Единственное, что успокаивало Геннадия, он второй номер. Хотя во многом все зависит от того, какую перед ним поставит задачу первый. Не подавать же патроны, как у пулеметного расчета или как у артиллеристов – снаряды.

Второе, что отложилось в памяти, фраза, которую сержант Спелов произнес, похлопывая Андриенко по плечу: «…Война закончится, поговорим!». И это предупреждение прозвучало не только в адрес Мужика, а, в первую очередь, именно Дашкова. А он им «насолил», вспомнил любимое выражение Ивакова Геннадий. Да и не только младшему сержанту, когда натянул ему на голову шапку по самое «нельзя». И Космову, гладя его комбинезон, прижег до черноты ткань между штанин: будто дембель обделался… За такие выходки он не раз от старших солдат получал по сопатке, но удержаться от таких «проступков» не мог. А виною этому была одна мысль: на колени не стану, не дождетесь…

Андриенко показал пальцем вверх. Геннадий принял этот жест, как приказ идти первым, но, когда сделал шаг вперед, рука Мужика его больно ткнула в предплечье: «Не двигаться!» – прошептал тот.

Снова он показал указательным пальцем вверх и в это же время помотал головой. Раздвинув указательный и средний пальцы, приложил их к своим глазам и указательным пальцем другой руки, левой, показал вверх.

Теперь Геннадию стало понятным, что хотел этим сказать Мужик: за ними сверху могут наблюдать, и кивнул в ответ головой.

Теперь, опустив указательный и средний пальцы вниз, Александр начал ими двигать, кивнув головой влево.

…Дашков отстал от него метров на двадцать – тридцать, как договорились. Шел под самой скалой. Когда Мужик поравнялся с остовами от сгоревших грузовиков, сдвинутыми от дороги к скале, присел и стал прислушиваться. Кругом тишина, если не обращать внимания на песни цикад.

Андриенко исчез: полез по скале вверх. Через десять минут и ему, Геннадию, идти за ним. Считать про себя до шестисот Дашков не будет, а смотреть. Черная стрелка по белому циферблату часов в его сознании уже пошла, пересекая третью пятисекундную полоску – пятнадцать секунд, потом – двадцать, двадцать пять, тридцать. Отвлекла ящерица, бегущая от скалы к дороге. Может, она будет охотиться за теми самыми цикадами, увлеченными любовным песнопением. Ой, как шумно бежит. Шорох ее лапок звучит громче и громче, как и удары хвоста о камушки. Плохая охотница.

Поморщившись, Геннадий отвернулся от ящерки и посмотрел вдаль, на черные остовы первых трех машин. Теперь шумный бег ящерки он не слышал. «Глянул» на циферблат: пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь…

«А вот Андриенко хитрый, умеет ходить по земле, как по воздуху, бесшумно, – подумал Геннадий. – А может замер? Хотя нет-нет, оступился. Он ли? – прислушался Геннадий. – Во-во, запрыгал на ноге, ушибся. Не, Мужик, мой батька тебе сейчас бы такой выговор сделал, что мама не горюй, у медведя слух лучше, чем у человека в сто раз…»

Геннадий хотел было встать, но что-то остановило его: седьмая минута только прошла. Нет, стрелочка еще серая, вот, когда белой станет.

Снова расслабил мышцы ног, плеч. Но не сердца. Оно иногда выдавало его испуг, громче выталкивая из себя кровь. Повернул голову вправо – и сеть, идущая от ушной раковины, напоминающая паутину, снова напряглась, улавливая какой-то шум. Нет, это не шаги, хотя, как сказать. От солдатских ботинок идет шум сухой со скрипом из-за пересушенной кожи, из которых они сделаны. От кроссовок идет другой звук, напоминающий то волчий, то рысий рык. Похоже он. А где?

Стрелка часов исчезла, опоздал (?). Нет-нет, в самый раз.

…Трещина между каменными глыбами была давней. Вода с ветрами сравняла острые каменные ребрышки. Стоит ли подниматься по скальному скосу под сорок – пятьдесят градусов дальше? Глупая мысль, нужно! И Геннадий, хватаясь руками за выступы, стал аккуратно лезть дальше. Где упирался в каменные стены коленями, где ступнями.

Через несколько минут устал, нужно было остановиться и отдышаться.

Задрал голову вверх и чуть от досады не вскрикнул: через несколько метров проход упирался в нависшую над ним вертикальную стену.

«Еклмн! – прикусил верхнюю губу Дашков. – Куда же делся Мужик? Куда?»

Опуская правую ногу вниз, с испугом почувствовал, что никак не может найти хоть какую-то для нее опору. Ничего не оставалось, как подтянуть ее вверх, но тут же почувствовал, что упершийся локоть в стену начинает скользить, не выдерживая тяжести его тела.

И тут же сверху что-то подхватило его за шиворот и силой стало поднимать вверх.

– Ну, лезь, лезь! – Это был шепот Мужика.

– Да-да, сейчас. – И Геннадий полез вверх, отталкиваясь руками и ногами от скальной стены.

Андриенко расположился на широком выступе под той самой нависшей над ними скальной стеной. Геннадий лег рядом:

– Спасибо, а то думал…

– Ч-ч-ч-чи-и-и. Мы у них на хвосте.

– Душманов? – догадался Дашков.

– В метрах ста, человек семь, идут к кишлаку.

– За ними пойдем?

– Не-а, – покачал головой Андриенко, – похоже, нас здесь ждут.

– Кто?

– Посмотрим. – И показал подбородком вперед. – Здесь отвесная скала, они вниз спускаются перед нею, к дороге. Зачем? Понаблюдаю за ними, а ты здесь останешься. В пятнадцати метрах такая же расщелина, что здесь, духи по ней спустились.

– И что делать, если еще кто-то будет спускаться? Пропустить?

– Слух хороший?

– Да, – прошептал Геннадий.

– Последнего уберешь. Умеешь ножом?

– Человека не пробовал, – вздрогнул голос Геннадия. Скорее всего, из-за того, что в горле запершило, а может, из-за мысли, что к такому поступку не готов. – Но в дерево втыкается хорошо, – нашелся Геннадий.

– Ч-ч-ч-чи-и-и. А глушаком? Я спущусь на метров сорок, там выступ есть, – шептал Мужик, – так что ориентируйся сам. Но лучше, конечно, шумнуть, чтобы я узнал о спускающейся за мною группе духов. Как, сам думай.

– Как рябчик. Знаешь такую птицу.

– Не подойдет, – усмехнувшись, замотал головой Андриенко. – Попроще нужно что-нибудь. Свистни, да погромче, умеешь?

– Вот так? – И, приложив два пальца к губам, Дашков не спускал взгляда с Андриенко.

То в ответ кивнул головой.

– Хорошо, – прошептал Геннадий и тут же снова почувствовал дрожь в локтях. Как все это происходит не вовремя.

– Один длинный. В горах сразу и не определишь, откуда свистят. А я пойму. Все, жди меня и прислушивайся ко всему. – Андриенко смотрел не на него, а по сторонам. – Если пропаду, через час не вернусь, сам до того кишлака добирайся. Твоя цель дом третий от дороги, неразваленный, как другие. Те, что на фото, там главари местные будут встречаться с нашим командиром. Следи за ними. Если кто-то попытается напасть на него: убираешь всех. Все! – И Андриенко исчез.

И только сейчас Геннадий обратил внимание на тянущееся болевое ощущение с правой стороны шеи. Это от того, что Мужик, когда помогал Геннадию подняться, схватив его за шиворот, скрутил куртку на шее, чуть не задушив его.

Вот силища у человека! А на вид хлипкий.

Осмотревшись, Геннадий подполз поближе к обрыву. Дорога просматривалась налево и направо хорошо, метров на триста.

«В горах тихо, рыки мотора танка еле прослушивались, но техники на дороге не видно, значит, движется она не в эту сторону, а обратно, к верхней части Панджшера, в сторону пакистанской границы», – размышлял Геннадий.

Что-то сильно давило в левую часть груди. Это пенал от глушителя, прикрепленный к «лифчику», в котором Геннадий вместо автоматных магазинов хранил винтовочные, «лимонку» и патроны россыпью. Вытащив из него трубку глушителя, накрутил ее на ствол. После снова стал изучать линию дороги.

Прямо под собою заметил темное пятнышко, которого минуту назад вроде бы здесь не было. Припал правым глазом к прицелу и, наведя ствол винтовки на цель, не сдержавшись, воскликнул: «Оп-п-па!» Это был человек, копошащийся на краю дороги. По одежде афганец. Что делает? Устанавливает мину.

Оторвавшись на секунду от прицела, отметил справа от сапера еще одно появившееся пятнышко, в двадцати – тридцати шагах от первого. Тоже моджахед. Они закладывают на дороге мины. Что делать?