Тем временем отец Димы всё ещё раздумывает, чем может помочь, пока наконец не говорит:

– Хорошо, – поджимает губы, словно что-то прикидывает в уме, а потом резко садится прямо и снимает очки, кладя их на столик, рядом с планшетом, а следом тянется за ежедневником, который лежит чуть поодаль. Пока он листает страницы, я успеваю прочитать гравировку золотыми буквами на обложке «Шевченко И.Ю.»

– Как там у него фамилия, – спрашивает отец Димы, и я спешу поднять взгляд к его ожидающим глазам, чтобы он не подумал, что я что-то пытаюсь подглядеть.

А саму накрывает волной жара, что даже ладони потеют от волнения, я с трудом могу не запинаться:

– Кайманов Эдуард.

Игорь Олегович впивается в моё лицо острым взглядом:

– Так вот, в чём было дело, – проговаривает мужчина тихо, а я почти перестаю дышать, совсем не понимая, что это значит.

Но не успеваю ничего спросить, хотя и не уверена, что вообще осмелилась бы.

– Да, папа, это был брат Эвелины, – отвечает Дима отцу, явно говоря обо мне так, словно они продолжают какой-то разговор.

Теперь я смотрю в упор на парня, надеясь, что он заметит мой вопиющий от непонимания взгляд и постарается всё объяснить, но он не меня даже не бросает и взора. Смотрит только на отца, который в свою очередь на меня, а меня не покидает ощущение, что меня вновь выставляют на торги, потому что мужчина меня точно ещё раз оценивает.

– Ну за такую девушку не стыдно в глаз получить сын, – наконец, выдаёт приговор мужчина, а мне и вовсе становится плохо.

Он знает про сегодняшнее утро. Боже мой, знает, а я даже не смогла сложить дважды два. Дима отец прокурора, и судя по всему, их отношения прямо противоположны отношениям отчима с Егором, а значит не должно быть удивительно, что его папа заметил увечья на лице сына.

А ещё это значит… Проблемы.

Проблемы, которые он может устроить Егору. А если ещё и покопается в старых делах, то найдет тысячу и одну причину упрятать Егора в тюрьму далеко и надолго.

Я сама не понимаю, как мои ноги поднимаются на второй этаж. Иду, полностью погруженная в мысли, а когда за мной неожиданно закрывается дверь, впервые возвращаюсь в реальность.

– Ого, – вырывается само собой, когда осознаю, где нахожусь.

Это комната. Настоящая «мальчишеская» комната, судя по всему, принадлежащая Диме, у которого очевидно нет никаких завышенных запросов к интерьеру. Потому что в ней всё максимально просто. Кровать, стол, стул, шкаф и пара тумбочек – и всё в одной тёмно-синей и светло-серой гамме. В ней нет изысков и каких-то определённых запоминающихся деталей. Разве что, вещи на полках над столом и векторный узор в виде городских домов синего цвета на серых обоях, на одной из стен, где висит телевизор. А ещё здесь нет разбросанных вещей. Слишком идеально даже для меня, любящей, чтобы всё стояло на своих местах.

– Это значит хорошее впечатление или плохое? – встаёт передо мной Дима.

Это значит совсем другое, но ведь я не могу признаться, что последние минуты, даже не понимала, куда иду, вышибленная из реальности перебиранием в уме вариантов, что будет с Егором. С отцом Димы то прощалась на автомате, как и благодарила за обещание: посмотреть, что можно придумать, после чего его сын быстро пожелал ему хорошего вечера и вывел меня из библиотеки.

– Это значит «немного неожиданно», – увиливаю я, по-прежнему глядя по сторонам, хотя и впечатления явно хорошие.

Дима моим ответом доволен, он тут же проходит вглубь комнаты и предлагает мне сесть, но я не двигаюсь с места, всё гадая, как правильно задать вопрос.

Я ведь не должна переживать за Егора, правильно? Однако…

– Его теперь посадят? – выпаливаю, больше не в силах сходить с ума от неизвестности.

Да, Егор – редкостный подонок, но это не значит, что я буду желать ему проблем. Тем более, в таких масштабах.

Я не думаю, когда задаю вопрос, что Дима меня может не понять, лишь только услышав, как он прозвучал, осознаю, что надо бы пояснить, однако парень сразу догадывается, о ком идёт речь. Он перестаёт что-либо делать и ровно встаёт, оказываясь по ту сторону кровати. Его выражение лица мигом преображается до хмурого и недовольного.

– А ты бы этого хотела? – отвечает вопросом на вопрос, и мне это почему-то не нравится.

Он словно хочет слышать от меня что-то конкретное. Но я не могу сказать правду, понимая, что она сыграет против меня.

– Неважно, что хочу я, – отвечаю, хотя кажется наоборот дело как раз в том, чего хочу я.

Потому что Дима смотрит на меня так, будто я его разочаровываю.

– Но ты ведь не можешь отрицать, что твой брат этого заслуживает?

Не могу, Егор давно ходит по лезвию ножа, оставаясь всё время безнаказанным. Просто я не хочу, чтобы его наказание было снова из-за меня. Но проблема в том, что я не могу признаться в этом парню, потому что он расценит всё по-другому.

– Я не могу судить, чего он заслуживает, а чего – нет, – самый безопасный ответ, который могу выбрать, чтобы не лгать Диме и не выглядеть при этом окончательно сумасшедшей. – Это не мне решать в данной ситуация, а только тебе. Но я хотела бы знать, чего стоит ждать.

Но и такая позиция ему не особо нравится, выражение его лица становится почти нечитаемым.

– Нет, его за это не посадят, – с неожиданной для меня холодностью бросает резко парень, что даже успеваю нахмуриться.

Не его словам и не его желанию отомстить Егору, потому что это абсолютно нормально. Но во мне внезапно раздаётся какой-то звоночек и срабатывает интуитивное чувство, которое сама не могу объяснить. Однако оно очень быстро исчезает, потому что Дима незаметно оказывается возле меня. И он снова тот парень, которым я его успела узнать, пусть в его кофейного цвета глазах и томится толика разочарования и недовольства, но их легко понять, стоит только взгляду упасть на все увечья, которые нанёс ему Егор. Я бы на его месте тоже хотела, чтобы Кайманов за всё заплатил.

– Не пойми меня неправильно, – говорит он, стоя довольно близко и смотря на меня этим удивительно значимым взглядом, от которого перехватывает дыхание. – Я понимаю, что он – твой сводный брат и что ты прожила с ним не один год под одной крышей, но он определённо должен ответить за все свои поступки. Я не собираюсь катать на него заяву, как какой-то недоносок и тем более просить отца, чтобы он расхлёбывал мои проблемы. Но даже если бы это сделал, максимум, чего бы получилось добиться, учитывая, кто его отец, – условка или предупреждение, что ему, как понимаю, выносили уже не один раз.

Дима всё это говорит слишком спокойно, как будто просто рассуждает, однако мне кажется, что это опасная спокойность, так ещё ведут себя, когда знают что-то наперёд, чего не знает никто. Разве что, теперь ещё буду знать я.

– Но есть всё же вещи, за которые его точно могут посадить, и ты тоже их знаешь, Лина.

Я тяжело сглатываю, неожиданно желая отступить от него назад, словно он сказал что-то до ужаса страшное. Хотя, по сути, в его словах нет ничего такого, просто одна мысль о том, что светит Егору, если он не прекратит устраивать – да ещё и принимать участия – бои без правил, словно вышибает землю из-под ног.

– Ты хочешь, чтобы его посадили за это? – едва живым голосом уточняю я.

И снова вопрос на вопрос:

– А ты бы не хотела? – но ответа не дожидается, будто бы точно знает, что мне нужно больше доводов. – Избавиться от него? Навсегда? Или хотя бы лет так на десять, если будет правильный судья. Это ненормально, через что он заставляет тебя проходить, сколько? Год? Два?

– Год, – автоматом выдаю я, но сама хмурюсь, отталкивая его слова, хотя в них определённо есть что-то заманчивое.

Но это желаю не вся я, лишь какая-то совсем маленькая часть, просто жаждущая другой жизни.

– Это всё равно слишком долго. С учетом того, что ещё неизвестно: получится у тебя вырваться из этой семьи или нет.

И всё же большая часть меня побеждает, я трясу головой, отступая назад, потому что в близости с парнем есть что-то такое, что дурманит мысли, втягивая в водоворот искушения тёмной стороны.