– Все хорошо. Все хорошо, Ванечка. Летчики-испытатели не сдаются. Ждет Родина, что мы все сдохнем, а мы волевые. Мы на воле живем. В небе душой живем. Все, все сердечко отпускает…Таблетка и есть скорая помощь для меня. Спасибо вам, мои дорогие, спасли старика, но я уже давно умер от обид и одиночества. Самое страшное не смерть, а когда ты умер при жизни.

И действительно, превозмогая боль и слабость, опираясь на руку Ивана Тимофеевича, дядя Коля поднялся с пола и с облегчением погрузился в кресло. Он достал свой старенький носовой платок, и из его кармана неожиданно вывалились старый потертый бумажник и потертая фотография. Иван Тимофеевич дрожащей рукой поднял фотографию отца и положил ее вместе с бумажником на стол. Дядя Коля закрыл глаза. То ли боли в сердце вновь резанули ножом его страдающее от немощи тело, то ли воспоминания закружили голову летчика.

Глядя на страдания Героя, разнородные чувства оглушили Ивана Тимофеевича окончательно. Надо было чем-то помочь этому родному человеку.

– Дядя Коля! Я вас не отпущу. Я положу вас в лучшую больницу. Куда вы сейчас пойдете с вашим-то здоровьем? – наконец вымолвил жалобно и нерешительно Иван Тимофеевич.

– Прощальный, жизненный круг замыкаю, сынок. Любимцы Бога, как твой отец, умирают молодыми, а грешники, как я, с мучениями. Это мой круг, и никто меня не остановит. Иду, сынок, на посадку, – грустно со слезами на глазах выговорил Герой, – я должен попрощаться на земле со всеми, кто мне дорог. Времени, денег и здоровья осталось мало у меня, сынок. Мне нужно спешить. Тебе пока меня не понять. Ты еще паришь в полете. Прощай. Молиться будем вместе с отцом за тебя на небесах!

– Дядя Коля, разрешите мне дать вам хоть немного денег на дорогу? – умоляющим голосом спросил Иван Тимофеевич.

– Ты хочешь унизить память отца? Ты хочешь унизить достоинство русского офицера? Я умирать буду, но милостыню не попрошу. Не волнуйся только за меня, сынок! Я потихоньку сяду сегодня в общий вагон, куплю яичко и хлебушек и поеду в Тамбов к однополчанину полковнику Запашному. Бог поможет…

Иван Тимофеевич не мог этого слушать. Он незаметно взял бумажник, лежащий на столе, и положил в него всю денежную наличность, которая у него была в кармане в эту минуту. Он понимал, что дядя Коля никогда добровольно не возьмет деньги. Это настоящий офицер чести.

На прощание они обнялись и без лишних слов расстались. Машина Ивана Тимофеевича повезла Героя на Павелецкий вокзал.

Воспоминания пережитого дня заставили Ивана Тимофеевича снова достать из бара початую бутылку водки. Он налил себе рюмку и стоя по-офицерски нарочито подтянуто откинул назад плечи, раскрывая грудь для орденов, опрокинул ее залпом, прошептал: «За летчиков-испытателей. Спасибо тебе, папа, за твоих друзей! Вы Герои! Таких сейчас нет!» Улыбнувшись, генеральный конструктор крадучись спрятал назад бутылку водки в бар, ополоснул рюмку и тихо, чтобы не разбудить жену, направился в кабинет на любимый диван отдыхать от эмоций прожитого дня.

– Лена, мы будем с тобой в старости писать мемуары, – восторженно произнес Евдоким.

– О том, как мне денег на колготки не хватало? – пошутила девушка.

– Мемуары, дарлинг, – это искусство манипуляции своим прошлым, а колготки – это слишком шокирующе и реалистично для мемуаров. Нет, милая. Мы с тобой создадим легенду о жизни великого артиста, к творчеству которого нам удалось прикоснуться. Талант – это демонстрация власти Бога над людьми. Талант – это шедевр театральной игры с первого дубля! У нас сработало все. Гениально, что угадали и не надели карие линзы. Риск был, что наш милый конструктор самолетов как-то вспомнит глаза друга отца и разоблачит нас. Ан нет! Масть легла правильно. А твоя идея, Лена, с обмороком, лекарством, фотографией отца и затрепанным портмоне восхитительна! Станиславский аплодировал бы тебе стоя. Нам есть чем гордиться! Мы на всякий случай разыграли не лоха, а опытного человека – генерального конструктора с мировым именем. Значит, мы гениально умеем играть реальную жизнь. Друзья, мы сделали этого человека счастливым. Он вспомнил героя отца, вернулся в детство, помог другу отца. Это настоящее дьявольское искусство делать людей реально счастливыми без религиозных соплей. Но это только наш первый эксперимент по созданию театральной реальности. Мы должны создавать возможности для сотен, тысяч людей стать счастливыми от встречи со своей историей. Друзья, я не пророк, но вы увидите, что в нашем мире цифрового одиночества люди готовы платить миллионы долларов за светлые эмоции самообмана и иллюзорной героики семейных легенд. И благодарность зрителей за гениальные психологические этюды нашей великой труппы будет сопровождаться чудовищными гонорарами. Деньги – это энергия, сопровождающая расцвет таланта.

Это было сказано Евдокимом так пафосно и так восторженно-искренне, что Степан сам стал уже понемногу верить, что стал участником гениального творческого театрального эксперимента и слава, поистине настоящая слава найдет его совсем скоро.

Иван Тимофеевич пришел на работу в хорошем настроении и попросил помощника Таисию сделать двойной эспрессо по случаю завершения испытания нового двигателя для СУ-35. Двигатель – это самое наукоемкое механическое устройство по плотности инноваций в мире – превращался на завершающей стадии испытаний в живое сердце самолета, давая ему жизнь и способность парить в небе, как птица.

Завершение испытаний был всегда праздничным днем для всего конструкторского бюро, итогом многолетних бессонных ночей и мучительных поисков нестандартных решений. В глазах всех соратников, встретившихся по пути в кабинет, чувствовалось особое торжественное возбуждение перед демонстрацией результатов их высочайшего интеллекта и жертвенного труда.

Главный конструктор по взгляду своей помощницы сразу почувствовал что-то неладное и категорично прямо спросил:

– Ну выкладывай начистоту, Таисия. Что-то с двигателем? – от тревожного предчувствия в сердце врезалась тупая, ноющая боль.

Таисия взволнованно, глядя на побледневшего шефа, быстро заговорила:

– С испытаниями все идет в штатном режиме, но… – запнулась женщина

– Что еще за «но»? Не тяни кота за хвост, Тая. Ты же знаешь, что я не люблю неизвестности и недомолвок… – закипая от раздражения, на повышенных тонах произнес Иван Тимофеевич.

– Пришло распоряжение из министерства не допускать вас до испытательного полета по состоянию здоровья. Ваш личный врач Тамара Петровна категорически против вашего участия и написала рапорт, что ваше сердце показало при исследовании предынфарктное состояние. Вы можете не выдержать перегрузок и…

– Молчать. Кто смеет мною командовать? Эти врачи, будучи бессердечными людьми, пытаются лечить сердца. Здоровье человека зависит от воли и страсти жить. У меня планов жить на сотни лет, и никто меня не остановит и не помешает поднимать в небо новые крылатые машины. Подумать только! Какая пошлость! Какой-то докторишка, не понимающий, что такое диагностика двигателя ушами генерального конструктора, вмешивается в государственный проект, утвержденный самим Главнокомандующим. Чушь. Вредительство. Уволить её с сегодняшнего дня!

– Вы же знаете, что это невозможно. Профессор Венидиктова Тамара Петровна прикомандирована к нам от Минобороны и не может подчиняться вашим приказам. Вы принадлежите стране. Простите, Иван Тимофеевич, как это ни парадоксально, по приказу министра обороны вы подчинены в вопросах здоровья Тамаре Петровне, ибо ваше здоровье – это национальное достояние и профессор отвечает за вас своей головой.

– Трусиха! Перестраховщик! Оборотень в белом халате! Наберите мне министра обороны! – в ярости и не контролируя себя, выкрикивал отрывочные фразы генеральный конструктор, ища выход из шокирующей для него ситуации.

– Иван Тимофеевич, поверьте, Тамара Петровна – светило, и не только в России, но и признанный в мире кардиолог. Ваше сердце может не выдержать таких перегрузок на сверхзвуковом самолете. Тамара Петровна перед тем, как принять окончательное решение, провела консилиум со всеми отечественными медицинскими светилами, и решение по вашему вопросу вынесено единогласное – вам запрещено летать, – с сожалением и сопереживанием в голосе произнесла Таисия.