Также помогает, когда на меня наезжает на планёрке подполковник Лисицын.

Вместо его лысой головы представляю красивую женскую грудь. Дотрагиваюсь до неё, а когда открываю глаза и вижу перед собой злое лицо босса, плохое настроение как рукой снимает.

Вот и сейчас рассчитываю на бонус, закрываю глаза…

… и вместо грудастой блонды вижу эту – чокнутую, с рыжими кудряшками, миловидными заплаканными щёчками, задранным носиком, и огромными печальными ореховыми глазами.

Твою мать!

Впервые воображение даёт осечку.

Тяжело вздыхаю, пытаюсь вернуть себя в нормальную медитацию. На реальную женщину у меня сейчас нет ни времени, ни денег, ни желания.

Если честно, устал бороться с Алёнкой. Она ревнует меня ко всему женскому полу. Два раза пытался привести в дом жену, но оба раза мой чертёнок изгонял их из ада…то есть из дома.

Воображение рисует очертания блондинистой женщины с пышными формами. Касаюсь лица красотки:

– Смотри на меня! – шепчу ей.

Она вскидывает … свои испуганные карие глазёнки.

Пытаюсь её обнять, а она затравленно пятится назад, мотая головой с рыжими кудряшками бесноватыми кудряшками.

Льну к женщине. Касаюсь женских волос щекой. Мягкие пряди касаются моей шеи, становится щекотно и сладко.

Перестаю бороться с собой, целую «то», что подкинуло моё воображение.

Губы мягкие, влажные, податливые…

В рабочий чат падает сообщение. Дзинь.

– Какого ляда? – нехотя распахиваю глаза, смотрю на часы.

Время 17.59. До конца рабочего дня ровно одна минута.

В обычный день я бы открыл файл, не задумываясь. Но сегодня намерен провести вечер с дочуркой.

Выключаю компьютер, поднимаюсь из уютного кресла. Растягиваюсь. За день всё тело затекло. Сегодня провёл день за бумагами, отчётами, допросами.

Мобильный разрывается. Приходится ответить:

– Удальцов.

– Демид, я отправил тебе файлы по Злате Чайкиной. Сочинские ребята из УГРО раскопали в архивах двухлетней давности. Удивись! Бумаги-то под грифом Секретно. А это значит, что расценки за информацию другие.

– Сочтёмся, – глухо отвечаю я.

–Ты уже читаешь? Закачаешься, да. Вот это переплёт! Агата Кристи отдыхает.

– Уваров, я сегодня не в том состоянии, чтобы изучать эту Чайкину, мне к ребёнку надо, – остужаю пыл друга. Не буду же обсуждать с ним по телефону матёрую преступницу.

– Ладно! Передавай Алёнке от меня привет. Может, на следующих выходных вы к нам на дачу заглянете?

– Попробую вырваться! – кладу трубку. С жадностью смотрю на выключенный компьютер. Так и подмывает включить и почитать дело Чайкиной.

Вместо этого застёгиваю китель, двигаюсь на выход из управления.

По дороге заезжаю в цветочный магазин, покупаю малышке букет ярких оранжевых цветов.

Через тридцать минут уже вхожу в квартиру.

Запах, исходящий из кухни, – крышесносный. Мясной, как я люблю.

– Татьяна Ивановна, – пахнет волшебно. – Вы – богиня кухни.

– Так себе комплимент! Раздевайся, мой руки, – приказывает мне как ребёнку. – У меня котлетки.

– Где Алёна? – с тревогой спрашиваю у няни, когда она выходит в холл.

***

Обычно моя неугомонная обезьянка встречает меня у дверей, а сегодня я её даже не слышу. Тут же начинаю беспокоиться как мать-наседка.

– В спальне спряталась, весь день носа не показывает. Тревожно как-то, после того что случилось…

Осторожно приоткрываю дверь, наблюдаю, как моя девочка играет в куклы:

– Мамочка, ты не бойся. Мы с папой приедем и заберём тебя из цирка.

– Дочка, скажи папе, что я Вас жду.

Снова играет в дочки-матери. Опять накатило, скучает по блудной мамке.

Подхожу, тихонько зову:

– Алёнушка, – протягиваю букет ярких цветов.

Дочка радостно вскакивает, убирая упавшую светлую прядь волос с глаза.

А затем замирает, будто что вспомнила. Дует пухлые губки, ставит руки в боки:

– Мы должны забрать Золотце из цирка!

Удивлённо взираю на дочь. Такой обиженной я её давно не видел.

– Пойдём, – тяну малышку за собой на кухню.

– Тётя Таня пожарила котлетки с пюрешкой!

Есть хочу, аж слюнки текут от запахов, которыми пропиталась вся квартира.

Но знаю наверняка, пока не успокою малую, ужина не видать.

– Не хочу котлетки, – топает ножкой, кусает губы, щурит глазки, как взрослая.

От её потуг быть похожей на меня становится тепло на душе.

– А что ты хочешь? – стараюсь сохранять спокойствие.

– Жареных крабиков. Мы пойдём в цир, заберём Злату, она пожарит нам сосиски.

Хмурю брови, начинаю терять терпение.

Эта рыжая бестия с дурацкими кудряшками раздражает меня с каждой минутой всё больше и больше.

Вроде я должен радоваться, что закрыл её решением суда на два месяца.

А вот ни в моей жизни, ни в моём воображении покоя нет. Наоборот!

Кудряшка ворвалась в нашу с Алёнкой Вселенную и разорвала её пополам, на «До» и «После».

– Демид, – иди сюда, кричит меня тётя Таня.

– Да, – захожу на кухню.

Сжимая губы, женщина впивается озадаченным пристальным взглядом. Указывает на стул.

– Сядем. Поговорим серьёзно!

Сажусь. Смотрю на женщину, ей чуть за сорок, а строит из себя мою мать. Изумительно!

– То, что случилось сегодня ночью выходит за рамки нормального.

– Ну да, – соглашаюсь скрепя сердце. – Работа такая. Я должен служить людям.

– При чём здесь это? – она всплёскивает руками.

Замираю, всматриваюсь в её испуганные наполненные слезами глаза.

– Если бы у Алёнушки была мать! Она бы засудила этого козла Макарыча, заставила водить псину в наморднике. А эту Галю наказала бы так, что та забыла бы о мальчика навсегда!

Ух, ты! Столько агрессии в тёте Тане не замечал никогда. Обычно молчаливая, спокойная, исполнительная, сегодня как с цепи сорвалась, готова судить всех вокруг.

Нате! Получите майор Удальцов!

– При чём здесь псина? Макарыч? Галя? Её мальчики? – удивлённо взираю на женщину.

– Весь двор судачит, а ты – мент… прости, полицейский, не в курсе того, что случилось сегодня ночью?

– Я так понимаю, Вы хотите меня проинформировать. Конечно, в наше время соседи знают о нас больше, чем мы сами! – ехидно цежу я, задетый за живое.

Тяну руку, чтобы взять котлетку, тут же получаю лёгкий шлепок по руке.

Ого!

Няня явно не шутит.

Злата

Двери автозака закрываются, сотрясая воздух внутри пыльного фургона.

Жизнь второй раз делится на «До» и «После».

Лязг запираемых запоров проникает прямо под кожу.

Вжимаюсь в спинку сиденья. Вхожу в ступор…

Снова теряю связь с реальностью.

Что происходит? Почему меня везут в закрытом фургоне?

Где Наташенька? Слава с ней? Они не возвращаются с рыбалки уже два дня!

Почему полиция ничего не предпринимает?

Автозак трясёт на ухабе, и я ударяюсь плечом. Тут же прихожу в себя.

Меня! Злату Чайкину обвиняют в похищении живой девочки? Это полный бред!

В фургоне так душно и пыльно, что начинаю кашлять. Пытаюсь дышать, но вместо воздуха в лёгкие попадает пыль.

Стискиваю зубы. Лучше не дышать!

Затравленным взглядом осматриваю фургон. Это уже второй раз в жизни! Когда приходится прокатиться в подобном. Был и первый…

Толчок. Машина останавливается. Лязгает замок. Дверь распахивается.

– Чайкина! На выход! – прихожу в себя, поднимаюсь.

Послушно выбираюсь из фургона.

Июльское полуденное солнце припекает, и я успеваю насладиться его лучами, пока не получаю толчок в руку.

Дёргаюсь, будто электрошокером ударили. Нервы на пределе.

Плохо соображаю, но повинуюсь. Иду вперёд.

Проходим двор, входим в тусклое мрачное помещение. Меня догоняют окрики:

– Лицом к стене!

– Расставить ноги!

– Раздевайтесь!

Такого ещё в моей жизни не было!

Сначала чудовищный допрос… Теперь жуткий досмотр… Переодевание в тюремную одежду…