– Здравствуй. Не задавай лишних вопросов, у меня мало времени.
– Слушаю, отец!
– В двенадцатом томе собрания сочинений Чехова найдешь две банковские карты: одна Сбера, другая – ВТБ. На одной из них два «лимона», на второй – три. Пин-коды я тебе сброшу на телефон. На первое время вам с матерью хватит, а дальше посмотрим. – И чуть помедлив: – Ну, как вы там?
– Да мы-то ничего, как у тебя дела?
– Терпимо. Будет возможность – позвоню ещё, а пока всё!
И отключился.
Евгений перевел двух и задумался, переваривая только что сказанное отцом. «Ай-да предок! Да нет, папанька дорогой, бесценный! Гляди-ка, презрительно величал меня Джеком-потрошителем. А как припекло, облагодетельствовал – лучше некуда. Респект и уважуха! Так что, ещё не вечер!..»
Он подошёл к книжным стеллажам и взял двенадцатый том Чехова. В примечаниях к пьесе «Ночь перед судом» действительно лежали обе банковские карты. Тряхнул всю книгу – нет ли там еще чего. Оказалось – пусто. И на том спасибо! Мелькнула мыслишка, проверить на всякий случай другие издания, но он отложил это на потом. Сначала надо эти миллионы оприходовать.
Двухмиллионную карту Евгений решил отдать мамане, а другую оставить себе. Молча! У него много первоочередных расходов: «Гелик» заправлять надо? Надо. «Травки» приобрести – сам бог велел. А потом Макс нашёл человечка, который взялся подготовить им дипломные работы. Запросил с каждого по пятьдесят штук. Дорого, а что делать?! Не самому же заниматься этой писаниной. Он все равно в ней ничего не петрит.
* * *
Отцовские миллионы, что были на карте, грели душу, и Евгений особенно не заморачивался о житье- бытье. Практику ему оформят, диплом нашкрябают, а то, что с работой, видимо, выйдет облом – это ещё когда будет. Ему тоже может маячить статья, но пусть адвокаты поупираются: им папан отвалил валюты щедро. Вобщем, надо жить, а дальше – куда кривая выведет. А поскольку кривая дорожка – это вкривь и вкось, пусть так. Но это потом, не сейчас. А сейчас надо раскурить «травку».
На гашиш он подсел основательно. Без ежедневной дозы уже не мог. Мать, заметив его странное поведение, попеняла:
– Женя, что с тобой? Ты пьянствовать стал?
Сынок огрызнулся:
– Мать, подумаешь, иногда с друзьями рюмку коньяка выпью! Отец в каталашке, сам под подпиской – это какие нервы надо иметь?!
Мать гнула своё:
– Во-первых, у тебя это не иногда, а практически каждый день. Во-вторых, в нынешнем положении нам с тобой надо наоборот, как-то собраться…
Евгений рявкнул:
– А в-третьих, отстань от меня, сам разберусь! И соберусь!..
Кривая дорожка в прямом и переносном смысле вскоре преподнесла Джексону неприятный сюрприз. Возвращаясь из ночного клуба в пять утра, они (плюс Дэн с девками), обкуренные, на большой скорости врезались в столб троллейбусной опоры. «Мерседес» – вдребезги, ребят от серьёзных травм спасли подушки безопасности.
И стал Джексон «безлошадный». Ремонтировать «гелик» – влетит в копеечку. Купить новый – трех «лямов» не хватит и на половину машины. Можно, конечно, взять простенькую иномарку, но статус не позволяет. К тому же, его лишили прав, а новые купить – тоже денег стоит.
Съездить по неотложным делам – иногда выручал Макс, но у него тоже были и свои проблемы, поэтому получалось не всегда. А ехать в троллейбусе или автобусе – он не знал, в какую дверь входить. Вот и приходилось больше сидеть дома с «заправленной» сигареткой.
* * *
Стычки с матерью стали практически ежедневно. Когда был «мерс» под рукой, он мог уехать куда угодно. А теперь Джексон стал не выездной. Позвонил Максу:
– Давай съездим куда-нибудь, кофейку попьём?
Попить кофе у них означало зависнуть в кафешке и развлечься. Друган идею не поддержал:
– Я бы с удовольствием, старичок, но мои шнурки припахали ехать на дачу снег убирать. Это надолго.
Позвонил Дэну – не отвечает. Наверняка тусуется где-нибудь с девахами. Для чистоты эксперимента набрал обеих – тишина. Значит, не ошибся. Не рано ли друзей забывать стали? Да, Джексон безлошадный, но пока ещё при деньгах. А вы старого приятеля как лоха какого-то!.. Наверное и Макс после дачи к ним присоединится – как пить дать. А Джексон стал в компании токсичным, с нехорошим клеймом. Но Бог – не фраер: видит, кто кого обидит. Не кидайте и не кидаемы будете.
Евгений подошел к книжному стеллажу и стал просматривать томики Чехова – нет ли еще отцовской заначки. Встряхнув все восемнадцать книг и ничего не найдя, бросил это занятие. Решил, что, когда гроши будут заканчиваться, прошерстит все издания.
Он прилёг не диван и стал листать еженедельник «Аргументы и факты» – любимую газету матушки. И заснул. Ему приснилось, как однажды отец хотел его наказать за курение в школьном туалете. Они с ребятами затягивались американскими сигаретами, а физрук их застукал. И сообщил кому надо. Отец тогда хотел отхлестать его ремнём, но мать вступилась: «Не трогай ребенка!» – «Какой ребенок! – вспылил отец. – Он выше меня вымахал!» Но мать стояла горой: «Не смей!» Отец рявкнул в сердцах: «Он еще немного подрастет, покажет нам с тобой кузькину мать!» Вот и сейчас как с ножом к горлу: «Где банковские карты?» – «Матери отдал, как ты велел». – «Я спросил у неё – нету!» – «Куда же они делись? Я отдал!» Отец махнул рукой и проворчал: «Воспитали балбеса на свою шею. Эгоист, прощелыга, не будет нам с матерью в старости ни помощи, ни опоры»… И пошел куда-то. Евгений крикнул вдогонку: «А еще карточки есть? В каких книгах?!» Но отец, не оборачиваясь, только махнул рукой.
На следующий день мать еле разбудила Евгения:
– Вставай. Уже десять часов. – И когда сын открыл глаза, добавила: – Повестку тебе принесли, к четырнадцати часам к следователю.
Тот не понял:
– Зачем?
– Откуда я знаю, здесь ничего не написано. Может, по твоему делу, может, по отцову. Звони адвокатам. – И чуть помедлив: – Завтрак на кухне, я – на продуктовый рынок.
* * *
Спустя полгода отец и сын Пахомовы сидели в колонии в ста километрах от родного города. Особенно трудно в тюрьме приходилось Евгению. В четырёхместной камере, куда его определило тюремное начальство, смотрящим был урка с двумя ходками за плечами. Он сидел по «мокрой» статье за то, что убил предпринимателя, по пьяне сбившего насмерть его беременную сестру. Когда этот бизнес-лихач отделался условным сроком, братан, мстя за родственницу, застрелил его и сжёг предпринимательский «крузак».
В первый же день бывший мажор, нарушивший арестантские понятия, был жестоко избит. Он без спроса прилёг на заправленную кровать и вовремя не среагировал на грубый окрик одного из сокамерников. По молчаливому кивку смотрящего те отметелили непонятливого новичка, а в завершение, когда Евгений чуть живой валялся на полу, смотрящий подошёл и помочился на него.
Тюремная судьба Евгения была предрешена. На положении раба он безропотно исполнял всю «чёрную» работу: убирался в камере, обстирывал сокамерников, прислуживал им_
* * *
В один из вечеров в квартире Пахомовых зазвонил телефон. Вера Павловна сняла трубку:
– Слушаю…
– Это я.
Узнав голос сына, Вера Павловна запричитала:
– Женя, сынок, как ты там?! Я посылочку собрала, на следующей неделе.
– Подожди с передачей! – перебил её Евгений. – Слушай сюда! Сделай то, что я скажу, иначе через три дня меня «опустят», и я не знаю, выйду ли отсюда живым.
Вера Павловна закудахтала, как курица:
– Куда опустят, о чём ты говоришь?!
Евгений рявкнул:
– Не «куда», а как! Ночевать я буду на полу под нарами, а питаться не со всеми за обеденным столом, а у параши из самой грязной миски. И звать меня будут не Женька, а Машка. Ты вот что, – не давая матери опомниться, продолжил экс-мажор, – переведи в наш ларёк миллион рублей. Реквизиты я тебе сброшу на мобильный.
– Женя, – голос Веры Павловны задрожал, она всхлипнула. – Да где же я возьму эти деньги?! Ведь у меня ничего нет!
– Где хочешь! – осадил её сынок. – Займи, возьми кредит, укради в конце концов!..