Просыпаясь, я вскакивала с кровати, как сумасшедшая, боясь, хоть на миг опоздать и пропустить момент его приезда.

Выходя из автобуса, я бежала к зданию департамента и пыталась разглядеть среди припаркованных машин какую-нибудь незнакомую, в какой, быть может, сидел Виктор и поджидал меня.

Я стала следить за своей походкой и выражением лица, ведь ОН мог наблюдать за мной со стороны и увидеть, как я ( не дай Бог!) сутулюсь и шаркаю ногами.

Поэтому я шла, выпрямив спину. Шагала легко и непринужденно.

Прошла длинная зима. Весенняя оттепель наступала на город, оставляя тёмные отметины на снегу и радуя голубыми оттенками неба.

Но Виктор не приезжал и не звонил. Моя внутренняя радость ожидания начинала меркнуть и слабеть.

«Обещал из деликатности. Это я достроила в своем воображении все остальное. Права Катюша, все пройдет…» – размышляла я, с тоской глядя на входную дверь кабинета.

Утром проснулась и сразу не стала открывать глаза.

Чтобы не потерять хрупкую нить сновидения. Мне снилось, что я иду навстречу Виктору, вижу его так близко. Он улыбается мне и жестом показывает, чтобы я шла быстрее, что он ждал меня. Но передо мной вдруг встает темный сосновый лес, страшный и непролазный. Я пытаюсь идти по тропинке и понимаю, что заблудилась.

Я лежала с закрытыми глазами и старалась выбраться из этого сказочного леса, чтобы сон не заканчивался так печально.

Но удержать сон было невозможно…

Каждый миг и весом и вечен,

Капли слёз в пелене дождя,

Эти долгие дни до встречи,

Этот длинный путь до тебя.

Немота телефонной трубки,

Тишина у входной двери.

Сто часов поместилось в сутки

И бессонница до зари.

Через пропасти и лабиринты

Пролегает твой трудный путь,

Но любовью моей движимый,

Ты не сможешь с него свернуть.

Проплывут облака неспешно

И прольют дождём на тебя,

Каждой теплой дождинкой вешней

Пожелаю тебе добра.

Красным крестиком день помечу

На листочке календаря.

Эти долгие дни до встречи,

Этот длинный путь до тебя…

Мы с моей помощницей Ириной Ивановной сидели в кабинете и обсуждали очередное распоряжение из области, как в дверь заглянула секретарь и сказала, что ко мне пришли. Обычно посетители, направленные секретарем, сами стучали и заходили ко мне на приём. Сейчас у нашей секретарши Маши был сильно заинтересованный взгляд на меня , что наводило на мысль, что старушка, пришедшая с очередной жалобой на врача, вряд ли бы вызвала у Маши такой живой интерес.

Меня словно автоматной очередью прошило, в горле разом пересохло.

Я хотела встать из-за стола, но ноги стали непослушны мне. Ирина Ивановна с недоумением наблюдала за мной, а я наблюдала, как медленно открылась дверь и на пороге, смущенно улыбаясь, появился Виктор.

Видимо, со мной творилось что-то немыслимое.

Не исключено, что я засветилась от счастья, просто в буквальном смысле. Потому что Ирина Ивановна куда-то исчезла сразу.

Впрочем, я этого уже не заметила.

Мы остались в кабинете вдвоем. Виктор сел на стул, предназначенный для посетителей и мы стали разговаривать.

Мы говорили ни о чём и обо всём сразу. О погоде, моей работе, о разбитой местной дороге и о недавних таёжных пожарах.

Но ни разу, никто не коснулся вопроса о пресловутой забытой связке ключей. Я не знала, что мне ответить, когда Виктор прямо спросит про ключи и радовалась, что он про них не спрашивает.

Незнакомая офисная обстановка, похоже, смущала Виктора, хотя за время нашей с ним беседы в кабинет не заглянула ни одна живая душа.

Это было весьма несвойственно нашему, состоящему на 80 процентов женскому коллективу, и приходилось только диву даваться, как Ирине Ивановне удавалось сдерживать мощный напор любопытных коллег.

В конце концов, когда в кабинет всё же прорвалась мощная грудь Галины Петровны, которой срочно потребовались канцелярские скрепки, Виктор предложил мне пообедать в местном ресторанчике и продолжить общение.

Отпросившись у начальника, который оторопел от моей наглой интонации, я села в машину Виктора и через полчаса мы уже сидели за уютным столиком в ресторане « Айсберг».

Нам было легко общаться. Как тогда, в вагоне поезда.

Мы разговаривали, как старинные друзья, давно не видевшие друг друга, искренне и просто. Иной раз я ловила себя на мысли, что я спокойно рассуждаю на самые сокровенные темы о личном.

Виктор, в свою очередь, без утайки отвечал на все мои вопросы о его личной жизни.

Время текло параллельно, года будто спрессовались в минуты. Мы, словно пытаясь разом наверстать упущенное время, перестали говорить о мелочах.

Стали говорить только о важных вещах. О детстве, о друзьях, о мечтах.

Вдруг Виктор спросил, глядя мне в глаза: «Аэлита, никаких ключей не было?».

Все мои репетиции ответа и заготовки речи мгновенно вылетели из головы, я даже забыла, что в моей сумочке лежит (на случай подтверждения сочиненной легенды) какая-то старая связка ключей, найденная в маминой кладовке.

Я замолчала, кровь резко ударила мне в лицо. Наверное, я стала пунцовой от смущения и неожиданности вопроса.

– Я понял! – сказал Виктор.

В его голосе не было ни возмущения, ни иронии. Я честно все ему рассказала, пытаясь говорить спокойно и не акцентировать его внимание на моих переживаниях и эмоциях. Со страхом ожидая, что он сейчас же уйдет, я смотрела на него.

Несколько минут мы молчали.

Виктор смотрел в окно, выходившее на оживленную городскую трассу, а я готова была зарыдать в голос от собственной тупости.

Мой поступок был решительно не совместим с моим зрелым возрастом и строгим внешним видом. Он был бы простителен двадцатилетней наивной простушке, пытающейся любой ценой подцепить кавалера.

В округлое зеркало, висевшее напротив меня, отражалась светловолосая женщина средних лет с гладкой строгой прической, одетая в респектабельный синий костюм. Светлая оправа очков еще более подчёркивала мою «чиновность».

Я ясно понимала несовместимость этого образа и моего поведения. Странно было то, что понимание нелепости своего вранья мне пришло только теперь.

В ресторане было тихо, играла скрипка и позвякивали приборы.

Мне стало нехорошо от душевного дискомфорта, приступ дурноты подступил к гортани. Еще только не хватало упасть перед ним в обморок, уподобившись чувствительной девице. Я хотела встать и выйти, ноги не слушались, сделавшись деревянными.

Повернувшись, Виктор снова взглянул на меня и спросил: « Ты будешь чай или кофе?» и подозвал официанта.

– Прости меня, если причинила тебе беспокойство! – выдавила я.

Он улыбнулся и ответил: « Знаешь, скажу честно. Твой поступок льстит мне. Ведь во мне нет ничего такого, что бы могло понравиться такой женщине, как ты! ».

Приятная волна тотчас накрыла меня с головой, не от его комплимента, а оттого, что он не сердится на меня.

Через час мы простились.

Виктор довез меня до здания департамента, вежливо помог мне выйти из машины и сказал: « Звони мне, если захочешь! И когда захочешь! »

Он написал на кусочке бумаги, найденной в салоне автомобиля, номер своего сотового телефона.

– Лита, через неделю наша серебряная свадьба! Ты не забыла? Мы с Климом решили, что свидетели будут присутствовать в обязательном порядке. Ведь вы были главными на нашей свадьбе. Мы ждем! – позвонила мне бывшая одноклассница Вера Багович.

Конечно, я забыла. Прошло двадцать пять лет со дня этой молодежной свадьбы.

Я тогда приехала на каникулы, окончив четвертый курс медицинского института. Хорошенькая круглолицая Верочка Птенцова встретила меня на улице и уговорила быть свидетельницей на ее свадьбе. Я удивилась, потому что никогда особо не дружила с Верочкой. Но отказываться не стала.