– Воспитаем. Ты, как думаешь, кто у них будет? Мальчик или девочка?

– Конечно мальчик. Продолжатель фамилии и рода.

– Девочка у них будет, – Яванские повернулись. С порога Маринкиной комнаты на них смотрела Надежда. – Дочка у них будет. Пускай в своё время хлебнут то, что мне пришлось хлебнуть. Никогда не думала, что вот так дочку замуж отдавать буду…

– Ой, Надежда. Какая разница – мальчик, девочка. Это наша кровинушка. Главное чтобы они выдержали экзамен временем и потом жили в мире и согласии, а нам надо им в этом помогать, – заметила Нина Николаевна. – Свадьба она всегда свадьба… мне кажется, что у нас получилось не хуже других…

– Давайте выпьем и будем потихо-о-о-нечку порядок наводить… А кто старое помянет, тому… Эх-х-х! Жаль, Серёга не приехал. Мы бы с ним поболтали. Ну, – Владимир Леонтьевич, разлил в гранёные стаканы пиво, – за счастье молодых стоя. Пусть их чаша любви всегда будет полна. И пьём до дна… не оставляем слёзы…

Проводы на службу проходили в семейном кругу. Не лилась рекой водка. Не было слёз и нравоучений. Всей семьей Яванские выехали отдыхать на термальные источники в Паратунку. Отдыхали под открытым небом на базе отдыха «Строитель». Купались в бассейне. Играли в волейбол и настольный теннис.

По возвращении домой женщины начали готовить на стол. Отец с сыном занялись подготовкой к прохождению курса молодого бойца.

– Для начала одежда. Надо что-то тёплое, но не объёмное. Хоть май месяц, ночью всё равно прохладно. К тому же неизвестно, куда тебя закинут. И желательно, чтобы одежда была старая, – спокойно говорил Яванский-старший.

– А зачем старая? Что, я как чучело поеду? – возражал Валерка.

– Чучело не чучело, а всё одно вся одежда в топку пойдёт. Конечно, можно запаковать в мешок и Министерство обороны СССР отправит твои шмотки домой. Зачем? Лишняя головная боль. А если не отправят? А если перепутают? Одни «если». Значит, останавливаемся на предложенном мной варианте со старой одеждой. Пошли в гараж.

Гараж располагался во дворе с тыльной стороны дома. Они отворили ворота и вошли внутрь. На правой стене висела строительная спецодежда, старые куртки и плащи. На полках лежали заношенные до дыр вещи, которые Нина Николаевна презентовала мужу в виде ветоши для машины.

– Нормальная курточка. Смотри, молния даже работает, значит, не продует. Штанишки, правда, коротковаты, но ты не на дискотеку идёшь. Хотя в годы моей молодости они сошли бы за дудочки. Так. Свитерок… слегка поеден молью. Ничего, зато нитка прочная. И к тому же… тёплый. О, погоди, сынок. У меня есть клёвая кепочка, – отец начал рыться в разном хламе и, наконец, извлёк на свет большую кепи. – Дэржи, дарагой. Аэродром назэваэца.

Яванский-старший водрузил кепку на голову сына. Валерка посмотрелся в висевшее на противоположной стене зеркало и рассмеялся вместе с отцом.

– Настоящий грузин… Мимино, – пошутил сын.

Собрав вещи, мужчины пошли в дом.

Стол на кухне уже был в праздничном убранстве.

– Мы вас заждались. Я думала Маринку за вами посылать, – встретила их мама.

– А мы прямо почувствовали, как ты нам волны посылаешь… эти… филюиды, – пошутил отец и рассмеялся.

– Ладно, мойте руки и за стол.

Ужинали молча, так как за день все изрядно утомились. Владимир Леонтьевич обвёл всех взглядом, встал и подошёл к холодильнику. Из морозилки он извлёк заиндевевшую бутылку «Пшеничной», а из навесного шкафчика рюмочки

– Владимир, я же сказала, что пьянки не будет, – возмутилась жена.

– Так мы же не пьянки ради, а здоровья для, – усмехнулся муж и наполнил четыре рюмочки.

– Кому четвёртую?

– Наташе.

– Какой Наташе? Дурень. Володя, ей нельзя.

– Хорошо, я сам выпью.

Чокнулись. Выпили. Закусили.

– Между первой и второй промежуток небольшой, – Владимир Леонтьевич наполнил две рюмки, а Наташину подвинул к себе. – Вздрогнули.

Снова чокнулись. Выпили по второй. Закусили.

– Где вторая, там и третья.

Старший Яванский снова наполнил, но уже три рюмочки.

– Может, хватит? Ты куда гонишь? Прекращай, – возмутилась Нина Николаевна.

– Предлагаю тост за прекрасных дам. Гусары пьют стоя. Дамам можно сидя, – отец и сын встали и залпом выпили. – А-а-аы! Хороша. Так и побежала. Бр-р-ры!

– Алкоголик начинающий. Хватит на сегодня, – Нина Николаевна встала и спрятала бутылку в холодильник.

– А за Валерку? Что бы ему служилось легко…

– Я сказала хва-ати-ит!

За столом стало весело. Яванский-отец рассказывал истории из своей армейской молодости. В его время служили три года и он на первом году службы обратился рапортом, чтобы ему разрешили поступить в институт. Валерка откуда-то выуживал всё новые и новые анекдоты. Маринка заливалась колокольчиком. Мама с Наташей смотрели на мужей и мило улыбались.

– О, боец. А что мы забыли?

– Не могу знать, товарищ отец.

– Откуда же тебе знать. В армии все машинки для стрижки изготовлены в пятом веке до нашей эры. Пока подстригут, всю кожу поисцарапают.

– Или скальп сдерут, – вставила Наташа.

– О-о-о?! – свекор посмотрел на невестку. – Точно. И скажут, что так и было. Общие нотки найдены. Споёмся. Итак, боец. Отсюда следует, что тебя нужно аккуратнейшим образом остричь дома.

– Возражений не имею, – весело ответил захмелевший Валерка.

– Нет, вы слышали? – Яванский обратился к смеющимся женщинам. – Он не имеет возражений. Оголяй торс и пошли в прихожую.

– Папа, а ты его сразу под ноль. У нас где-то и опасная бритва есть, – сквозь смех заметила Маринка.

– Цыц! Какая ещё опасная бритва. Они еле на ногах стоят, а ты подначиваешь.

– Нет, доченька. Я его, как в лучших модельных салонах, подстригу. Причёска будет носить название – «Остриженный ёжик».

Хорошо, что отец и сын были слегка захмелевшие. Один подстригал, как ему казалось, ну просто великолепно. Другой ждал окончания стрижки, расплывшись в пьяной улыбке от «уха до уха». Это уже утром «парикмахер», взглянув на голову «клиента», будет хмуриться. И клиент, увидевший в зеркале своё отражение, и без того с плохим настроением, будет чувствовать себя ещё более скверно. Но это будет только завтра.

Несмотря на то, что легли спать поздно, вся семья Яванских встала «с первыми петухами». Утро выдалось прохладное. Валерка всё что-то искал. Хотя ничего не терял, и всё было сложено с вечера. Маринка собиралась в школу и спорила с матерью, желая ехать провожать брата. Владимир Леонтьевич ушёл в гараж прогревать машину. Наташа сидела на краю кровати, смотрела на мужа. Её глаза были полны грусти и печали. Ещё немного и она готова была расплакаться.

– Ты чего нос повесила? Разве можно мужа слезами провожать? Помнишь: «Расставаться нужно так, как будто завтра встретимся. Даже если разлука на годы. А встречаться нужно, как будто вчера расстались». Не волнуйся. Ещё есть надежда на то, что останусь служить в нашей области. Если и отправят куда, так может, переведут служить «домой». Надо верить в лучшее, и оно обязательно сбудется. Ну, прекращай печалиться. Где же твоя очаровательная улыбка? Ну, улыбнись. Ну, пожалуйста. Вот. Другое дело.

Валера присел перед молодой женой и положил свою голову на её колени. Она погладила его стриженную лесенками и пролысинами голову. Заулыбалась.

– Без тебя будет скучно. Я и представить не могу, как буду ждать тебя два года, это же так долго.

– Ты у меня одна такая на всём белом свете, самая сильная, самая стойкая и терпеливая. Значит, сможешь выдержать разлуку. Думай о ребёнке. Вот твоя главная забота. С мамой живи дружно. Она иногда бывает резкой, но ты не обращай внимания…

– Чего ты меня как маленькую уговариваешь и успокаиваешь. Всё будет хорошо… и с мамой мы нашли общий язык, и с Маринкой сдружились. Папа у тебя весёлый. Ты, главное, сам там не дури. Помни, что тебя дома ждут. И на девок не засматривайся, – она прямо посмотрела в глаза мужа, резко поднявшего голову.