Массив источников имеет и физические ограничения, с учетом времени на исследование и написание книги. За рабочий день не удавалось обработать расшифровку более чем трех часов аудиозаписи интервью сотрудника «отраслевого» отдела ЦК КПСС или 30–40 страниц насыщенных мемуаров или дневников, поэтому при написании книги пришлось отдавать приоритет свидетельствам высших государственных чиновников – министров и сотрудников аппарата Совета министров, Госплана и Госснаба СССР – как людей, обладавших наибольшим объемом информации по выбранной теме. По этой причине десятки интервью проекта по изучению аппарата ЦК КПСС (например, большинство интервью с сотрудниками Сельскохозяйственного отдела, Отделов организационно-партийной работы, строительства и тяжелой промышленности), десятки интервью, собранные и опубликованные коллегами, множество стоящих на моих книжных полках мемуаров и дневников (в том числе богатая литература по советским экономическим экспертам, нефтяной и газовой промышленности, энергетике) остались, к глубокому сожалению, прочтенными за последние 15 лет, но не процитированными в тексте книги.
Список благодарностей за различные виды импульсов и помощь в написании этой книги необходимо начать с моего отца – Александра Ароновича Шуголя, который едкими и не очень комментариями по поводу советской экономической действительности и попытками объяснить будущему автору еще в доперестроечные времена, что значат слова «себестоимость» и «инфляция» и как они могут быть применимы к окружающим реалиям, а также терпеливыми ответами на вопросы в духе «скоро ли у нас построят коммунизм» способствовал моему знакомству с проблемами экономической политики. Продолжительные и зачастую небеспристрастные беседы с отцом (прошедшим путь от рядового советского инженера до бизнес-аналитика в сфере новейших технологий для крупнейших российских и зарубежных компаний) о советских и российских экономических реалиях всегда освежали эту оптику. Отец стал и первым читателем, и критиком рукописи.
Интерес к неформальным практикам в советской экономике укрепился в процессе общения в 1992–1999 годах со Львом Михайловичем Тимофеевым. Он отсидел за свои исследования в этой сфере в политлагерях и в 1990‐е годы в РГГУ создал центр по изучению теневой экономики. Благодаря Льву Михайловичу состоялись первые публикации автора в сфере экономической социологии50.
Обращать внимание на региональные и отраслевые аспекты советской экономики в 1993–1996 годах меня учил – в долгих беседах по пути из одного среднеазиатского города в другой – выпускник экономического факультета МГУ, старший друг и соратник по информационной и правозащитной деятельности Виталий Пономарев, обладатель энциклопедических познаний по темам, о которых тогда толком не писало ни одно издание. Многие вопросы советской и постсоветской экономики и экономической социологии обсуждались и обретали академические границы в дружеских и деловых беседах в 1994–2020 годах с Леонидом Косалсом, профессором кафедры экономической социологии Высшей школы экономики.
Непосредственный импульс к написанию книги дали столь различающиеся во всех отношениях люди, как моя давняя коллега, работающая ныне в Институте Макса Планка в Берлине, Александра Оберлендер, пригласившая на конференцию о плановой экономике в СССР51, и американский экономист советского происхождения Владимир Конторович, предложивший использовать написанный для конференции текст как основу для более крупного проекта и предоставивший мемуарные тексты, написанные в 1990‐е годы несколькими советскими аппаратчиками для его проекта. Базу для моей работы обеспечил проект по изучению аппарата ЦК КПСС, состоявшийся при поддержке профессора Тюбингенского университета Дитриха Байрау. Он начался под научным кураторством профессора Йорга Баберовски и развивался большую часть времени под общим руководством профессора Сюзанны Шаттенберг.
Я также благодарю ректора, а затем научного руководителя НИУ ВШЭ Ярослава Ивановича Кузьминова, инициировавшего проект «Социальная антропология институтов позднего СССР» и кейс по аппарату ЦК КПСС, руководителей проекта Галину Орлову и Николая Ссорина-Чайкова и сотрудника кейса Михаила Кулагина, ставшего – в условиях пандемийной онлайновой раздробленности любых научных связей – глазами и руками автора в московских архивах52.
Огромную благодарность за терпение, память и содействие в контактах хотелось бы выразить всем информантам проекта по изучению аппарата ЦК КПСС – и живым, и, увы, многим уже покойным.
Мне также необходимо поблагодарить представителей младшего поколения советских экономистов и первого поколения творцов экономики российской – Сергея Алексашенко, Евгения Гонтмахера, Альфреда Коха, Бориса Львина, Алексея Ситнина, Дмитрия Травина, Григория Явлинского, биографические беседы с которыми в 2018–2019 годах дали много «пищи для ума» в процессе осмысления проблем, рассматриваемых в этой книге.
Мои бесконечные слова признательности Ольге Сибиревой, собравшей и расшифровавшей большинство интервью с сотрудниками отраслевых отделов ЦК КПСС, и Софье Тимофеевой – редактору этой книги. И, конечно, я от всего сердца благодарю Эрику Рондо, которая с уважением, пониманием и поддержкой отнеслась к происходившему на ее глазах процессу работы.
ЧАСТЬ 1. «КОСЫГИНСКАЯ (ХОЗЯЙСТВЕННАЯ) РЕФОРМА»: ЧТО ЭТО БЫЛО?
Эта нива колосится
В днях, продутых ветрами
Платья розового ситца
Измеряешь метрами
На такую глубину
Иногда ныряешь в них,
Чтоб другим открыть страну
Глупых и неряшливых
Но такой процесс без боли
Не обходится пловцу
Чаще стала Богородица
Моему грозить лицу
(Валентин Соколов (Валентин з/к), 1960‐е годы
53)
УХОДЯ ОТ ХРУЩЕВСКОГО НАСЛЕДИЯ
Отставка Никиты Хрущева в октябре 1964 года с поста Первого секретаря ЦК КПСС и приход к власти нового Генерального секретаря Леонида Брежнева были не просто сменой одного советского лидера на другого. Они привели к масштабному переустройству советской политической и экономической модели.
Основной целью этого переустройства был отказ от политики форсированной и весьма неравномерной индустриализации и милитаризации, проводимой за счет ресурсов аграрного сектора и нищенской оплаты труда большей части городского населения54.
Во второй половине 1950‐х годов, когда объемы производства в СССР росли на 10,5% в год, а экономика главного глобального конкурента – США росла только на 3,1% в год, у советских руководителей появилась иллюзия о возможности «догнать и перегнать Америку». Хотя СССР всего лишь бесконечно инвестировал в тяжелую промышленность за счет нищенской оплаты труда и только начал производить небольшую часть из обширного списка предметов потребления, существующих в мировой экономике. Однако в первой половине 1960‐х соотношение между темпами роста начало сокращаться. В 1960–1964 годах оно было в среднем 8,8 (у СССР) и 4% (у США), и стало очевидно, что наметившийся тренд просто так не исправить55.
Развернутый доклад Президиума Академии наук СССР председателю Совмина СССР Алексею Косыгину, подготовленный в декабре 1964 года академическими экономическими институтами и впервые опубликованный в 2020 году, зафиксировал разочарование советских экономистов по поводу итогов десятилетия бурного роста советской экономики. На фоне относительно устойчивой ситуации в промышленности группы А (производство средств производства, включая ВПК), где с 1954 по 1963 год падение темпов роста составило всего 20% (с 12,3 до 10,4), в группе Б (производство потребительских товаров и услуг) падение составило 40% (с 9,3 до 6,5%). Но куда хуже дела обстояли в сельском хозяйстве, где рост обнулился (с 8,6% до 0,0), и в капитальных вложениях, которые сократились в четыре раза (с 15 до 4%). В целом темпы роста за десятилетие упали вдвое – с 11 до 5,6%56. Стало заметно и растущее техническое отставание советской промышленности, которое не исправляли интенсивные закупки за рубежом оборудования и технологий в отдельных отраслях (например, в химической промышленности)57.