— Когда лорд Мейбор ушел с бала?

— Об этом везде говорят. — Кроп напрягся, силясь вспомнить получше. — Одна молодая девица облила его пуншем. Все стали над ним смеяться, и он ушел еще до пожара.

Не иначе как этому Мейбору сам Борк помогает. Облившая его жидкость разбавила яд — притом Мейбор, очевидно, снял с себя мокрое платье. Будь он проклят! Баралис собрался с мыслями.

— Он выздоравливает?

— Не могу знать, хозяин. Говорят, королева прислала ему свою знахарку.

— Так королева навещала его? — Ведь королева не должна иметь никакого дела с Мейбором теперь, когда его ложь раскрыта!

— Да, хозяин. И к вам от нее приходил паж, сказал: королева желает вас видеть незамедлительно.

— Что ты ему ответил?

— Сказал, что вы малость простыли, когда скакали верхом.

— Правильно сказал, Кроп. Молодец. Ну а что говорят о пожаре, что случился в канун зимы?

— Говорят, что он загорелся от упавших свечей, хозяин.

— Хорошо. Видел кто-нибудь, как загорелось?

— Один пьяный дворянин говорил, что пожар зажег человек в черном.

— Как его имя?

— Не знаю, хозяин.

— Так узнай! А как узнаешь, устрой ему несчастный случай. — Баралис пристально посмотрел в глаза слуге. — Понимаешь меня? — Кроп кивнул. — Хорошо. Теперь иди, мне надо подумать.

Баралис дождался, когда Кроп вывалится из комнаты, и встал с постели. Собственная слабость удивила его: ноги его подгибались. Он дотащился до кабинета и, перерыв множество бутылок и пузырьков, нашел что искал. Раскупорив бутылочку, выпил ее до дна — он должен был полностью избавиться от боли.

Руки, пострадавшие от пожара, покрылись свежими рубцами, и лоснящаяся кожа на них туго натянулась. Целебная мазь, безусловно, поможет — руки заживут. Но именно этого Баралис боялся. Кожа может натянуться так, что он больше не сможет расправить пальцы. Придется в таком случае подрезать кожу на суставах.

О том, чтобы исцелить руки с помощью чар, не могло быть и речи — Баралис был еще слишком слаб. Никакой ворожбы несколько дней — он не сможет даже соединиться мысленно со вторым голубком, которого послал за Меллиандрой.

Мейбору за многое придется держать ответ. Баралис был почти уверен, что это Мейбор подослал к нему убийцу. У него много врагов при дворе, но никто не желает его смерти так, как Мейбор. Владелец восточных земель не дурак: сам он руки пачкать не станет — наймет другого для грязной работы.

Баралису было о чем поразмыслить. Надо сосредоточиться, чтобы довести свои планы до успешного завершения. Ступать придется осторожно — королева, похоже, все еще сочувствует Мейбору, несмотря на его вранье. Надо убрать Мейбора с дороги — нельзя позволить, чтобы королева сблизилась с ним.

Баралис решил, что не станет больше терять времени, пытаясь отравить Мейбора. Лорд, похоже, заговорен против яда. Вместо этого Баралис удалит его от двора. Известно, что Мейбор любит больше, чем себя, только одно: свои восточные земли, тучные и плодородные, засаженные яблонями, которые дают лучший сидр в Обитаемых Землях. По лицу Баралиса прошла улыбка: он заставит Мейбора спешно покинуть замок и отбыть на восток.

Таул, прищурясь, смотрел в ту сторону, куда указывал Файлер.

— Ничего не вижу. — Файлер сказал ему, что Ларн уже показался на горизонте, но Таул никак не мог его разглядеть.

— Ты, наверно, родом с Низменных Земель? — Таул кивнул, удивляясь, откуда моряку это известно. Кормчий подмигнул и пояснил: — Уроженцы Низменных Земель известны своим слабым зрением. Это болотные испарения портят им глаза. Хорошо еще, что ты вовремя уехал оттуда, не то видел бы еще хуже.

Оба они стояли на носу. В море появились скалы, которых становилось все больше и больше. Дул сильный восточный ветер, разводя волну, и валы гулко били в хрупкий корпус судна. Корабль, первые два дня плавания казавшийся Таулу таким прочным, превратился в игрушку среди бурного моря.

Матросы, уже привыкшие к присутствию Таула на борту, сегодня были угрюмы и молчаливы. Всех кликнули наверх — требовалось постоянно управлять парусами, чтобы приспособиться к порывистому ветру.

А погода между тем все ухудшалась. Небо зловеще нахмурилось, и начал накрапывать дождь. Ветер гнал навстречу все более высокую и мощную волну. Таулу приходилось крепко держаться за поручни.

— Долго ли нам еще плыть? — спросил он.

Файлер, привыкший к бурному морю, стоял, сложив руки на груди.

— Я точно видел Ларн на горизонте — да только теперь так нахмарило, что он пропал из виду. За полдня, пожалуй, дойдем — ну, при такой погоде, может, и дольше проваландаемся. Ветер-то встречный. И я не любитель идти в шторм через мелкие воды.

— Насколько эти воды опасны? — Таулу приходилось кричать, чтобы быть услышанным.

— Я плавал и в худших. Но тут не только мели — хотя, если не остережешься, мигом сядешь на брюхо. — Файлер посмотрел вдаль. — Самое худое — это скалы. Море вокруг них так и кипит. Невозможно угадать, куда направлено течение, — одно только верно: если не будешь настороже, оно увлечет тебя на камни.

— Капитан сказал, что не станет подходить близко к острову.

— Так и есть, парень. Капитан не дурак. Но нам все равно нелегко придется. Сам видишь, что делается с судном уже теперь. — Словно в ответ на слова Файлера море вздыбилось, и палуба накренилась у них под ногами.

— Я думал, это просто из-за погоды, — прокричал Таул.

— Около Ларна всегда такая погода, вот в чем беда. При спокойном море я мог бы провести корабль среди всех скал и мелей с закрытыми глазами. Ларн — одно из тех Богом проклятых мест, где море не знает покоя.

— Это из-за его расположения?

— Нет, из-за того, что Ларн — это Ларн.

Файлер отошел, и Таул подивился его способности шагать так твердо по шаткой палубе. Сам Таул остался на носу, где ветер и дождь били прямо в лицо. Он смотрел вперед, стараясь разглядеть на горизонте остров, но это ему не удавалось. Однако он знал отчего-то, что Ларн близко: остров манил его, притягивал к себе. Таул глядел в свинцово-серую пелену моря и неба, и ему становилось страшно.

Он не знал, долго ли стоит так, подвластный всем стихиям, но резкий окрик вырвал его из раздумий.

— Эй ты, рехнулся, что ли? Тебя ж продует насмерть! — кричал Карвер. — Ступай-ка вниз, капитан тебя зовет.

Таул внезапно почувствовал, что весь продрог, а плащ промок насквозь. Небо стало еще темнее, волны — выше, и дождь налетал на судно широкими полосами.

— Вот что Ларн-то делает, — пробормотал Карвер, когда Таул стал спускаться вниз.

В капитанской каюте, теплой и уютной, пахло старой кожей и ромом.

— Помилуй нас Борк! Ты промок до костей, парень. Зачем ты столько торчал на палубе? — Капитан налил Таулу полный кубок рома и подал ему грубое одеяло. — Снимай свой плащ и закутайся вот в это. Задумался, видать.

— Я думал о Ларне.

— Не ты один, парень. Ларн — такое место, что из головы его выкинуть трудно.

— Вы бывали здесь прежде?

Капитан кивнул:

— Подходил близко еще мальчишкой — и с тех пор он не оставляет меня в покое.

— Зачем вы тогда подходили к острову?

— Я впервые шел кормчим и был совсем еще зеленый. Мы плыли в Тулей, но я так трусил, что сбился с курса. — Капитан хлебнул рому и умолк так надолго, что Таул удивился, когда он заговорил опять. — Однако не могу сказать, что я об этом сожалею. Я и посейчас думаю, что это судьба вела корабль в то холодное, ветреное утро — не я. — Квейн со стуком поставил кубок на стол, Дав понять, что больше говорить об этом не станет. — Завтра будешь на острове. Но если море не успокоится, ты, само собой, высадиться не сможешь. Никто, если он не сумасшедший, не выйдет в такие волны на утлой лодчонке. Я начинаю думать, что сам лишился разума, когда привел сюда «Чудаков». — Капитан подлил себе рому. — Ты пей, парень, пей. Ром согреет тебя лучше всякого огня. — Таул послушался и убедился, что капитан говорит правду, — тепло прошло по телу до самых пят. — А коли высадишься, тебе уже известно — я жду тебя только сутки, не больше. Уж очень предательские тут воды. Я кладу голову на плаху, бросая здесь якорь. Понятно, если море к утру не уймется, то никакой якорь нас не удержит. Впрочем, это забота не твоя. Я просто хочу, чтобы ты хорошо меня понял. Если не вернешься через сутки — я уйду, и помоги тебе Борк: застряв на Ларне, ты можешь просидеть там много месяцев. — Взгляд капитана был тяжел.