Который раз перечитываю и нифига. Абсолютно ничего примечательного. Только пометки о драках, карманных кражах да прочая лабуда из будней провинциального участкового. То ли за время моего отсутствия в городе и впрямь ничего не происходило, то ли рыжий полный идиот, неспособный к оперативной работе. Впрочем, одно другому не мешает.
— Да чего теперь уж думалку ломать? — в очередной раз завел свою пластинку огромный северянин, отлипая от криво сложенной кирпичной печурки, пускающей дым в одну из бойниц. — Мужики не жрамши не спамши, с ночи на ногах, каждую избу перевернули — нет нигде твоих «вампиров». Полно уже, а? Ушли и ушли, на кой ляд пупы надрываем? Баба с возу, как говорено...
Отбросив карандаш, я взялся за виски, тщетно пытаясь подавить очередную вспышку головной боли и раздражения:
— Скажи честно, тебя на должность назначили из-за чьего-то недотраха или в военкомате праздник был? Ты здесь через постель или по объявлению? Тебе не то, что город, тебе бельевой склад доверять страшно — кальсонами удушишься.
Рыжий скрипнул челюстью, усиленно раздувая ноздри, но быстро взял себя в руки:
— Ты вот что... — недовольно ущипнув густую бороду, он присел в старое кожаное кресло напротив меня. — Я тебе и головушкой обязан, и князь тебя слушаться велел, да и вообще пользы с тебя больше, чем с рассола после «дня освобождения», но ты бы не зарывался... Так, по-мужицки говорю, по-доброму. Норов-то у меня — сам знаешь. Не сдержусь же, наломаю дров, а там уж поздно будет.
— Жопу себе наломай! Нашли, блин, няньку... — поглядев на обиженную морду бывшего мятежника, я все же добавил. — Ладно-ладно, не сопи. Проехали. Нервы ни к черту уже.
На самом деле, я бы c радостью последовал совету северянина и выкинул всю эту фигню из головы. Кровососы сбежали? Да и хрен с ними! Скатертью по жопе и гудбай, ихтиандры хреновы. Пусть в других городах свои схемы крутят — авось на настоящего инспектора нарвутся.
Противоядие есть, уголь есть, город более-менее успокоился — до весны протянем. Очередная победа лейтенанта над здравым смыслом и мутными интригами.
Вот только... А кто сказал, что они сбежали? Где эта заветная бумажка с надписью «мы больше не будем»?
— Ты же сам говорил — «розанов» про запас захватили да деру по лесам! Поняли, что... — рыжий защелкал пальцами, вспоминая услышанные слова. — «резидентура провалилась и на лыжи встали»! Что им тут, медом намазано? Даже курица сама в суп не сигает — они, поди, не дурнее самовара. Знают, что по всему городу рыщем! Сбежали, как пить дать сбежали!
Я ничего не ответил, а лишь поднялся из-за стола и, покосившись на тихо сопящего оруженосца, развалившегося на нагромождении мешков и бочек, да миновав лавку с нахмуренным дедом, который задумчиво рассматривал «фотороботы» потусторонней нечисти, приблизился к широкой бойнице, выходившей к воротам.
Сонные стражники как раз дотошно досматривали повозку с эмблемой гильдии, приглядываясь к недоумевающим авантюристам, очевидно обескураженных пристальным интересом северян к свежедобытому углю.
Из головы не выходило длинное «любовное послание», оставленное мне неким Филлипом Кромером. В промежутках между метафорическим лизанием офицерской задницы и горестными сетованиями на «обстоятельства», которые развели «двух здравомыслящих персон» по разные стороны, промелькнуло нечто более пугающее.
Дневник, мать его! Я вел дневник! Чертовы контузии — голова как решето. Вроде мелькают какие-то образы, будто чиркаю карандашом по бумаге во время привалов и постоя в городах, но что именно я там писал — убей не знаю. Походу, что-то очень личное, ибо этот гребанный Филлип знал про меня едва ли не больше, чем я сам. И не только про меня, но и про некие технические да научные достижения, которые я безуспешно пытался применить в здешнем средневековье.
И самое обидно, в отличие от меня — этот придурок сподобился соорудить хоть что-то работоспособное. Моей криворукости даже на зажигалку не хватило. Ладно хоть с порохом он тоже обосрался, подтвердив неподходящие свойства здешней серы. Дыма много, толку мало. Сгорает уж слишком медленно. И слава богу, ибо вампиров я еще переживу, но вот вампиров с огнестрелом...
А ведь еще с замполитом спорил, когда он отнимал и демонстративно сжигал журналы и ежедневники у бойцов. По уставу не положено — секретность, вся фигня. В итоге он настолько задолбался бороться с эпистолярными потугами личного состава, грезящего об издании собственных «мемуаров о войне», что выдумал целую историю, про то как коварные вражеские спецслужбы намеренно насаждают моду на дневники в нашей доблестной армии. Мол, как удобно, когда вместе с пленным или убитым в ваши руки попадает и его «черный ящик».
А я, дурак, только пальцем у виска крутил...
Короче, судя по кривому русскому языку в письме — мой дневник оказался у поехавшего антиквара через того шарлатана с магнитом, который то ли где-то его украл, то ли нашел в месте засады на наш отряд. А вот как антиквар умудрился самостоятельно перевести нормальные буквы на местные «загогулины» и обратно — тайна покрытая мраком.
Но одно понятно точно, у этого Филлипа на меня мощный «стояк». Возможно, не только метафорический.
Читать славословие сумасшедшего, буквально одержимого моей личностью и «моей» цивилизацией оказалось до одури мерзко и жутко. Похоже, свое раздражение особенностями местного феодализма я выплескивал на страницы дневника, чем ненароком убедил Филлипа в исключительной успешности своей родины.
Весь смысл его послания сводился к тому, что он целиком разделяют мое мнение насчет их деградировавшей пародии на цивилизацию, восхищается моей стойкостью, пытливым умом, и искренне сожалеет о сложившихся обстоятельствах, вынудивших его ненароком мне навредить. Мол, как жаль, что «судьба не уготовила нам встречу два года тому назад» и вместо подобающих персон, я оказался в «обществе недостойных животных».
Что весь этот бред значит — одному лишь антиквару известно. Послание отдает попытками заглушить чувство вины в связи с решением прикончить предмет собственного нездорового обожания. Этакая сумбурная исповедь маньяка из триллера перед тем, как покромсать очередную грудастую красотку.
Но если есть момент, который напрягает больше собственных портретов и подобострастных комплиментов, так это факт, что такую «портянку» за полчаса никак не накатать. А значит писалось оно еще до того, как Филлип узнал, что покушение провалилось. Вопрос — зачем так стараться ради трупа?
Ночная фея точно меня убить собиралась? Наличие этого письма говорит об обратном. А если так, то все эти векселя и квитанции из гильдии да обрывки поддельной переписки с Грисби не более чем мишура для отвода глаз. Просто время тянут, отвлекая от...
От чего? Вопрос на миллион, но это нечто очень важное. Нечто, ради чего они готовы рискнуть и остаться внутри стен, скрываясь от озверевших бородачей, заглядывающих под каждый ковер.
Нечто, что они замышляли с самого начала.
— Так, все фигня, давай по новой... — мой голос звучал в унисон с приказом бывшего дружинника предоставить карманы оловянных авантюристов к досмотру. — Зачем травить провизию на складе? Каков мотив? Мысли, предложения, пожелания?
— Да говорено же! То Куролюб затеял! Людишек на бунт подбить задумал, дабы вотчину взад воротить — чего тут еще кумекать?
Дед пожал плечами, отвлекаясь от рисунков и прикладываясь к своей фляге, а Гена еле слышно всхрапнул, томно приобнимая грузный мешок с пшеном.
Попытки отойти от банальной провокации и примитивных интриг привели лишь к новым вариациям на тему «подлого Аарона» и его проклятущих конелюбов, да задумчивым хмыканьям деда.
Но все не то. Все фигня.
Поглядев как особо непонятливый авантюрист получает по шапке от бывшего дружинника, я широко зевнул, да помечтав о кофе или сигарете, уселся обратно за стол.
Начинаю понимать, что подразумевала Фальшивка, когда затирала мне про «ценные активы. С такими идиотами и впрямь работать сложновато.
