Девушку зовут Марина, она художник. Ну, вернее, Марине хочется думать, что она художник, ведь надо, в конце концов, каждый вечер что-то рассказывать своим саратовским родителям, которые, волнуясь и перебивая друг друга, задают ей наивные, но очень трогательные вопросы ещё об одном, только что прожитом столичном дне Марины.

В этот момент неожиданно очень громко проворачивается ключ в соседской двери напротив. Девушка понимает, что попавшего в беду героя нужно срочно спасать, пока дверь соседской квартиры не открылась полностью. Марина принимает решение молниеносно и жестом приглашает героя войти. Корольков вваливается в спасительный проём, Марина, не оглядываясь, захлопывает за ним дверь. В эту же секунду в подъезд вваливаются полицейские. Грохочут берцами по ступеням, но Королькова в доступном им пространстве больше нет.

Эо машет мне рукой откуда-то с неба. Я улыбаюсь. Кукулькан плюёт невидимой слюной на московскую мостовую и перемещается на площадь – там ещё много интересного.

Вдруг я вспоминаю, что за всей этой суетой не успел воплотиться в какой-нибудь образ. Раз уж я сегодня вспомнил картину про сидящего демона, то, пожалуй, имеет смысл им и оказаться. Готово! Теперь я загорелый мускулистый красавец с длинными чёрными волосами. По пояс голый и в джинсах. Почему в джинсах? Я хорошо вижу умирающего, совершенно невменяемого русского художника Врубеля в какой-то лечебнице в самом начале вашего двадцатого века. Конечно, никаких джинсов тогда в России и быть не могло. Кто из наших тогда заставил его написать эти синие штаны?

– Ганеша, это не штаны. Просто такая синяя ткань, – это мне из Гипербореи Крок говорит. С Кроком мы часто вместе. Крок – герой эфира.

Меня все зовут Ганешей. Это потому, что три тысячи лет назад мне очень нравилась Индия. Меня тогда привлекали живущие там люди и их обычаи, которые, если быть до конца честным, я, собственно, и создавал. В те годы я любил появляться в образе человека со слоновьей головой. Один из бивней был отломан, и это было очень важно, чтобы мою не спутали с какими-нибудь другими слоновьими головами! Это была моя «фишка». Я ломал бивень, навешивал на себя многочисленные золотые украшения и являлся людям во снах. Таким меня в Индии все помнят до сих пор. Весёлым богом, который помогает людям и любит жизнь. Через тысячу лет образ Ганеши мне разонравился, ну а имя так и осталось, не бросать же.

Но сегодня у меня смена образа! Где эта картина Врубеля? Я мгновенно возникаю перед полотном в Третьяковке. В зале много посетителей. А, понятно, тут большая выставка. Люди пришли за искусством. Терпеливо стоят в очереди на входе, а в залах кашляют и что-то шепчут друг другу. Ну, вот он, демон. Сидит в джинсах. Возвращаюсь обратно на Тверскую.

Специально иду мимо Кукулькана уверенным, размашистым шагом. Полуголый, в джинсах и босой! Длинные чёрные волосы романтично и бесстрашно развеваются. В чёрных глазах горит огонь. Вокруг люди, ОМОН, автозаки. Красиво!

Я не знаю, зачем нам нужен этот странный маскарад из причудливых образов. Но он придуман не нами и за много тысяч лет стал традицией. Иногда какие-то из наших образов вдруг открываются людям. Ну, тогда уже, будьте уверены, они не могут забыть об этом за весь оставшийся им отрезок своей недолгой жизни! А иногда и за весь недолгий жизненный цикл своей цивилизации. Ну, как, например, у меня с Ганешей в Индии получилось.

Кукулькан противно хохочет и тычет в меня пальцем, считая образ врубелевского «Демона» недостаточно выразительным. А мне ничего, нравится. Взмахиваю косматой шевелюрой и отправляю запрос в Гиперборею – всё ли в пределах Канона? Впрочем, я и сам знаю, что всё в порядке.

Яркое солнце клонится к крышам домов. Накалённый московский воздух наконец разливается приятной прохладой и гонит эфир в Гиперборею. На маленькой кухне Павел Корольков и Марина пьют чай. Я знаю, что они подружатся.

Люди думают, что время линейно. Случилось одно событие, следом за ним – второе. Потом третье. Потому что именно так устроена человеческая жизнь. Поступательно и невыносимо скучно. Одно за другим. На самом деле время всегда течёт нелинейно. Каждая секунда проигрывается в миллионах вариантов, и эти миллионы вариантов ежесекундно раскручиваются в триллионы сценариев. И вдобавок все эти сценарии происходят одновременно, параллельно и непрерывно. Мы иногда разрешаем людям оказаться в другом сценарии. Как правило, это происходит во сне. Во сне человеком легче управлять и можно быть уверенным, что он не совершит какую-нибудь глупость. Например, перестанет вырабатывать эфир.

Безумный художник Врубель прямо сейчас в палате клиники для душевнобольных кромсает на лоскуты свои брюки, приговаривая: «Почему брюки? Отчего брюки?» Он рвёт брюки на длинные тонкие полоски. Много длинных тонких полосок, разорванных руками. Он скоро умрёт, больной и всеми забытый. И вот эти слова про брюки будут неоднократно вспоминать его современники. К комнате Врубеля бежит сиделка. Он, конечно, не понимает «почему брюки» и как они связаны с картиной «Демон сидящий». Зато понимаю я. Я пошатнул эфирную проекцию и сфокусировал её на брюках. Демон в джинсах. Врубель, девятнадцатый век, если считать вашими смешными цифрами. И я на Тверской в этих самых джинсах в двадцать первом веке! И события в девятнадцатом и двадцать первом веке происходят одновременно. И нет между ними никакого разрыва! Просто вы не умеете постигать пространство и верите в линейность времени. Впрочем, мы так и задумывали изначально. Если бы вы могли ощущать жизнь одновременно во всём многообразии её сценариев и без оглядки на время, вы вели бы себя совершенно по-другому. И все эти сценарии были бы вам, наверное, чрезвычайно интересны. Но вы знаете только один сценарий и думаете, что он единственный. И боитесь фантазировать. Поэтому мы так любим ваших писателей, художников, режиссёров. Они, по сути, делают то же, что и мы. Только мы – по-настоящему, а они – понарошку.

В квартире напротив Марины живёт писатель. Его зовут Александр Владимирович Солодилин. Если честно, ему очень хочется думать, что он писатель, хотя он просто PR-менеджер в крупной компании, которому до смерти надоела его работа. Чтобы найти выход творческой энергии, он пишет приключенческие романы, сам их раскручивает в средствах массовой информации, а потом сам же удивляется, что эти книги кто-то покупает и читает. Оставим в стороне художественную привлекательность этих книг. Тут важнее другое: он создаёт героев, придумывает им характеры, бросает этих героев в самые невероятные приключения и захватывающие истории. Он делает всё как мы. Только он управляет воображаемыми героями, а мы – реальными.

«Ну а кто тебе сказал, что люди, населяющие Землю, – реальны?» – спрашивает меня из Гипербореи Крок. Чувствую, что он всё время где-то рядом. Не любит материализовываться и управляет всем издалека. Он так привык. Я ему не отвечаю. Ему лишь бы болтать.

Александр Солодилин вполне неплохо живёт благодаря своей основной работе и даже купил себе небольшую квартиру на Тверской. Была у него такая мечта ещё со времён жизни в провинциальной Самаре. Купить квартиру в Москве, и непременно на Тверской, чтобы, высунувшись из окна наполовину, можно было бы увидеть Красную площадь. И чтобы фасадная стена дома была вся в мемориальных досках! Солодилину уже пятьдесят, он сед, но не лыс, достаточно остроумен и уже разведён. Повезло. Он придумывает истории и потом делает из них книги для того, чтобы оставить своё продолжение в таком странном и непостижимом ему течении времени.

Марина ему нравится, и его очень расстраивает, что она не обращает на него никакого внимания. Сегодня, открывая дверь своей квартиры, Солодилин видел, как Марина завела к себе в дом какого-то белобрысого растрёпанного шалопая и быстро захлопнула дверь.

Эх, молодёжь! Ну что за нравы? Покачивая головой, Солодилин аккуратно запер свою дверь и собрался было спускаться вниз, к лифту, откуда навстречу ему с грохотом и прерывисто дыша вывалились четыре полицейских в полной боевой амуниции.