– Николь, это никуда не годится, – девушка с фотоаппаратом говорила с легким акцентом, и я готова была поспорить, что ее акцент был русским.

– В тебе нет эмоций! Ты в Нью-Йорке. Сделай что-нибудь смелое, сумасбродное!

– Что? Я и так стою полуголая на чужом крыльце, – голос белокурой девицы был неприятно писклявым.

– Ты же модель!

– А ты – фотограф!

– Да, я фотограф. Но снимать манекен бесчувственный не собираюсь. Или оживаешь прямо сейчас и работаешь, или катись к черту!

– Все думают, что моделям легко. А ты вот сама попробуй попозируй на таком холоде в открытом платье, – блондинка надула губки и скривилась, как будто сейчас заплачет.

– Держи камеру и нажимай сюда, когда скажу, – девушка-фотограф вручила блондинке фотоаппарат, скинула кожаную куртку, стянула свою кепку, из-под которой хлынул каскад темных блестящих волос, резким движением она сняла футболку, лифчик и кинула их на тротуар, подняла руки, поддев ими волосы и скомандовала: «Жми».

Блондинка-модель с круглыми от удивления глазами послушно щелкала затвором, пока девушка-фотограф с обнаженной грудью позировала. Ее щеки порозовели, глаза искрили смешинками, когда она изображала «я ловлю такси без лифчика», а таксисты ошарашенно глазели на нее.

– Поняла? – фотограф, наконец, оделась и заняла свое место.

– Это было… очень неожиданно… и круто, – Николь явно прониклась уважением.

– Дай мне эмоций!

Процесс фотосъемки пошел по-другому. Модель перестала быть куклой, а фотограф, казалось, летала вокруг нее.

Я редко видела людей, настолько влюбленных в свое дело, как эта девушка-фотограф. Камера была с ней одним целым. Щелк-щелк-щелк. Это ее мысли щелкали или камера?

Я смотрела, как завороженная. Когда съемка закончилась, я подошла к ним.

– Классно снимаешь, – сказала я по-русски.

– Спасибо. Хочешь съемку? – она внимательно на меня посмотрела: глаза цвета грецкого ореха как будто сканировали меня. – Для сахарных картинок в сети не снимаю. Домохозяек и розовые зефирные какашки тоже. Извини.

Она повернулась ко мне спиной и стала упаковывать технику. Через пару секунд повернулась.

– Кстати, откуда узнала, что я русская?

– Акцент услышала, – я пожала плечами. – Мне не нужна съемка. Мне понравилось наблюдать за тобой.

Карие глаза недоверчиво прищурились, но через мгновение расслабились.

– Марина. Вот моя визитка. Будет одиноко, кинь смс.

– Ок, – я спрятала визитку в карман.

– И?

– Что, и?

– Как тебя зовут, не скажешь? Как я пойму, что это ты мне написала?

– Кристина.

– Даже имя, как у кисейной барышни, – хмыкнула Марина. – Чао!

Я молча смотрела, как Марина надела шлем, завела блестящий хромированный мотоцикл и укатила.

– Да, она не слишком мила, – блондинистая модель упаковалась в теплый пуховик и шапку, хотя до зимы было далеко. Она подняла руку, и как по волшебству, появилось желтое такси.

– Тебя подвезти?

– Нет, спасибо. Я пешком, – повернувшись, я пошла в сторону Вашингтон-Сквер.

Ночью я долго не могла уснуть. Новое место, незнакомый диван или эмоции от встречи с новыми людьми никак не давали мне покоя. Тихонько я встала, перетащила подушку и одеяло на подоконник и устроилась на нем.

На улице обитали только огоньки фонарей. Редкие желтые такси и те, казалось, старались не шуршать шинами, чтобы не потревожить сон обитателей Гринвича. Эта часть Нью-Йорка была совсем не похожа на Верхний Ист-Сайд, где жила Лана.

Лана! Я даже ей не позвонила рассказать, как устроилась. Я взялась за мобильник. Три часа ночи. Поздновато для звонка. Утром первым делом наберу ее.

А в Сингапуре три часа дня! И Олеся точно не спит.

«Переехала на новую квартиру», – быстро набрала смс и нажала «отправить».

Обычно Олеся отвечала быстро. Но прошла минута, вторая… пятая – экран мобильника не подавал никаких сигналов.

Сердце ёкнуло от недоброго предчувствия, но я постаралась прогнать его. У подруги могло быть миллион дел в этот момент, еще и малыш на руках. Напишет позже, когда освободится. В Сингапуре безопасно. Там ей ничего не угрожает.

Тонкое пиликанье мобильника разбудило меня, когда начало светать.

«6.05.», – светилось на часах.

«Твой дом сгорел. Не отвечала, пока не разузнала подробности. Позвони, когда сможешь», – сообщение от подруги быстро прогнало остатки сна. Я накинула куртку поверх пижамы и выскочила на улицу.

– Привет, что случилось? Никто не пострадал? – я старалась говорить не слишком громко.

– Слава богу, нет, – Олеся ответила после первого же гудка. – Жильцы в гости уехали на несколько дней. Ночью вспыхнул пожар, сгорело все до основания. Теперь нечего сдавать, – в голосе подруги я услышала растерянность.

– Самое главное, что все живы и здоровы. А с деньгами я разберусь. Найду еще работу. Проблем с этим в Нью-Йорке нет.

– Мне очень жаль, что твоего дома больше нет, – кажется, Олеся всхлипывала.

– Все будет хорошо, – заверила я подругу бодрым голосом, утирая рукавом льющиеся по лицу слезы.

Дом, в котором мы жили с бабушкой, место, где меня всегда ждали и любили, тоже канул в небытие. Последняя ниточка, связывавшая меня с родиной, оборвалась. У меня не осталось ничего в этом мире.

Неужели мне суждено терять все, что мне дорого? И всех…

Пытаясь справиться со слезами, я дошла до скамейки возле фонтана. Шум воды немного успокоил. Я насухо вытерла лицо рукавом пижамы.

Высокий темнокожий парень выставлял столики и стулья на улице возле кофейни на углу. Заметив мой взгляд, он улыбнулся и помахал мне рукой. Точно, горячий кофе мне сейчас жизненно необходим.

– Классно выглядишь! Хорошего дня! – бариста поставил передо мной два дымящихся стаканчика. Кофе пах восхитительно, и добрые слова парня из кофейни заставили меня улыбнуться.

– Спасибо! – я подмигнула ему и поспешила, чтобы успеть угостить Марию горячим кофе.

– О боже, это то, что мне сейчас нужно! – вид у Марии был, как будто она всю ночь веселилась на дискотеке.

Она с наслаждением выпила залпом весь стакан.

– Ты чего так рано проснулась?

– Решила прогуляться с утра, – пожала я плечами, – здесь чудесный район.

Отдаленная мысль еще не оформилась в голове, но уже не давала мне покоя.

Герман. Связан ли он с пожаром? Дом бабушки – это единственное, что у меня осталось. Узнал ли он, что я его сдаю? Наверняка. Решил перекрыть мне источник дохода.

Но ведь для Америки это смешные деньги. Неужели он думал, что я живу только на доход от сдачи дома? Хотя, он ведь не знает точно, где я.

Или знает?

Надеюсь, что все-таки ему неизвестно это.

На работу в ресторан я шла с мыслями о том, что три выходных в неделю для меня слишком много. Чем занять себя, чтобы не думать о Германе, о сгоревшем доме и о приближающейся дате на штампе в паспорте, который поставил американский пограничник?

– Кристин, привет! – знакомый голос вывел меня из задумчивости. Возле ресторана стоял Алекс в неизменной белой футболке с мультяшными героями и букетом мелких желтых цветов.

– Алекс! Рада, что ты вернулся в Нью-Йорк, – я обняла его и чмокнула в щеку. – Я переехала в Гринвич-Виллидж и у меня теперь есть соседка.

– Чудесный район, я хорошо его знаю. Это тебе, – он протянул цветы.

– Спасибо, такие красивые, – я взяла букет и понюхала цветы. Они пахли медом и травой. На миг этот запах вернул меня в то время, когда Герман привез меня на свою лунную поляну. Как давно это было. Целую вечность назад. Я покачала головой, словно вытряхивая воспоминания.

– У меня в субботу будет небольшая вечеринка, ты придешь? – у Алекса был такой трогательный вид, когда он о чем-то просил, что отказать было невозможно.

– Конечно, только скажи, какой дресс-код.