– Это был такой адский труд, такое морально-психологическое давление с физическим изматыванием, что я больше ничего подобного в своей жизни не испытывал, – признался Алексей Тихонов. – И не дай бог это еще раз испытать! В Чечне, в минуты затишья, мы могли уже и поспать, и немного отдохнуть, а на полигоне, в период подготовки к боевым действиям, мы боялись упустить время и приехать на войну неподготовленными. А после сообщений о трагическом новогоднем штурме Грозного, стали понимать, что цена упущений – это жизнь, и не только твоя…

…Вечером 31 декабря 1994 года офицерам разведроты разрешили на пару часов съездить домой, чтобы поздравить жен и детей с наступающим Новым годом. Свет фар автомобиля ГАЗ-66, на котором они ехали, выхватывал из темноты усталые лица бойцов, двигавшихся на полигон. Этот поток вооруженных людей напомнил Тихонову кадры фронтовой кинохроники. «Как в войну», – подумал тогда он.

Впрочем, в Чечне война уже шла полным ходом.

166-я отдельная гвардейская мотострелковая бригада отправилась в Моздок в середине января 1995 года. Уже почти месяц на территории Чечни шли боевые действия, а федеральные войска, имея значительный перевес в живой силе и огневых средствах, никак не могли взять Грозный под полный контроль. Что же случилось? Ведь еще каких-нибудь полтора-два месяца назад министр обороны Павел Грачев публично заявлял о том, что Грозный он может взять за два часа силами одного парашютно-десантного полка. Но на деле оказалось все иначе.

И вот на этом фоне 166-я бригада готовилась к отправке в Чечню. Восьмого января 1995 года Булгакову позвонил из Моздока начальник Главного управления боевой подготовки Вооруженных сил РФ генерал-полковник Анатолий Головнев и поинтересовался: «Как в бригаде идет подготовка личного состава?» Комбриг доложил, что в целом нормально, только вот наводчики-операторы не сделали ни одного выстрела. «Ясно, – сказал Головнев и предложил комбригу такой вариант: – У тебя, если я не ошибаюсь, в Моздок пойдет где-то 13–14 эшелонов». «Тринадцать», – уточнил комбриг. «Сначала посылай пехоту, – продолжал Головнев. – Я сейчас подтягиваю сюда из учебных центров специалистов-офицеров, и мы будем с каждым экипажем заниматься отдельно. Пока бригада сосредоточится, мы наводчиков-операторов обучим заряжать и стрелять».

Гвардии генерал-майор Булгаков пересмотрел порядок выдвижения подразделений в Моздок.

– Первым по графику у меня шел батальон связи – для организации управления, – заметил Владимир Васильевич. – Он первым так и пошел. А вот мотострелковые батальоны я посылал в конце, где-то перед тылами, чтобы они тут, на полигоне, еще немного позанимались. А когда стало известно, что в Моздоке с ними будут работать специалисты, я их включил в график вторыми и третьими…

Перед тем как начать отправку эшелонов, Булгаков вышел на командующего 22-й армией генерал-лейтенанта Ивана Ефремова, доложил: «Товарищ командующий, разрешите произвести перестановку эшелонов?» «Нет, график утвержден», – услышал комбриг в телефонной трубке. Булгаков: «График не нарушается: я изменяю лишь порядок внутри. Эшелоны как шли, так они и пойдут по графику». «Нет», – с раздражением закончил разговор Ефремов. «Разрешите позвонить начальнику штаба округа?» – настаивал комбриг. «Не разрешаю», – отрезал командарм.

Генерал Булгаков оказался перед дилеммой: с одной стороны, в Моздок надо отправлять мотострелковые батальоны, с другой – армейское начальство не разрешает. Что же делать? И тогда комбриг принимает соломоново решение: он звонит начальнику Главного оперативного управления Генштаба Вооруженных сил России генерал-полковнику Виктору Барынкину, которого знал еще по Афганистану, и докладывает о сложившейся ситуации. «Как целесообразнее, так и поступайте, – распорядился Барынкин. – Только сообщите нам номера этих эшелонов – каждый из них имеет свой номер. Мы у себя номера переставим, и вы пойдете».

Генерал Булгаков так и сделал.

Переброска 166-й бригады из Твери в Моздок началась 10 января 1995 года. Первым эшелоном ушла оперативная группа во главе с замкомандира бригады гвардии подполковником Сергеем Цыганковым.

– Они должны были обеспечить прием, разгрузку и охрану прибывающих эшелонов, – сказал в беседе со мной генерал Булгаков. – Начальник штаба бригады Переслегин и зам по тылу Петин остались на базе и обеспечивали отправку эшелонов, под завязку загруженных техникой и вооружением. Выгребали все, что осталось. В Моздок они пришли последним эшелоном.

Сам гвардии генерал-майор Булгаков убыл в Моздок вторым эшелоном, 13 января 1995 года.

– Тянули быстро, – заметил он. – Железная дорога свою задачу выполнила. Остановки были только там, где меняли локомотивы. Стоянка 15 минут. Подъехали, локомотив уже стоит – перецепили. Забегает представитель комендатуры: «Какие продукты нужны? Хлеб, консервы – на складе». Продукты мы выдали личному составу сухим пайком на трое суток, поэтому в пути ничего не брали. Везде была «зеленая улица». Вокзалы только мелькали!..

Этим же эшелоном в Моздок убыла и группа связистов – для обеспечения радио и проводной связью пункта управления бригады. Возглавлял эту группу гвардии старший лейтенант Михаил Макаров. Через 25 лет я встретился с ним в Твери и попросил поделиться воспоминаниями.

Из письма Михаила Макарова: «13 января 1995 года батальон связи подняли по тревоге в 4 утра. Когда я прибыл в часть, то узнал две новости. И обе – плохие. Экипаж радиостанции Р-145БМ ночью самовольно покинул часть. Именно они, сержант и два солдата, должны были в этот день убывать в Моздок. Самовольщиков заменили другими связистами, но тут выяснилась вторая неприятность – командир роты передового пункта управления батальона связи, который должен был ехать в Чечню, на службу не вышел, и меня, старшего лейтенанта, командира взвода связи, назначили временно исполнять обязанности командира этой роты. Таким образом, в мое подчинение перешла группа связистов, которая в этот день убывала в Моздок – 2 прапорщика, 2 сержанта и 8 солдат. Фамилии их не помню, так как все они были прикомандированы к батальону. Из штатных военнослужащих был только начальник комплексной аппаратной связи П-240ТМ гвардии прапорщик Бойко А. В.

В 6 утра я вытянул колонну. В нее вошли: командно-штабные машины Р-145БМ № 903 и БМП-1КШ со второго мотострелкового батальона, радиостанция средней мощности Р-161А2М и комплексная аппаратная связи П-240ТМ. Я проинструктировал людей, и колонна через запасные ворота в автопарке двинулась на железнодорожную рампу.

Часов в 10 утра, когда совсем рассвело, приступили к погрузке техники. Поначалу все шло спокойно. И вдруг, откуда ни возьмись, появляется какой-то генерал и начинает кричать, что погрузка идет слишком медленно. Я пытаюсь объяснить, что места на рампе мало, поэтому загоняем на платформу по одной машине. Он выругался, сплюнул и, на мое счастье, уехал в бригаду. Потому что, когда стали крепить технику к платформам, выяснилось, что проволока не отожжена, а деревянные колодки – не того размера. Пришлось посылать в бригаду людей, чтобы они заменили крепежный материал. В общем, технику стали крепить после обеда, который был обозначен сухим пайком, разогретым на костре возле рампы.

Ближе к вечеру, когда специалисты-железнодорожники проверили крепление техники, я опечатал все машины и сдал их под охрану караулу. Оружие и боеприпасы в деревянных ящиках на рампу доставили уже в сумерках. Так что автоматы для личного состава и пистолеты для прапорщиков я принимал в темноте, подсвечивая накладные фонариком. Затем подогнали плацкартный вагон, в котором мы должны были ехать, и я дал команду оружие и боеприпасы уложить под нижние полки и выставить охрану.

Нас прицепили к товарному составу, и мы взяли курс на Моздок. После каждого спуска с «горки» водители бегали подтягивать проволоку на технике, а прапорщики проверять печати на машинах. Пока были заняты делом, о предстоящей боевой работе в Чечне не думалось. А вот в пути бойцы постоянно спрашивали: «Долго ли еще до Моздока?», на что я отвечал: «Суток двое». Я видел их тревожные лица, поэтому старался приободрить людей, подальше отогнать грустные мысли о том, что едем на войну…