Приходила здравая мысль — послать в район боевого соприкосновения специалиста с разведаппаратурой и провести разведку. Но выяснилось, что такой аппаратуры нет. Дело затягивалось. Пришлось заняться созданием аппаратуры для разведки сигналов «Хока».

А между тем конфликт Израиля и Египта продолжался. Вновь начали приходить сведения о налетах авиации израильтян. Средств ПВО к тому времени у египтян было немало, но почему-то все они оказались малоэффективными. Во всяком случае, так заявляли египтяне. Они говорили, что при налетах авиации израильтяне широко применяют помехи. Все громче в Египте стали раздаваться голоса о том. что Советский Союз поставляет плохую технику.

Проблемой заинтересовался оборонный отдел Центрального комитета партии. И тогда было принято решение послать в Египет группу специалистов. Она должна была проверить, как используется техника, оказать помощь нашим советникам. В эту группу включили и Мажорова. Перед ним стояла задача — изучить воздействие помех на РЛС ПВО.

Юрий Николаевич ознакомился с фотографиями с экранов радиолокаторов, просмотрел журнальные записи и понял: самолеты Израиля не создавали помехи радиолокационным станциям ПВО. Они постарались подавить станции наведения комплексов С-75. А беды египетских зенитчиков были в том, что они не умели работать в условиях помех, не желали считаться с современными реалиями.

Таким образом, свою задачу Мажоров выполнил, но его не оставляло беспокойство по поводу применения ЗУРО «Хок». Они стояли вдоль Суэцкого канала на захваченной территории в Синайской пустыне. Летчики боялись приближаться к зоне действия этих систем.

По возвращении в Москву Юрий Николаевич написал отчет по командировке и предложил срочно командировать экспедицию в Египет для разведки параметров «Хока», а также направить туда станцию Мажорова — Зиничева для проверки ее работоспособности в боевых условиях.

Вскоре такая экспедиция отправилась в район Суэцкого канала. А за ней пришло и приятное сообщение — способ подавления «Хок» выработанный в Институте им. Берга, вполне подходит, мы способны «накрыть» сигналы управления ракетой.

В институте стали срочно готовить станцию к отправке.

В июле 1970 года группу специалистов вместе со станцией доставили в Египет.

В Каир вылетела и делегация во главе с заместителем министра радиопромышленности Казанским. В эту делегацию вошел и генерал Мажоров.

«Нашу станцию помех, — рассказывал Юрий Мажоров, — развернули на плато близ города Суэц.

Несмотря на высокую активность израильской авиации, египтяне не наносили ответные удары по позициям противника. Летчики боялись залетать в этот район, где их могли атаковать ЗУРО "Хок”.

Мы уговаривали командование ВВС Египта совершить несколько налетов на позиции “Хока” под прикрытием станции. Нам обещали, но проходил день за днем, а полетов не было.

Уже после нашего отлета удалось убедить руководство звеном ИЛ-28 атаковать позиции “Хок”. Это звено провело имитацию атаки, идя прямиком, на позиции “Хок” за Суэцем. Станция включилась и даже взяла на сопровождение самолеты. Не заходя в зону поражения, звено развернулось и удалилось.

Затем самолеты снова взяли курс на позицию "Хок”, но уже не сворачивали. Как потом докладывали летчики, по ним было выпущено около десяти ракет. Ни одна ракета в самолеты не попала. Восторгу летчиков не было предела».

Интересно, что после первого применения станции помех Мажорова — Зиничева израильтяне честно доложили, что «неподавляе-мая» система «Хок» подверглась воздействию интенсивных помех и не смогла выполнить боевую задачу. В Израиль прибыла группа американских специалистов. Вывод комиссии из США был таков: на «Хок» воздействовали не помехи, имели место грубые нарушения правил эксплуатации.

Однако после второго и третьего подобных эпизодов израильтяне твердо заявили, что их подавляют помехами.

Снова из-за океана приехала комиссия. На этот раз американцам пришлось признать, что работа комплекса «Хок» была подавлена помехами, создаваемыми, по-видимому, русскими.

18 августа 1970 года Мажоров и Зиничев направили заявку на признание нового изобретения средства помех. В 1973 году они получили авторское свидетельство и по 100 рублей премиальных.

После ввода наших войск в Афганистан радиостанция «Голос Америки» регулярно сообщала о полетах наших самолетов в Кабул. Руководство Советского Союза беспокоил тот факт, что эти сообщения были очень точными.

На одном из совещаний, участие в котором принимал и генерал Мажоров, министр обороны маршал Устинов высказал мнение о том, что информацию США получают с помощью радиолокаторов, расположенных на территории Пакистана.

Предстояло проверить эту гипотезу. Проверку поручили провести генералу Мажорову. В феврале 1980 года он вылетел в Афганистан.

Там на вертолете, с соответствующей аппаратурой, он проделал путь из Кабула в Джелалабад, затем на север и обратно, но не в Кабул, а в Баграм. По пути он засекал работу РЛС, в том числе и пакистанских.

Потом разведка была проведена с помощью специально оборудованного самолета ИЛ-20 с аппаратурой разведки. Самолет вылетел из Алма-Аты в Афганистан. Он преодолел всю страну с севера на юг и при этом вел прослушивание эфира в указанных диапазонах, делал засечки обнаруженных источников излучения. В районе Кандагара самолет-разведчик лег на обратный путь и приземлился в Кабуле.

Мажорову были представлены результаты наблюдений воздушных разведчиков.

Следующий этап — разведка района со спутника. Сделали и это. На основе всех данных Юрий Николаевич сделал заключение и вывод, что получаемая американцами информация добывается не с помощью радиолокации, а другими, скорее всего, оперативными средствами.

Разумеется, это лишь эпизод из всей многогранной деятельности генерал-майора Юрия Мажорова.

На заслуженный отдых он ушел на 65-м году жизни. К тому времени Юрий Николаевич возглавлял институт уже четверть века.

За время своей научной и конструкторской деятельности он стал профессором, лауреатом Ленинской и двух Государственных премий, получил 25 авторских свидетельств на изобретения.

Как сказал однажды сам Юрий Николаевич Мажоров: «Жизнь моя прожита не напрасно. Удалось сделать кое-что полезного для своей Родины».

Вологодская губерния. Город Котельнич. 1934 год. Коля Мамаев окончил 7 классов школы. Отец предложил пойти в местное фабрично-заводское училище и получить профессию слесаря-железнодорожника. Николай не хотел идти в слесаря, но отца не смел ослушаться. И потому вскоре явился к директору школы, чтобы забрать документы. Но директор заупрямился:

— Документы не отдам, так и передай отцу. Тебе надо дальше учиться.

Коля возвратился домой и все рассказал отцу. Степан Андреевич поначалу повозмущался, а потом махнул рукой: мол, ладно, иди, учись. Так Николай оказался в восьмом классе. Жить было тяжело. Мама вместе с двумя малышами, братом Виталием и сестрой Зинаидой, возвратилась в деревню, где они жили раньше. В городе на работу не устроиться, а тут еще карточную систему ввели, и Фекла Васильевна, забрав детей, уехала в родное село. А Николай с отцом остались в Котельниче.

Степан Андреевич часто уезжал в командировки, оставляя сыну-подростку немного денег из расчета рубль в день. На хлеб этих денег хватало. Правда, отец нередко задерживался на неделю, а то и больше. И тогда Николаю приходилось совсем туго. Однако он не знал, что судьба готовит ему новый «подарок». В 1935 году Степан Андреевич вовсе исчез из города. Вроде как уехал на заработки, да возвращаться не торопился. И остался шестнадцатилетний Николай один, в чужом городе, где не было у него ни родных, ни знакомых. Ну, разве что школьные учителя. И тогда Мамаев пошел к директору школы. Тот выслушав ученика, обратился в райком комсомола, в отдел народного образования и сумел определить парня в пансионат, на государственное обеспечение.