– Неужели ты останешься безучастной ко всему, что услышала? Нет, не поверю, что предашь память о супруге!
Зенобия вяло отбивалась:
– Какого шага ждешь ты от меня, мудрец? У римлян в Пальмире достаточно влияния среди военных и знати, чтобы не допустить Вабааллата к престолу.
– У Рима есть свои интересы и замыслы в Сирии. У Пальмиры должны быть свои интересы, а у тебя – свои личные. Но ты права: не вся знать и военачальники желают видеть Вабааллата царём, по малым его годам и неразумению. Но вместе с сыном на престоле ты будешь неплохо выглядеть! – Лонгин рассыпался мелким старческим смехом. – Разве в делах супруга нет твоей заслуги, царица? Военные знают это. Если ты скажешь, что просишь у них поддержки, они поддержат с любовью и охотой. Говорю тебе, бери скорее власть в свои руки!
– Нет-нет! – вновь запротестовала Зенобия. – Быть женой царя не означает быть полноправной царицей.
Старик укоризненно зацокал языком:
– Вспомни царицу Семирамиду. Она отстранила от престола слабовольного мужа, чтобы доказать, что в руках женщины царский престол обретает совершенно иную ценность. Семирамида не проводила жизнь в безделье, пирушках и оргиях, как муж, а дни и ночи думала о делах в своём царстве. Во главе армии сражалась с врагами, дошла до Индии и возвеличила Ассирийское царство до немыслимых размеров и могущества. Завоёванные страны не разрушала, а строила в них города, поражавшие великолепием зданий и сооружений, возводила дивные храмы. Ты слышала о висячих садах Семирамиды в Вавилоне? Это ли не Чудо Света? Вельможам, военачальникам и простому народу при Семирамиде жилось лучше, чем при её муже. А не захотела бы стать царицей – ничего подобного не совершила бы, а имя Семирамида нам бы знакомо не было.
Зенобия упорно не сдавалась:
– Весь мир знает силу и могущество Рима. Не зря у римлян тотемный зверь – лев, как оберег. Лев – царь всех животных. А Пальмира…
Зенобия запнулась, подбирая слова. Нашла:
– Пальмира для Рима – собачонка, которая может укусить в полной уверенности, что спрячется в своём дворе. Иначе лев разорвёт. Хорошо, что стены у Пальмиры высокие и прочные.
Лонгин, похоже, обрадовался сравнению:
– Замечательно! Тогда послушай историю, какую мне поведал торговец, побывавший в Африке в племени масаев. У них домашний скот охраняют подростки с маленькими злобными собачками. Удивительно, но львы обходят их стороной. А дело в тех собачках…
Старый грек рассказал, как охотники, выследив одинокого льва, ожидают, когда он укроется на отдых в кустарнике. Сюда приводят свору шумных суетливых собачек, которые суматошно бегают вокруг лёжки льва и беспрестанно лают звонкими голосами. Свора чувствует себя в безопасности, и лев, уверенный в собственном могуществе, не слишком опасается собак. Так продолжается довольно долго, пока лев терпит. А когда ему надоедает невыносимый лай и визг, выскакивает из кустарника, взвивается высоко, пугая врагов, делает короткую перебежку и скрывается в следующем кустарнике.
Вся свора спешит за ним, истошный собачий визг разносится далеко окрест. Со временем лай усиливается, также слышится продолжительный рёв и судорожные всхлипывания. А затем происходит нечто странное: собачки в охватившей их ярости вдруг бесстрашно устремляются в кусты… И тогда охотники говорят друг другу: «Лев мёртв!»… И они правы! Оказывается, сильный и могучий, благородный и величественный царь зверей, никого и никогда не страшившийся… умирает в кустах… от разрыва сердца!
Лонгин с хитрецой посмотрел на Зенобию.
– Какой смысл истории? Кто сильнее духом, тот и победитель, моя царица! Позволь поверить, что ты сможешь когда-то объявить своему народу: «Лев мёртв!»
Прочь сомнения
Зенобия доверяла греку Лонгину хотя бы потому, что мать его была сирийка. В Афинах он учился красноречию, долгое время преподавал в философской школе. Помимо греческого говорил и писал на латинском и арамейском. Несколько лет жил в Египте, изучал древний язык египтян и работал вместе с греческими учёными и философами в знаменитой Александрийской библиотеке. Волею судеб Лонгин оказался в Эмесе, где открыл собственную философскую школу. Слух о мудреце достиг Пальмиры, после чего молодая супруга царя Одената, окружившая свой двор известными представителями науки, искусства и литературы, пригласила Лонгина дать ей несколько уроков «о политике и надлежащем управлении государством».
Знакомство состоялось, встречи участились. Царица настолько привыкла к лекциям шестидесятилетнего философа, что настояла на том, чтобы он оставил преподавание в Эмесе и стал при ней советником. Когда сыну царя Вабааллату исполнилось семь лет, Зенобия назначила грека его наставником.
* * *
На следующий день после разговора Лонгина царица пригласила на Совет военачальников, кто в последние годы ходил в походы вместе с Оденатом. В небольшом зале дворца, закрытом от излишних глаз и ушей, где Оденат обычно проводил заседания, наскоро собрались два десятка высших представителей пальмирской армии. Среди них убелённые сединами ветераны с увечьями и шрамами и новые командиры, кто не успел показать свою доблесть на полях сражений.
Вдова Одената сидела на малом троне, который во время приёмов прежде занимала рядом с Оденатом. Голубой хиджаб, расшитый яркими узорами, драгоценными камнями и золотистой бахромой. На голове тюрбан с огромным рубином и массивными золотыми подвесками. Военачальники с озабоченными лицами столпились напротив трона в ожидании решения царицы. Она же в поисках подходящих слов с приветливой улыбкой здоровалась с каждым, молчаливо кивала головой. Лонгин, как свой человек в заседании, находился позади царицы, готовый вовремя подать совет.
Собравшись с мыслями, Зенобия уверенно заявила:
– На днях в Пальмиру прибывает наместник императора. Не в гости, а чтобы назначить нового царя. Мне сообщил из Рима доверенный человек.
Военачальники тотчас отозвались возмущёнными возгласами, угрожающе хватались за кинжалы на поясах. Зенобия продолжила:
– В ужасные дни, когда пальмирцы лишились царя, а я – любимого супруга, вы не дрогнули и приняли правильное для Пальмиры решение. И сегодня вы без промедления пришли на Совет, что означает одно – армии небезразлично, кто станет царём пальмирцев. Я же хочу услышать ответ, от которого зависят благополучие Пальмиры и наши судьбы.
Военачальники согласно отозвались:
– Что сама скажешь, царица.
Ощутив доверие к себе, Зенобия вдохновилась:
– Римский император не должен назначать Пальмире царя! Галлиен запятнал себя бесчестием, поддержав заговор Меония. Император – главный виновник убийства царя Одената!
Зенобия обвела воинов жестким взглядом, голос обрёл решительность:
– Вы хотите, чтобы командующий над вами был человек, который ставит интересы Рима выше интересов пальмирцев? Вам нужен такой царь?
Лица военачальников посуровели, от возмущения задвигались скулы. Послышались недовольные возгласы:
– Пусть прокляты будут все римляне!
– Проклят будет Галлиен!
– Нам не нужны друзья Рима!
Зенобия мельком посмотрела на Лонгина и поняла, что он доволен.
– И я о том же! – уверенно продолжала царица. – Убив царя и его сына Герода, Галлиен решил, что у Одената нет больше наследника! Разве мой Вабааллат не сын Одената?
Присутствующие на Совете с одобрением отозвались на эти слова, закивали головами:
– Вабааллата на престол! Пусть он будет нашим царём!
Зенобия поняла, что ей нужно успешно завершать затеянное дело:
– Вабааллат продолжит дело царя Одената. Вы согласны, доблестные командиры, провозгласить моего сына царём пальмирцев?
На фоне общего одобрения неожиданно послышались голоса:
– Вабааллату семь лет! Кому нужен на престоле ребёнок? Вот враги Пальмиры обрадуются!
Зенобия растерянно повернулась к Лонгину. Старик строго оглядел зал и заявил:
– До совершеннолетия в таких случаях царскими делами занимается регент. Мать Вабааллата способна принять на себя обязательства. Среди вас есть хотя бы один, кто сомневается в царице?