Следующие три дня я всё время пропадала в поле, иногда вспоминая про еду и сон. Я не замечала смены течения времени. На энергетическом уровне подобные перемены трудно отследить, особенно, когда занимаешься другим.

А вот не обращать внимания на своё состояние оказалось гораздо сложнее. Пару раз мне становилось настолько плохо, что я медленно опускалась и садилась прямо на землю. Сил не оставалось для того, чтобы выбрать более подходящее место. Я сидела на мокрой от проливных дождей грязевой каше и пережидала головокружение и упадок сил. Как ни странно, меня это не столько беспокоило, сколько отвлекало и вызывало досаду. С непрекращающейся головной болью я уже просто смирилась и воспринимала её, как знак того, что дело продвигается, а не стоит на месте.

А вот мириться с язвительными словами Мариши становилось сложнее. Я понимала, моя беготня на поле к разрыву выглядит странно. А с учётом паранойи местных ещё и подозрительно. Поэтому я старалась не попадаться лишний раз на глаза, чтобы не провоцировать хозяйку на очередной букет брани. Желание зашить разрыв перевешивало все разумные доводы.

Правда, толковые мысли нет-нет да посещали мою головушку. Несколько раз стоя под проливным дождём, любезно начавшимся именно тогда, когда меньше всего нужно, я ловила себя на мысли о том, что будет, если я не выдержу. Такой высокой нагрузкой я истязала себя и тратила внутреннюю энергию быстрее, чем она успевала восстанавливаться. Но меня поджимало время, в котором я была сильно ограничена. Недолго мне оставалось сидеть в этой глуши и прятаться от всего мира. Из-за возрастающего подозрения со стороны местных, вызванного моим странным поведением, задержаться здесь не получится. Меня либо выгонят Мариша с Колоном от греха подальше, либо приедут церковники и уведут под белы рученьки. Интересно, куда и зачем? Будут выяснять, на какой я стороне? И как они это сделают? Вопросов к ним было немерено, но на своей дорогой и любимой шкуре узнавать ответы совсем не хотелось.

На третий день я настолько устала после работы с энергией, что еле поднялась к себе и завалилась спать. Как оказалось, проспала почти сутки. Следующим вечером я с трудом доволокла ноги до кухни. Надо было что-то поесть, чтобы помочь организму. Перед глазами всё расплывалось, руки и ноги не слушались. Именно в таком состоянии меня застукала Мариша. Подозреваю, она специально поджидала меня. Чёртовы человеческие потребности, которые делают людей предсказуемыми.

Вид у хозяйки дома в этот момент был что ни на есть боевой. Не успокаивала и скалка, лежащая на столе рядом с рукой, на которую опёрлась Мариша.

— Не знаю, чем ты там занимаешься, но прекращай творить свои тёмные делишки немедленно. По деревне слухи поползли, — наклонившись, грозно проговорила Мариша. — Эти лупастые бездельники насмотрелись, как ты целыми днями стоишь и пялишься на этот проклятый пустырь, — она перевела дыхание и брезгливо добавила: — Мне тебя не жалко. Но нас накажут вместе с тобой, если какой-нибудь, самый незначительный дрянной слушок дойдёт до церкви и волитов.

Еды я, видимо, не дождусь. Эта мысль промелькнула первой. Затем я поняла, что надо бы оправдаться, но на это сил не было. Да и не подготовила я обеляющую речь. Зато до меня медленно, как сквозь туман, начало доходить, что своей увлечённостью я поставила и себя, и окружающих под угрозу. Я зациклилась на исправлении разрыва, жуткой черноты, которая губила всё на энергетическом и материальном уровнях, и забыла, что среди людей тоже оставалось немало губительного. Я не подумала о том, как мои действия отразятся на этой семье. А если помощь не во благо, то это уже никакая не помощь.

Пока я стояла, покачиваясь, и под гневным взглядом Мариши пыталась придумать ответ, на кухню вошёл Колон. Вид у него был какой-то потерянный или сильно задумчивый. С сознанием, норовившим покинуть меня, трудно было определить. Он даже сутулился больше обычного, из-за чего казался ниже ростом.

— А вообще, не понимаю, что я тут с тобой цацкаюсь... — гневно начала хозяйка, но договорить не успела.

— Мариша, подожди. Тебе надо кое-что увидеть, — растерянно проговорил Колон, нервно поправляя воротник желтоватой рубахи.

И тут до меня дошло, что выговор от Мариши, скорее всего, должен был предшествовать моему выдворению из дома! Короткая заминка в таком случае точно лишней не будет.

Но Мариша, похоже, не собиралась сбавлять градус накала и метала взглядом молнии.

— Да на что я должна пялиться? Ты не понимаешь, она...

Яростную тираду прервало короткое:

— На поле.

Эти слова и странное поведение Колона озадачили не только меня. Мариша ещё кипела внутри, но смотрела на мужа со смесью недоверия и непонимания. Нечасто случалось, чтобы он мешал переть вперёд этому тарану.

В итоге хозяйка, оглянувшись на меня с подозрением, вышла из кухни решительным шагом. Я старалась не отставать. Не хотелось оставлять Колона с ней наедине. Сейчас он смотрелся на фоне грозной Мариши особенно щуплым, хотя, я подозревала, что Колон не был столь беззащитным, как выглядел со стороны. Но главной причиной являлось желание понять, что так сильно выбило его из колеи, что он начал дерзить собственной жёнушке.

Дорога к месту поражённого участка поля показалась очень долгой. Очень. Я передвигалась исключительно на каком-то упорстве, не иначе. Но открывшееся нашему взору влило силы, прояснило голову и заставило смотреть широко распахнутыми глазами.

В месте разрыва больше не было сухой серой глины. Как и вокруг, здесь чернела наполненная лужами земля. Вода больше не уходила в трещины, не оставляя после себя следов. Но самое удивительное, редко, лишь кое-где, пробивались зелёные росточки. И это там, где ещё вчера вообще ничего не было!

Несколько минут мы просто стояли и в неверии смотрели на эту картину. Я не могла представить, что это моих рук дело. Что это совершила я! Та, кто всю жизнь не могла вообще ничего сделать с энергией вокруг и была бесполезна. Но результат моих преобразований темнел влагой перед нашими глазами.

— Они нас точно сожгут, — прошептала рядом стоящая Мариша.

Моя радость тут же осела куда-то на дно бездонного колодца эмоций. Я быстро сложила всю картину и представила, как моя работа с повреждённым участком выглядела со стороны. Я каждый день торчала у поля, и земля, непригодная ни на что, вдруг стала плодородной. Точно скажут, наколдовала.

Я краем глаза заметила, как ко мне повернулся Колон, и тоже посмотрела на него.

— Тебе надо уезжать, — твёрдо сказал он.

Я кивнула, соглашаясь, но добавила:

— Мне нужен день на отдых и больше вы меня никогда не увидите.

Колон несколько секунд оценивающе смотрел на меня. Я видела, что в нём боролись чувства. Он хотел сберечь семью от опасности. Но, помимо этого, в его взгляде проглядывала благодарность за совершённое мной.

В итоге он кивнул и остановил движением руки Маришу, готовую накинуться на меня.

После сытного и даже показавшегося вкусным ужина, я спала мертвецким сном. И неизвестно, сколько бы ещё продлилась эта безмятежная нега, но проснулась я от настойчивых расталкиваний. С трудом приоткрыв глаза и пытаясь сориентироваться, я наконец разглядела перед собой взволнованное лицо Колона. Он тут же отстранился и отошёл на шаг от кровати. Боялся заразиться от меня колдунством?

— Волиты скоро будут в деревне, — быстро, но тихо начал Колон — Их видели на дороге, ведущей от Кефла. Тебе надо бежать, — на этом моменте он замялся, опустив глаза. — Мы скажем, что это ты сделала, а мы и не знали, что происходит, — в его голосе послышались извиняющиеся нотки.

Только мученических приступов вины мне не хватало.

— Да я всё понимаю, — заверила я, приняв сидячее положение. — И правильно. Я-то сбегу, а вам здесь жить.

Колон сразу отвернулся и, помедлив, вышел. И тут я вспомнила, что на мне была одна сорочка. Я-то не смущалась, что меня могут увидеть в ночной рубашке, ведь на то она на мне и есть, чтобы прикрывать всё самое важное. А вот по здешним нравам это, наверное, приравнивалось, как если бы я оказалась голой. Понять этот люд мне ещё только предстоит. Наверное.