Глава 1

Ночь была безлунной и тёплой, хотя стоявшая на Искии глубокая осень могла уже хорошенько остудить море, нагнав промозглого тумана, частого в это время года. В доме все спали, только в окне мансарды теплился огонёк.

– Он что, ручной фонарик зажёг? – спросил негромко коротышка.

Его товарищ, высокий и ловкий мулат, гневно сверкнул глазами:

– Заткнись, Ден. Не на прогулке. Приспичило – говори по-английски.

– Ну, мой английский…

– Тихо! Молчи и слушай.

В темноте чиркнула зажигалка и на мгновение осветила говоривших. Оба были в тёмных спортивных костюмах с рюкзаками за плечами, так что руки оставались свободны. Плотные вязаные шапочки покрывали их головы. На ногах у парней были надеты ботинки на манер горных. У мулата в нагрудном кармане виднелся небольшой компактный свёрток.

– Алекс, ты не курил бы, – прошептал Ден.

– Что я, дебил? Зажигалка лучше, чем фонарь, если с дороги кто увидит. А мне надо тут… Вот достал!

Он вынул две мелкоячеистые сетки, собранные по краям. За ними последовали перчатки:

– Так, надевай. Делай окно. Говорить буду я. Если… будет о чём говорить.

Две тени быстро заскользили по склону к дому, ярусами расположенному на горе, почти бесшумно пробираясь между скальными выступами и участками мягкой породы, тут и там поросшими густыми зарослями кустарника. Подобравшись к самому окну мансарды по балкону второго этажа, высокий повёл себя странно. Он пригнулся, изловчился как кошка и швырнул камушек в окно. Потом другой. Ничего!

– Порядок, Ден. Я тебе сказал. Он свечку ночами жжёт – темноты боится. А сам спит как сурок. Я че боялся – баба на ночь уходит к себе, но чем черт не шутит? Я и проверил. Хорош. Давай!

Коренастый Ден умело беззвучно высадил стекло, и оба впрыгнули в комнату. Свеча стояла в углу на небольшой резной табуретке. Это была круглая раскрашенная рождественская поделка, каких уже много продавалось на набережных и в магазинчиках у отелей. Фитиль, опустившийся в глубь её пёстрого шара, только мерцал оранжевым угольком, почти ничего не освещая. Стол, шкафчик на стенке, низкая широкая кровать, вот и всё, что увидели пришельцы, всматриваясь в темноту небольшой и почти пустой мансарды. На кровати, впрочем, спал человек. Его тяжёлое дыхание со свистом вырывалось через полуоткрытый рот.

– Добро, – шепнул Алекс, – теперь я.

Он подошёл свете луны, что он болен, не вызывало никаких сомнений. Бледное, даже голубоватое его лицо, искажённое гримасой боли и страха, обрамляли светло-русые вьющиеся волосы, в которых лёгкая седина почти не была виднак спящему совершенно неслышно, наклонился над ним, приподнял сетку с лица и сделал два-три быстрых движения. Мужчина на кровати открыл глаза, но не издал ни звука.

– Пан, – внятно сказал Алекс, – ты понял, кто я? Мужчина молчал. Если понял – закрой два раза глаза! Мужчина продолжал смотреть на него не мигая.

– Ах так! Ну, нет, ты скажешь! Ты мне напишешь. Ты сам отдашь или сдохнешь как ящерица. Я те щас, гад, хвост обломаю! Утёк, зараза, а я теперь отвечай? Плохо тебя стерёг!

– Не надо, – вдруг прохрипел больной, – я сейчас. Наклонись.

Было часа два ночи. Ветер, подувший с моря, разогнал облака, круглая слегка ущербная луна медленно выплыла из-за разодранных туч. Комната осветилась, и стало видно коротышку, истуканом стоящего в углу, фигуру мулата, склонившегося над кроватью, и слегка приподнявшегося больного. При свете луны, что он болен, не вызывало никаких сомнений. Бледное, даже голубоватое его лицо, искажённое гримасой боли и страха, обрамляли светло-русые вьющиеся волосы, в которых лёгкая седина почти не была видна. Он носил бороду, пожелтевшую около губ от неизменной трубки. И сейчас эта трубка тоже лежала недалеко, рядом с пепельницей из осколка мрамора, выдолбленного в середине.

– Алекс, я там написал. Я тебе отдам. Не хочу больше смертей. Я уж и сам совсем собрался, мне всё одно пора… Наклонись ближе!

Он ещё что-то прошептал, затем с трудом повернулся и указал на маленький застеклённый шкаф.

– Возьми, – начал больной, но внезапно голос его, и без того невнятный, прервался всхлипами, стоном и, наконец, совершенно смолк. Он перевесился набок, вздрогнул, уронил голову на подушку, изо рта на неё хлынула тёмная кровь.

– Алекс, – вскинул голову с ужасом Ден, – это что, конец? А мы? Что мы-то теперь делать будем?

– Нет ещё. Ден, замолкни!

– Да я…

– Замолкни, сказал! Рви когти. Быстро! Давай! Я тут закончу, а ты… В Форио в траттории «У шести ключей». В семь часов будь там.

Ден вздрогнул, хотел что-то возразить, но передумал. Он подошел к низкому подоконнику, вспрыгнул на него, перебрался на склон и исчез в темноте.

Мулат напряженно вслушивался в ночь. Прошелестела листва кустарника. Несколько мелких камешков осыпались на проходящую внизу дорогу.

Ушёл!

Алекс для верности осторожно выглянул в окно – никого! Он наклонился над больным и прикоснулся к его виску. Затем быстро подошел к шкафу, вынул что-то оттуда и поднёс к теплящейся свече. В руках у мулата оказалась плоская коробочка хорошей формы из потемневшего дерева без украшений. Он нажал с двух сторон на заднюю стенку – крышка с мелодичным звоном раскрылась. Алекс вздрогнул от неожиданности и тихо выругался – коробка доверху была набита длинноволокнистым душистым табаком, сразу распространившим свой сильный медовый, и вместе пряный запах по всей мансарде.

– Постой-постой! Этого он не сказал. Про табак, то есть… Он сказал – сигареты? – пробормотал пришелец.

Но и «сигареты», вернее, три плотные трубочки тоже лежали сбоку. Алекс удовлетворенно кивнул, бережно убрал табакерку во внутренний карман и застегнул на нём молнию. А затем вытащил из-под левой руки какой-то тёмный предмет.

Пистолет был короткоствольный с глушителем. И потому выстрел, сделанный в мёртвого, никто бы не услышал дальше нескольких шагов. Но человек, что четверть часа назад был жив, снова, словно живой, дёрнулся и сполз на пол, толкнув локтем свою небольшую старую трубку. Она откатилась в сторону и осталась лежать.

Глава 2

– Снег, – фыркнула Лиза. – Пап, ты в окошко погляди! Тоже мне – март. Каждый День мороз или снегопад, да ещё с ветром! Па-ап, ты меня не слушаешь?

– Я слушаю, слушаю. Вполне прозрачный намек. У тебя каникулы скоро, а тут. Я ж тебе обещал – поедем! Слава богу, ты у меня горные лыжи не любишь. И потому: на неделю обязательно поедем. В твой южный Тироль. Будем гулять, писАть помаленьку…

– Пап, я не возражаю на нормальных лыжах, но только вместе.

– Ну да, тоже можно. Но я пару раз…

– Да, но только с тренером.

– Ах, перестань, пожалуйста!

– А что перестань? А кто это у нас два ребра сломал? Кто в прошлом году руку левую и …

– И что особенного! Всего лишь закрытый перелом, даже без смещения.

– Ну вот, ты мне будешь ещё про переломы объяснять!

– И буду. Мы тоже не лыком шиты. Я ведь не возражал, когда мама из тебя лет с трёх врача начала воспитывать. Ну я и наслушался! Хоть я тоже мог…

– Запросто! Я, кстати, всегда физикой с удовольствием занималась. Правда, твои ракетные двигатели – это вряд ли. Вот теперешние анализаторы – другое дело. Ты знаешь, пап, я тоже думаю, всё здорово сложится. Смотри, я уже договорилась в больнице насчёт практики. Могу начать и кончить, когда надо мне самой.

– Как это так?

– Да просто – работа сменная. Я буду выходить вместе с дежурной сестрой. Меня пока одну всё равно не оставят. И в лаборатории идут стандартные анализы. Не важно – когда начать, когда кончить. Ну, вот. Я на месяц там уже заявление написала и «добро» получила. А в отеле могу обзор для курсовой дописать, а ты – статью.

– Отлично, ребёнок. Мне немного осталось.

– Дашь мне потом почитать?