— Несколько недель мы провели в горах, потом спустились вниз. — Он говорил так тихо, что Джеку с Таулом пришлось склониться к нему, чтобы слышать.

— Сколько человек тут при вас?

— Восемьдесят. В горах я потерял больше. — Мейбор хрипло закашлялся, сотрясаясь всем телом. Из-под одеял показалась рука, черная и блестящая, со скрюченными пальцами.

Джек отвернулся и встретился взглядом с Таулом. Оба они понимали, что Мейбор умирает.

Подошел Грифт с тряпицей. Мейбор сплюнул в нее, и Грифт тщательно свернул лоскут, прежде чем унести.

Кашель утих, и Мейбор заговорил, задыхаясь после каждого слова:

— И еще десять лошадей. В деревне тоже есть лошади, и жители согласны их продать. Я послал одного парня сосчитать их — восемнадцать голов, а пони вдвое больше.

Джек начал понимать, что у Мейбора на уме.

— В каком состоянии ваши люди? — спросил он. Мейбор слабо махнул изувеченной рукой и прочистил горло.

— Молодежь, что им сделается. Кое у кого отморожены пальцы на руках и ногах, а остальное все в порядке. — Он чуть-чуть приподнялся. — Возьми их с собой, Джек. Они хорошие ребята, и надо дать им случай подраться. Я думал, что поступаю правильно, когда увел их с поля, но теперь понял, что был не прав. Я превратил их из солдат в обыкновенных людей.

Джек не колебался ни минуты.

— Если они в силах и хотят этого, пусть идут с нами. Нам всякая помощь сгодится.

— Они очень красиво поют, Джек, — тяжело сглотнув, сказал Мейбор. — И долгими переходами их не испугаешь.

Мейбор умолк, лицо его обмякло, и глаза стали закрываться. Таул коснулся его груди:

— Какие новости о Мелли?

— Она жива, могу поклясться. — Мейбор широко раскрыл глаза, и голос его окреп. Он посмотрел на Таула, потом на Джека. — Вы должны ее спасти. Обещайте, что спасете ее.

Таул взял Мейбора за руку, провел пальцами по умершей заживо плоти.

— Обещаю вам, что сделаю все возможное, — нежно и бережно промолвил он.

Джек положил свою руку поверх руки Таула и взглянул прямо в блестящие глаза Мейбора.

— И я обещаю, что не успокоюсь, пока не спасу ее.

Мейбор медленно кивнул. Его тело как будто уменьшилось и стало почти бесплотным. Он откинулся на подушки и сказал замирающим голосом:

— Видел бы ты ее, Джек, когда стража явилась в погреб. Как она была прекрасна, как брыкалась, сокровище мое! Ради меня. Ради моего спасения.

Грифт дрожащей рукой снова поправил его блестящие седые локоны. Джек уложил поудобнее руку Мейбора.

— Мелли очень любит вас.

— Правда? — жадно, с возродившейся надеждой спросил Мейбор. — Скажи ей, что я тоже любил ее — сильнее, чем она думает. И я сожалею, что был плохим отцом.

У Джека в горле рос тяжелый ком.

— Вы не были плохим отцом.

— Был — и это касается всех моих детей. — Голос Мейбора таял, словно уходя вдаль. — Я был слишком самовлюблен, слишком честолюбив, чтобы видеть в них... — Кашель снова одолел его.

Грифт взял Джека за руку.

— Идите. Я выйду к вам позже.

Джек и Таул пошли к двери, сопровождаемые терзающим уши кашлем. В молчании они стали ждать снаружи. Кашель утих, и вскоре вышел Грифт, бледный и утомленный.

— Лорд Мейбор уснул. Пошли-ка выпьем.

В таверне при виде них все снова умолкли, но теперь взоры были прикованы к Грифту.

— Он спит, — сказал тот, сделав успокаивающий жест обеими руками.

Люди, пошептавшись, вернулись к своим занятиям, и многие спросили еще эля. Грифт усадил Джека и Таула за стол у Двери. Крейн и прочие рыцари расположились поблизости — перед ними уже стояли миски с горячим и кружки с пивом.

Хват подошел и сел рядом с Таулом. Грифт удивился, увидев юного карманника, и нежно потрепал его по голове.

— Вот уж не думал встретить тебя в горах, Хват.

— И я не думал найти тебя тут, Грифт. Ты ж сам говорил, что у горских девушек скверный характер и все они хворают дурной болезнью.

Джек не думал, что Грифт еще способен смеяться, но он засмеялся. Раскатисто и от всего сердца. Этот смех так оживил дорогие воспоминания, что Джеку захотелось плакать. Зимними ночами в людской он, бывало, часами слушал Грифта, поражаясь тому, сколько эля в него помещается. Как же все изменилось с той беззаботной поры: Грифт уже не тот, Джек тоже, Мейбор умирает, а Мелли заточена в Брене. Гнев загонял память Джека все дальше в прошлое. Баралису за многое придется ответить.

— Лорд Мейбор спас мне жизнь, — сказал Грифт. Он положил руки на стол и уперся в них подбородком. — Вытащил меня из Брена, когда я был так плох, что едва мог ходить. Он мог бы бросить меня там, в погребе, и пролезть под стеной один, но не сделал этого.

Джек обнял его за плечи. Ну почему все, прежде такие крепкие на вид, так истаяли?

— А что сталось с Боджером?

— Не знаю. Его забрали вместе с госпожой Меллиандрой. — Грифт покачал головой. — Он ведь совсем еще зеленый — как он там без меня?

— Люди находят в себе силу, когда нужда заставляет.

— Да, парень, тут ты прав. Возьми хоть лорда Мейбора. Последние два дня он весь горел в жару, однако свел нас с этой горы. Решимость — вот что удерживало его в седле. Солдаты поначалу возмущались, но, когда увидели, из чего он сделан, все изменилось. Теперь они на все готовы ради него.

— Мейбор хочет, чтобы мы взяли их с собой в Брен, — сказал Таул.

— Он чувствует, что поступил неправильно, уведя их в горы. Хочет дать им случай сразиться.

— Что было в том бою? — спросил Джек.

Кто-то принес им штоф с элем, и Джек разлил его по четырем кружкам.

— Высокоградцев окружили, а затем перебили. Безик с двумя третями войска отступал на восток, а Мейбор с одной третью — на юг. Там царил ад кромешный. Падали люди, свистели стрелы, лилась кровь — в жизни этого не забуду. — Грифт осушил свою кружку до дна. — Но кровопролитие — еще не самое худшее.

— Вот как? Что же еще случилось?

— Кедрак послал своих людей убить родного отца. Он командовал королевским войском и, как только заметил Мейбора на поле, направил к нему гвардейцев.

Снова Баралис. Это он посеял вражду между отцом и сыном. Сколько несчастий, охвативших не только города и армии, но и отдельных людей: рухнувшие идеалы, разбитая любовь, разлученные семьи. Джек не мог даже представить себе, что почувствовал Мейбор, когда понял, что сын хочет его смерти. Как он только жил все это время после боя с такой тяжестью на сердце? В памяти Джека Мейбор остался напористым, полным жизни человеком, желавшим своим детям только добра — даже если они с ним не соглашались. Гордость служила выражением его отцовской любви. Каково было такому человеку снести предательство своего первенца?

Таул, Грифт, Хват и Джек допивали свой эль в молчании. Слова казались слишком легковесными, чтобы выразить всю жестокость жизни.

Мейбор согрелся, и боль в костях почти унялась. Как ни странно, он все еще чувствовал свои отмороженные пальцы — даже больше, чем все остальные.

Сильнее всего чувствуешь то, что потерял.

Мелли, Кедрак, двое младших сыновей — сделав усилие, он мог представить себе их всех. Ценой еще большего усилия он мог представить себе, что они его простили.

Но сон одолевал его, и он знал, что настала пора уходить. Последним огромным усилием он уложил голову прямо — не станет он пускать слюни, словно ветхий старец, — и вытянул руки вдоль тела. Достойно, сказал он себе. Как король.

Глаза его закрылись, и он совсем обессилел — теперь можно соскользнуть вниз по темному склону. Испытывая легкий страх и великую усталость, Мейбор дал сну унести себя.

Позже, много позже, когда Джек уже спал на кухне, прижавшись к печке, его разбудил странный шум. Сперва он подумал, что это волки воют, потом — что ветер. Лишь проснувшись окончательно, он понял, что это поют мужские голоса. Низкие гортанные ноты чередовались с долгими паузами и резкими выкриками. Кто-то отбивал грубый ритм, и один голос, высокий и чистый, вел мелодию.