Для построения нового предместья был составлен план, причем по этому плану предполагалось «отставным солдатам, своекошным и сего сорта людям», кроме казаков отвести для застроения три квартала против реки Урала и вала лежащие, кои бы потому, как особую часть занимали, так и особую между ними полицию учредить».
Таким образом главное начальство края считало, что земля Форштадта есть не частная собственность казаков, а принадлежит городу, составляет его предместье, в котором должны жить не только казаки, но вообще все те, которые не имеют права жительства в самом городе. На это есть прямое указание в том же ордере генерал-поручика Игельстрома обер-коменданту города. А именно губернатор поручает обер-коменданту Закбулатову «а ваше превосходительство наблюдите, как возможно чаще личное иметь обозрение, ежедневно же употребляя к тому городскую полицию, ибо оное предместий застраивается на городском выгоне».
Но предположение Игельстрома было приведено в исполнение неполностью. Надо полагать, что отставные солдаты, служилые, вдовы, своекошные стали обращаться с просьбами, прося разрешение селиться не вместе с казаками, а отдельною слободою. К этому, конечно, побуждал страх возможности сделаться казаками, так как правительство в то время обыкновенно переселяло в Оренбургскую губернию крестьян и затем обращало их в казаков.
Нет сомнения, что и казаки также с своей стороны приняли меры избавиться от неприятного соседства и от занятия мест в Форштадте не казаками
На основании этих соображений мы позволяем себе высказать догадку — к сожалению мы не нашли в местных архивах документальных подтверждений — что старая слободка возникла именно в эту пору и что казаков стали выселять вверх по р. Уралу, а «для солдат, своекоштных и прочаго сорта людей, не подходящих под права городового положения» отвели места по берегу Банного озера и таким образом произошло первое расширение территории города, который с этих пор, стал состоять из собственно города крепости и двух предместий: одно из них Форштадт скоро совершенно отделилось от города, стало самостоятельной станицею, а другое старая слободка, получившая и другое название «Голубиная».
VII.
Вопрос о жительстве казаков в черте города крепости поднимался еще несколько раз [20] Весьма понятно что, несмотря на строгое предписание генерала Игельстрома о выселении казаков из города, причем в городе оставались лишь «казачья войсковая канцелярия и присутствующие ее члены, ибо они не только начальствуют над здешними казаками. но и над всеми в Оренбургском казачьем войске числяющимися» — казаки не хотели сходить с насиженных мест, тем более, что жизнь в городе была удобнее, чем в новой только что заводимой станице.
В положении о настроении Форштадта был указан ряд стеснений при постройках — эти стеснения с одной стороны вызывались мерами предосторожности от пожаров, а с другой стороны особенностями самого предместья — которое было не только городским, но и крепостным предместием и как таковое должно было подчиниться не только общим строительным правилам, но и специальным крепостным.
Главные стеснения были следующие: летние кухни разрешались иметь лишь в средине двора, кухни же для печения хлеба только «совсем в отдаленности от строения», точно также не разрешалось строить при домах бани, причем это неразрешение мотивировалась тем обстоятельством, что «поелику в Высочайше изданном от Ее Императорского Величества узаконениях позволено в городе содержать в пользу мещанства публичные и торговые бани, в коих жители и могут париться безнужно». Следовательно и в этом пункте мы имеем еще лишнее подтверждение, что на Форштадт первоначально смотрели как на часть города, но вовсе не как на самостоятельную территориальную единицу.
Далее пункт 8 положения о застроении Форштадта гласит: «при строении оного предместия крайне наблюдать, чтобы отнюдь никому не дозволено было дома основывать на каменных фундаментах и погреба иметь каменные, ибо инженерное узаконение таковое строение в Форштадтах весьма запрещает».
Наконец жители Форштадта могли опасаться, что в случае, если бы Оренбург подвергся осаде, то форштадт был бы уничтожен, и жители лишились своих домов. Все это вместе взятое — приводило, конечно, к. тому, что казаки стремились обойти узаконения и строиться в самом городе.
И вот в 1825 году военный губернатор Эссен делает подтверждение управляющему оренбургским, казачьим войском полковнику Тимашеву, чтобы казаки не селились в городе, а так как, до сведении графа Эссена дошло, что «большая часть казаков, имеющих дома в городе, желают построить себе дома близ Георгиевской церкви, т. е. между городом и существующими кварталами форштадта» — то генерал Эссен распорядился, чтобы инженерное начальство проверило, возможно ли разрешить заселение просимых казаками кварталов. Оказалось, что кварталы могут быть заселены и граф Эссен приказал, чтобы казаки немедленно и «неупустительно» переселялись, был назначен срок переселения 1 октября 1825 года.
Но и предписание Эссена и определение мест для выселения казаков, конечно, не достигали цели. Были выселены те, кто победнее, кто не имел покровителей или не мог дать взятки и число казаков, владевших домами в городе, все же было значительно.
На это явление обратил внимание и следующий военный губернатор В. А. Перовский, впоследствие граф, в 1838 году он указывает, что нижние чины казаков, а также их вдовы желая обойти распоряжения двух губернаторов Игельстрома и Эссена покупают в городе дома «с совершением узаконенных актов на имена казачьих чиновников, под защитою коих они свободно проживая рассеянно в городе имеют случай уклониться от надзора своего начальства, а иногда и от общественных обязанностей». Конечно, Перовский распорядился чтобы таких нарушений и обходов распоряжении не было бы, но его распоряжение тоже не достигло цели, он его должен был повторить через два года, в 1835 г. — и понятно, также безрезультатно.
Не можем не отметить одной довольно любопытной подробности: в 1786 году барон Игельстром выселял казаков из города, потому что они не имели права жительства в городе; в 1825 году граф Эссен мотивирует свою меру выселения казаков тем же обстоятельством; в 1833 году т. е. почти через 50 лет, граф Перовский уже не упоминает о праве казаков жить или не жить в городе, не заботится о восстановлении попранного закона жить, мотивы являются иные с разрешением казакам жить в городе уменьшится над ними надзор и они могут уклоняться от исполнения своих обязанностей. Эволюция во взглядах произошла довольно таки значительная.
Вопрос о праве казакам жить в городе был началом многих вопросов, возникнувших по поводу взаимоотношения казаков и горожан, приведем главнейшие из них, так как, на наш взгляд, они могут служить яркой характеристикою наших порядков.
VIII.
14 мая 1875 года Оренбургская дума постановила выразить благодарность городскому голове Н. А. Середе за выигрыш спорного дела города с казаками Форштадта о втором выгоне в 8558 десятин.[21]
6 октября того же года та же самая дума определила выдать Н. А. Середе доверенность на ведение дела о выгодной земле в сенате, 2) назначить ему же суточные в размере 20 рублей, приблизительно на два месяца, на проезд назначить 300 рублей, на ведение дела отпустить авансом 2 т. р., а всего отпустить авансом 3500 руб.
Менее чем через год городской голова докладывал думе печальное известие — сенат кассировал дело и второй выгон в размере 8558 десятин был признан собственностью казаков. Город лишился громадного земельного запаса, почти 9 тысяч десятин — и лишился исключительно по халатности городских заправил.
Второй выгон, окружающий форштадт, был Высочайше пожалован городу в незапамятные времена, когда в городе существовала шестигласная дума, когда население города было слишком незначительно, а земельных угодий у города было, как тогда казалось, слишком много. Получил город Высочайший подарок и забыл о нем. А он лежал бок, о бок с казачьей Оренбургской станицею и являлся для нее именно тем куском земли, о котором говорит граф, Л. Н. Толстой в своей драме «Плоды просвещения» — без этого выгона казакам некуда было выгнать курицу.