за слабеющего света и усиливающегося ветра было трудно сказать. В носу и губах было что-то прищуренное, что ему не понравилось.

Он снял с Хьюстона ботинки, растер ему ноги, уложил его в спальный мешок и завязал его. Он чувствовал, что сам наполовину замерз, а его чай был холодным. Он снова разогрел чай на плите, зажег лампу и сел, скрючившись на своей сумке, попивая чай и наблюдая за Хьюстоном. Пронзительный ветер снаружи угрожал чем-то большим, чем просто быстрым ударом. Он сомневался, что они будут двигаться снова в течение двух или трех дней. Он задавался вопросом, во что он ввязался.

2

Кома Хьюстона длилась (по словам Ринглинга) два дня. Время от времени он осознавал, что мальчик поднимает его и растирает, и его рот и горло протестуют, когда в него вливается горячая жидкость, и скрипящее, ноющее сжатие в груди. И затем, совершенно неожиданно, он осознал еще многое: маленькую желтую лампу, мерцающую на колышущихся черных стенах, порыв холодного воздуха, проникающий из серо-черной щели в стене, тонкое обезьянье лицо с тревожной ухмылкой, склонившееся над ним.

‘ Как вы себя чувствуете сейчас, сахиб?

‘Что происходит?’

‘Вы были больны пару дней. Мы отдыхали в снежную бурю.’

Мальчик отвернулся, вернулся с кружкой и присел на корточки рядом с ним.

‘ Вот, сахиб, выпейте.

В чае была цампа, он пожевал ее и сразу почувствовал тошноту. Мальчик наблюдал за ним.

‘ Как вы себя чувствуете, сахиб?

‘Нехорошо’.

‘Попробуй и проглоти это. Скоро ты почувствуешь себя лучше.’

Он знал, что не скоро почувствует себя лучше, но попытался сглотнуть. Тошнота, казалось, поднималась от его ботинок, и он повернул голову как раз вовремя. Рвота вырвалась теплой струей, и он услышал, как мальчик тревожно зашипел, удерживая свое вздымающееся тело. Он снова слабо откинулся назад и пожелал, чтобы все это снова отступило.

Он сказал: "Мне очень жаль", - с закрытыми глазами.

Мальчик ничего не сказал, но почувствовал, как рука убралась. Вскоре он открыл глаза. Мальчик смотрел на него.

‘Где мы находимся?’

‘ Я не знаю, сахиб. Карта была неправильной.’

‘В Тибете?’

‘ Может быть.

Он вспомнил, как однажды пожелал, чтобы мальчик убрал ухмылку со своего лица, и снова задался вопросом, что, черт возьми, он нашел такого смешного. Но потом он увидел, что мальчик усмехнулся, когда не знал, что еще сделать, поэтому он спросил: ‘Теперь метель закончилась?’

‘ Как раз заканчиваю, сахиб.

‘Который час?’

‘Три часа. Сейчас день. Вам нужно что-нибудь съесть, сахиб. Вы не едите, мы не можем двигаться. Ты очень слаб.’

‘Хорошо’.

Хьюстон закрыл глаза, а когда открыл их снова, мальчик склонился над ним с еще одной кружкой чая. Он чувствовал, что цампа густая внутри, и заставил себя принять ее. Он выпил много и быстро откинулся назад, заставляя себя не пить. Внутри у него все перевернулось и заурчало, прогорклый вкус жирного масла поднялся к горлу. Он держал глаза плотно закрытыми, а рот плотно закрытым и представлял себя на ветру и снегу, ничего так не желая, как оказаться в спальном мешке с кружкой чая, цампой и большим куском вонючего масла яка, и это работало большую часть получаса, пока его желудок внезапно не сделал один дьявольский поворот, который, казалось, выдавил его под давлением из носа, а также изо рта, прежде чем он успел поднять голову из мешка.

Однако мальчик завис над ней и чуть не оторвал голову, вовремя поставив резиновое ведро на место.

Хьюстон снова открыл глаза через минуту или две и обнаружил, что мальчик внимательно изучает содержимое ведра.

‘ Очень хорошо, сахиб. Ты кое-что утаил.’

‘ На черный день, ’ сказал Хьюстон.

Он думал, что идет на поправку.

3

Когда он снова вернулся в Англию в 1951 году, Хьюстон обнаружил, что он на десять дней "отстал": он держал что-то вроде чека, пока был в отъезде, и он каким-то образом потерял эти дни. Он мог бы рассказать о трех из них в больнице в Чумби и, возможно, еще о шести за то время, пока он жил под землей с девушкой; но он думал, что, вероятно, потерял одного также во время путешествия. Ему казалось вероятным, что, пока он был в коме, Ринглинг тоже проспал целый день и забыл об этом. (Он видел, как он делал это позже.)

Во всяком случае, впоследствии он перенес дату, когда они снова отправились в путь, с 27 на 28 апреля, позволив провести в горах две недели без осадков до следующей поддающейся проверке даты (12 мая).

Большую часть этих двух недель он не принимал активного участия в мероприятиях. Он лежал на муле днем и везде, куда его клали ночью, и как раз в то время, когда он пришел в себя и мог бы взять на себя свою долю работы по дому, у них закончилась еда. Это не было серьезной неудачей, но Ринглингу пришлось справиться с ней в одиночку. Хьюстон оставался один в пещере в течение двух дней.

Полностью потеряв веру в карту, Ринглинг действовал инстинктивно и своими собственными знаниями о горах. Они вернулись по тропе к Валунгчунг Гхола, пока не нашли другую, ответвляющуюся на запад. Это привело их параллельно границе и вокруг массива Кан-ла. Они видели Кан-ла четыре дня, пока сами не поднялись снова высоко и не потеряли его в джунглях белых вершин.

Они поднялись на высоту девятнадцать тысяч футов, и хотя Хьюстон чувствовал головокружение, головную боль и был слаб, как ребенок, он смог сохранить большую часть своей еды и больше не падал ниц.

Ринглинг рассчитал неделю, чтобы пройти через горы (сам он мог бы сделать это за четыре дня), и хотя Хьюстон не ел свою долю, было очевидно, что еды хватит ненадолго.

Они сошли с тропы в дикой и пустынной местности, чтобы поискать пещеру (потому что мальчик боялся показывать палатку днем), и когда они нашли ее, он устроил Хьюстона так удобно, как только мог, и сам переночевал там, а сам отправился с мулом в лес.доброе утро.

Весь предыдущий день они ехали в густом тумане, и он все еще был густым, когда он уезжал. Не было ничего, что отличало бы этот кусочек горы от любого другого, и Хьюстон задавался вопросом, увидит ли он его когда-нибудь снова. Но мальчик появился на второй день, в сумерках, ухмыляющийся, с мулом, едой и новостями.