Через две-три минуты в дверь быстро вошёл приземистый скуластый мужичок в синем рабочем халате с ярлыком «электросети». Он оглянулся, туалет был пуст. Тогда «электрик» наклонился над лежащим, осторожно освободил кейс из его рук, немного поколдовал над ним, а затем снова положил на прежнее место. Теперь движения скуластого сделались размеренны. Он, не спеша, вышел в коридор и едва не столкнулся с шумной парой студентов навеселе, бодро вышагивающей к туалету.

– А я тебе говорю, это Рэй Чарльз. Не спорь, если не знаешь, – услышал скуластый.

– Да ла-а-но, Коль. Ты, главное, диск береги, понял? Ты, понял – нет?

Они уже отворили дверь, как вдруг их перегнала крупная тётка в белом с синим фартуке с вышитым по синему полю словом «сервис» и стопкой бумажных салфеток.

– Ребятки, погодьте немного, – бормотала она, протискиваясь мимо студентов и старательно улыбаясь, – я щас тут для рук. Она сделала несколько шагов внутрь и чуть не споткнулась о лежащего на спине Кирилла.

– Ой, ты лишенько! Вся напускная елейность мигом слетела с монументальной уборщицы. -Уже набрался один. Зенки налил, паразит, а я за ним тут убирай!

Тонкую масляную пленку учтивости, а то выгонят, тут же сдуло, словно с украинского борща пенку, и тётка немедленно налилась свекольной яростью. Её голос сделался визглив, отборная колхозная ругань уже готова была политься из перекошенного рта доблестной работницы сервиса. Но в это время снова распахнулась дверь и появился…

– Нет, верно говорит своячница – неча! Если уж так карта легла, если виновая дама, да еще туз вместе вышли! Сидела бы, ты, Зойка, дома. Как-как? На бюлетне, вот как! Да она бы и сидела. Так не советское ж время. Хорошо своячнице. У ней сын-соколик, пивом торгует. Заводик уж у него. К самим этим германцам, туды их в качель, дальнобойщиков гонит. А я одна, почитай. Генка-пьянчуга не в счёт»

– Что тут происходит, Зоя Петровна? – ледяным голосом осведомился посреди этого внутреннего монолога высокий гнедой с сединой красавец, словно тать в нощи, материализовавшийся у неё за спиной.

– Вы можете оставить салфетки и вообще больше не «убирать тут». Пришлите ко мне Никиту. Вы меня поняли? – директор, оглядевший сверкающий мраморно-кафельный Room, низко наклонился над Кириллом, мгновенно оценил ситуацию и, одной рукой прикоснувшись к его сонной артерии на шее, другой выхватил телефон.

– Аркадий, это я. Давай малый аврал, – скомандовал он. – Да, клиент. Жив, слава богу. Никакого запаха алкоголя. Что ты говоришь? Нет, сначала ко мне в кабинет и туда же врача. Вещи не забудь опечатать, у него рядом кейс.

– Гражданин Германии, – открыв бумажник и проглядев документы Бисера, пробурчал он. – Этого ещё не хватало!

***

Кирилл очнулся примерно через час. Он лежал на диване в небольшой, очень комфортабельной обставленной, скорее, даже «оборудованной» комнате. Такие «комнаты отдыха» появились уже во времена «позднего советского рококо» у разнокалиберного начальства с коврами, хрусталём, удобной мебелью и ванной. У здешнего шефа всё было устроено рациональнее, хоть тоже, конечно, не бедно. Сине-белые соцветия мелких розеток светильников, разбросанных по потолку, освещали удобные лёгкие кресла цвета кофе со сливками. Стол, стулья, шкафы и полки подобранны в тон. Всё здесь выдвигалось и откидывалось. Плоский суперсовременный телевизор с причиндалами укрывался за деревянной панелью. Столешница в случае нужды быстро складывалась и убиралась внутрь стойки. Красивую, вернее сказать, модную посуду дизайна «поп-модерн» за стеклянной створкой, видневшуюся на стене напротив далеко наверху, можно было нажатием кнопки доставить вниз. Полка просто с лёгким шипением опускалась.

Понемногу приходя в себя, Бисер осознал, что лежит на боку, укрытый мягким пушистым пледом, в комнате звучит негромкий блюз, а около него почти у самого лица. Ну да, это была чёрная большая собака! Она лежала, свернувшись, на полу, на ворсистом ковре у его изголовья, а сейчас, будто что-то почувствовав, подняла голову и посмотрела на вытянувшегося рядом человека. Из соседний комнаты слышались голоса. Кирилл постепенно начал различать отдельные слова.

– Хорошо, Никита. Ты можешь идти. Я сам дождусь, пока наш клиент очнётся. – Донесся до него уверенный баритон.

– Добро, Руслан Леонидыч. Да Вы не волнуйтесь. Доктор сказал, он в порядке. Анализ, правда, с собой забрал. -Ответил чей-то дискант.

– Постой, он же утверждает… Анализ был сделан тотчас же! Экспресс-анализ, да. Он, видите ли, меня спросил, надо нам – то есть вам – чтобы всё в полном ажуре было? Это-де подороже станет.

– Ну а ты?

– А я, Руслан Леонидыч, я – как отрубил: только в ажуре, и никаких гвоздей. Фирма веников не вяжет! Наш шеф, это вы то есть, берёт всё одним первым сортом!

– Ладно-ладно. Правильно. Иди уж. Что бы я без тебя делал, Никита! Нет, кроме шуток, грамотно всё решил. Спасибо.

– Да, шеф, забыл сказать. После врача тут электрик зашёл. Стабилизаторов напряжения, говорит, ещё не купил. А удлинители есть уже. Один для кабинета, другой для задней комнаты. Вот только длину кабеля померить нужно, чтобы под ногами не болтался. Ну, померил там и смотался.

– Какой электрик? Ничего не понимаю. Я не вызывал.

– Да лысый такой, скуластый, в синем халате.

– Не знаю. Может Семёныч что заказывал? Ты сам-то тут был? Не стащил он чего?

Кирилл, не особенно вникая, слушал весь этот диалог, как вдруг собака, крупный ризеншнауцер со свежим первоклассно сделанным триммингом встала, потянулась и совершенно явственно, как-то по-человечески требовательно произнесла: «гаав, гаавс». Дверь сразу отворилась, и вошёл высокий красивый мужчина.

–Здравствуйте, господин Бисер! Как Вы себя чувствуете? По-немецки я не говорю, но язык «владычицы морей» кой-как освоил, – обратился он к своему невольному гостю на вполне приличном английском.

–Так со мной можно и по-русски. Я, собственно говоря, бывший москвич, – слабым голосом тоже по-английски парировал Кирилл, с некоторым даже уже удовольствием наблюдая за изумлённой миной собеседника.

Глава 15

Я не был тут целую вечность. Десять лет? Нет, больше, пожалуй. Сам после смерти отца не приезжал, но помню всё как сейчас. А особенно голос. Его низкий и хриплый, немного надтреснутый голос:

– Венера любила острова. Она была весела и проказлива, мой мальчик, и даже в бедах и войнах искала радости. Никто не мог ей противостоять, если она чего-то хотела – ни бог войны Арес, ни даже сам Юпитер Громовержец. И вот когда Юпитер преследовал Тифея в борьбе против гигантов и бросил вдогонку этому чудовищу огромную гору, Венера на быстрой колеснице Ареса проследила его. Это было в самом прекрасном заливе мира, сыночек. И все они стали островами! Опустились с небес в огне и дыму! Поднялись из волн как спины китов! – Голос отца становился глуше, Алекс уже едва различал отдельные слова, ему было интересно и страшно. Отец смотрел поверх головы ребёнка куда-то вдаль.

– Папа, ну папа же! Как это – все? И Венера, и Юпитер, и Арес? И где острова – здесь?

– Что ты меня путаешь, кто тебе это сказал? Да разве могут превратиться в камень сразу гроза, война и любовь? Но сам тысячеглавый Тифей, стал, верно, камнем. Он опустился в море словно гора базальта. А из своих бесчисленных огненных зевов рассыпал множество скал вокруг главной горы. И тут Венера совсем укротила Тифея. Ее нельзя было не любить! Она велела своим служанкам соткать серебряное покрывало и укрыла им чудовище, превратив его спину в зелёный сад. Слёзы Тифея сделались ручьями, струящимися по острову. Слава Аполлону, они стали целебны. Он наделил их свойством излечивать болезни. С тех пор Тифей лежит островом в море и только порой вздрагивает, вздыхает. Тогда сыпятся огромные камни, и его горячее дыхание белым облаком вырывается на поверхность. Огромные чёрные обезьяны Чиркопы.