ХИНХ в целом был мощной научной школой, во главе которой стоял ректор (1919–1923), потом декан экономического факультета (до 1930 года) Петр Фомин, бывший до революции секретарем Совета съезда горнопромышленников Юга России и видным специалистом по экономической статистике. Еще в 1914 году он создал при Харьковском коммерческом институте кабинет экономического изучения России, который издавал даже ежемесячные бюллетени об экономической коньюнктуре России120. Как пишут о Фомине современные исследователи,
научные интересы сосредотачивались на проблемах создания и функционирования крупных финансово-промышленных объединений, возможностях и методах экономического планирования на основе исследования экономической конъюнктуры. Один из пионеров использования математических и математико-статистических методов в экономическом анализе121.
В этом качестве Фомин был младшим партнером руководителя статистического бюро, затем председателя (1906–1917) Совета съезда горнопромышленников Юга России Николая Федоровича фон Дитмара, дворянина, крупного предпринимателя, владевшего двумя машиностроительными заводами в Харькове и в 1910‐е годы члена руководства множества общеимперских общественных, оборонных и экономических организаций, инициировавшего «ряд программ по изучению производственных мощностей, рынков сбыта, транспортной инфраструктуры, финансового состояния предприятий»122, а также одного из ключевых организаторов Белого движения на Юге России.
Собственно, изучение производственных мощностей и финансового состояния предприятий машиностроительной отрасли было основной сферой научных интересов и Евсея Либермана. Еще в 1910‐х – начале 1920‐х годов, до ХИНХ, он занимался учетом и анализом производства и создал первую станцию «машинного учета». Экономикой промышленности и транспорта Украины, вплоть до разработки проекта Каховской ГЭС, занимался в 1930–1950‐е годы и Румянцев123. В духе конкретных экономических показателей мыслил и Гарбузов, о чем мы поговорим ниже. Именно Румянцев впервые вывел узкопрофильного экономиста Либермана на политическую авансцену, опубликовав в 1956 году его статью о материальных стимулах в экономике предприятий в редактируемом им главном теоретическом журнале ЦК КПСС – «Коммунист»124. Вторая статья Либермана в «Коммунисте» на более широкую тему – перекидывающую мостик экономического стимулирования от отдельных предприятий на всю экономику – вышла в первом номере за 1959 год, но явно была подготовлена при участии Румянцева, покинувшего пост главного редактора в 1958‐м125.
Настоящая известность (и обширная экономическая дискуссия) последовали после публикации в «Правде» в 1962 году статьи Либермана «План, прибыль, премия»126. В ней экономист указывал на простой и надежный способ добиться того, чтобы предприятия, выполняя план и имея хозяином государство, избавлялись от родовых пятен плановой экономики, то есть почувствовали заинтересованность в том, чтобы по максимуму загружать мощности, сокращать штат рабочих, снижать запасы накопленного сырья и оборудования, но при этом выпускать запланированную продукцию, не снижать ее объемы, внедрять новые технологии и модели, не завышать свои потребности в материалах и энергии, не повышать при этом необоснованно цены и более успешно, чем ранее, пополнять бюджет государства, идущий на «общенародные цели».
«Золотой ключик», по мнению Либермана, достигался несколькими несложными действиями. Он предлагал:
1. Сократить число плановых заданий предприятиям, оставив только те из них, что критически важны для экономики (номенклатуру и объем производимой продукции, а также сроки поставок).
2. Внутри предприятия сделать единый фонд материального поощрения, наполняемый за счет премии предприятию за рентабельность. Так фактически возрождался существовавший в сталинской экономике «фонд директора», упраздненный в 1955 году127.
3. Централизованно утвердить нормативы выплаты премий по группам предприятий в зависимости от их рентабельности.
4. Оставить критерием работы предприятий исключительно рентабельность (в форме прибыли в проценте к производственным фондам) и выполнение планового задания.
5. Награждать предприятие премиями за прибыльность, исчисляя их по двум нехитрым показателям. Они должны были сделать премию прямо зависящей от прибыльности.
6. Стимулировать предприятия вводить новую продукцию за счет специальных повышающих коэффицентов. Цена на новую продукцию должна определяться «гибко» – с целью определить наиболее комфортный и для предприятия, и для потребителя ее уровень. Дать потребителям возможность контролировать возможное завышение цены предприятия, жалуясь на эти повышения цен в регулирующие органы, поскольку повышение цены предприятием-смежником влияло на их собственную прибыль.
7. Уменьшать премию, если это давно и стабильно выпускаемая продукция. Но при этом наказывать за сокращение производства менее рентабельной продукции в пользу высокорентабельной.
Данное предложение явно опиралось на результат обсуждения предыдущих статей и других работ автора и содержало отсылки к «возражениям» оппонентов. Оно довольно хорошо отмечало будущие «болевые точки» реформ, о которых речь пойдет ниже, хотя и было слишком оптимистично в плане их преодоления. Либерман даже заикнулся о вопросе ценообразования в СССР, что было политической проблемой, регулируемой на общесоюзном уровне, и достаточно болезненно на фоне прошедшего 31 мая 1962 года повышения цен на мясо и молочные продукты для населения и последовавших протестов в Новочеркасске. Впрочем, в тексте Либермана настолько ничего не говорилось об интересах населения в этом процессе, что, вполне возможно, автор вовсе не думал на подобные темы, имея в виду ценообразование только в процессах кооперации государственных предприятий.
Собственно, это оправдывалось той базой, на которой он проводил свои исследования, то есть предприятиями машиностроения. Именно этим, видимо, объясняется демонстрируемая им расчетная таблица «прибыльности» предприятий, согласно которой средняя прибыльность составляла 15%, а для части предприятий была запланирована прибыльность и выше 60%. Подобные нормы прибыльности были характерны для машиностроения (включая оборонную промышленность и приборостроение) и легкой промышленности, но никак не для советской экономики в целом128.
Проглядывает эта специфика и в логике предложений. Например, идея, что надо поощрять новаторство, была оптимальна для машиностроения и приборостроения, где никогда не прекращалась гонка за техническим прогрессом, или для легкой промышленности, которая «гналась за модой». Но она совершенно не подходила для базовых отраслей промышленности, которые могли десятилетиями выпускать одну и ту же стандартизированную продукцию. Аналогичным образом и во многих других отраслях (например, пищевой) соответствие стандартам было важнее «новаторства» или тем более псевдоноваторства ради получения премий.
В рамках той же логики «интересов предприятий» и госбюджета Либерман достаточно прямо заявил (не формулируя этого), что вместе с увеличением эффективности будет расти и эксплуатация, то есть работать придется больше, с меньшим числом сотрудников, а идеалом работы является использование оборудования в три смены. А это значило изматывающую работу сотрудников по ночам.
Очевидно, что Либерман исключал из своих рассуждений еще несколько составляющих, важных для советского управленца, – отсутствие гарантий ритмичных поставок со стороны партнеров, приводящее к необходимости создания «аварийных» запасов ресурсов разного рода (от энергетических до запчастей), и сложности управленческих игр с определением различных нормативов и номенклатур производимой продукции. Последние в любой момент могли поставить прибыльность любого предприятия под вопрос просто в результате одного-двух решений высокопоставленных администраторов. Если, по мысли Либермана, предприятие не должно было отказываться от низкорентабельной продукции, когда она утверждена и контролируется сверху, то плановое задание могло изменить баланс. Оно могло заставить предприятие отказаться от высокорентабельной продукции в пользу низкорентабельной, равно как и наоборот. Подобные возможности высокопоставленного чиновничества явно провоцировали коррупцию.