Он что, не может себе позволить банный халат?

— О чем? — он держит крепко.

— Ну… — опускаю взгляд, натыкаюсь на коробочку и одной рукой пытаюсь запихать туда кольцо. — О деньгах…

— О каких деньгах? — Дмитрий хмурится.

— Тут такое дело, — я боюсь смотреть ему в лицо. — Сегодня в городе праздник.

— И?

— Ну день народного единства. Все такое…

— И?

— Я хочу пойти и мне нужны деньги, — на одном дыхании выдаю я.

После того, как карманник с дружком обчистили мой кошелек и разбили телефон, у меня нет ни того, ни другого.

Телефон мне, в принципе, обещали. Но временно я наказана. Бред!

С деньгами еще сложнее. Мой дедушка узнал обо мне, о Кате, почти перед смертью и стал искать. Он знал, что умирает и успел внести необходимые пункты в завещание. Но! Но из-за того, что я шпана необразованная, ко мне все по тому же завещанию приставили Дмитрия, типа чтобы я все не слила на какое-нибудь говно.

А по факту я просто живу у Димы дома. Ничего не решаю, хожу тенью, не имею права голоса ни в каких вопросах и без денег.

Даже единственный источник финансов в виде игры в карты с прислугой мне перекрыли. Да блин! А на что мне мороженное в парке покупать? Ну или сигареты?

— Исключено! — отрезает Дмитрий. — Ты никуда не идешь!

— Что? — я повышаю голос.

От возмущения я даже на носочки привстаю.

Неожиданно Дмитрий наклоняется. Его лицо оказывается всего в каком-то сантиметре от меня.

Голубые глаза смотрят мне прямо в душу. Мокрые пряди касаются моего лба, вызывая мелкую дрожь.

Его горячее дыхание опаляет мне щеки. В носу щекочет от терпкого запаха его парфюма.

Его взгляд скользит по моему лицу и замирает на губах.

Я неосознанно приоткрываю их и облизываю.

Его зрачок резко вспыхивает. На самом дне его зажигаются искры, такие знакомые и опасные.

Уже практически ощущаю вкус его губ.

— Ты. Никуда. Не идешь, — говорит он тихо, но каждое слово бьет по напряженным нервам. — Ясно?

Я неуверенно киваю. Сейчас я уже готова согласиться с чем угодно, лишь бы он прижал меня к себе и поцеловал. Как тогда.

Низ живота наливается расплавленным свинцом, влагалище сжимается. Я подаюсь вперед.

Отказал! Он мне отказал!

Зло чеканю каждый шаг, пока несусь по коридору.

Это же надо!

Вспоминаю последние секунды нашего разговора.

— Ты. Никуда. Не идешь, — говорит он тихо, но каждое слово бьет по напряженным нервам. — Ясно?

Сейчас я уже готова согласиться с чем угодно, лишь бы он прижал меня к себе и поцеловал. Я подаюсь вперед.

Но вовремя вспоминаю кто я и зачем я здесь. Неуверенно отшатываюсь и вылетаю за дверь, напоследок хлопнув ей со всей дури.

Надо что-то придумать и срочно. Нелли Эдуардовна сегодня до поздна на совещании. Дмитрий тоже куда-то собрался.

Я почему-то уверена, что он даст четкие указания прислуге и мужику на входе на счет меня.

Думай, Люся, думай!

Как я хочу погулять. Просто побродить по столичным улочкам. Поесть мороженного. Посидеть в парке. Покурить на лавочке. А еще народные гуляния. Концерт. Праздник.

Точно!

Резко останавливаюсь, не добравшись до комнаты.

Тетя Маша! Кухарка!

Разворачиваюсь на пятках и несусь в сторону кухни.

Там, среди вкусных ароматов и диковинных продуктов обитает она, повелительница еды!!!

Именно ее в первый день я перепутала с бабушкой. И именно она стала кем-то вроде моей крестной-феи. По бартеру, конечно.

— Теть Маш, — я залетаю на кухню и оглядываюсь. Лишние уши нам не нужны.

— Что опять натворила, окаянная?

Хоспаде, где Исаевы ее нашли? Так уже лет двести никто не говорит.

Но сказано это не со зла.

— Теть Маш, выручай, — плюхаюсь на стул и подхватываю румяную плюшку.

— Чего? — она хмурится. Но я знаю, что поможет.

— Мне нужны деньги.

— Нет, — она, натянув перчатку, достает противень из духовки.

— Теть Маш, очень надо?

— Что учудила?

— Ничего, — я набиваю рот горячей сдобой. — Честно!

— Чего тогда?

— Хочу в город выйти. А Этот мне не разрешает и денег не дает.

Она хмурится, глубокие складки пересекают лоб. А губы начинают движение, как будто она хочет что-то сказать.

Я не тороплю ее. Тут главное — время.

— Сколько? — спрашивает кухарка, когда я беззаботно дожевываю вторую булку.

— Не знаю, — растягиваю слова. — Тысяч пять…

— Пять?!!!

— Ну ладно, три, — вскидываю руки.

— Ох, три. Ладно. Три дам.

Вот так всегда. Надо только назвать сумму пострашнее, а потом ее убавить. И дело сделано!

Только теперь меня терзают сомнения, может, стоило попросить десять и снизить до пяти?

Но три лучше, чем ничего!

Практически выхватываю из рук кухарки деньги и уношусь в свою комнату.

— Спасибо! — кричу уже на ходу.

Влетаю в свою комнату, захлопываю дверь. Сердце от радости прыгает в груди. Засовываю деньги в карман сумки.

Теперь главное — дождаться, когда уйдет Дима. А потом линять.

Слышу его тяжелые шаги в коридоре.

Пулей бросаюсь на кровать. Подхватываю с тумбочки книгу.

Не успеваю раскрыть ее, как раздается стук в дверь.

— Да, — кричу я.

Дмитрий замирает в дверях. Его взгляд растеряно скользит по мне, по обложке книги и по комнате.

Все прибрано, я в смиренной позе сижу на кровати и читаю Конан Дойля.

— Все хорошо? — он хмурится.

— Ага, — киваю я, «не отрываясь» от чтения.

— Катя, я надеюсь, что ты не натворишь глупостей….

— Все нормально, — обрываю я его.

Он замирает на пороге. Я борюсь с собой, чтобы не поднять взгляд.

Секунда, другая.

— Хорошо, — и он уходит.

Отлично!

Подлетаю с кровати. Подбегаю с двери и прикладываю к ней ухо. Дима уходит. Слышу, как хлопает входная дверь.

Запираюсь изнутри.

Несусь к гардеробу.

Из-под груды тряпок достаю видавшие виды ободранные ботинки без каблуков. Спасибо все той же тете Маше и ее внучке-пятикласснице.

Они достались мне, конечно, не на халяву. Но какая-то кофточка от кого-то там — не самая великая цена. Тем более ее пропажи в моем гардеробе все равно никто не заметит.

Очень быстро натягиваю джинсы, свитер, ботинки и куртку.

Засовывая в карман старенький кнопочный телефон. Опять же спасибо тете Маше. За него она даже ничего взяла, сказала, что он все равно валялся без дела.

Распахиваю окно и высовываюсь наружу.

Холодный ветер треплет мои розовые пряди.

Я еще в первый день приметила пожарную лестницу рядом с окном в своей новой спальне.

Забираюсь на подоконник, перекидываю сумку через плечо и осторожно ногой стараюсь нащупать ступеньку.

Сердце ухает в пятки. Я думала, что будет проще. Тем более я не новичок в лазанье по пожарным лестницам. Но восьмой этаж это вам не третий-пятый. Закусываю губу и стараюсь не смотреть вниз.

Только чаще перебирать ногами и руками.

Дышу через раз. Кровь пульсирует в висках, мешая сосредоточиться. А ледяной ветер не добавляет уверенности в успехе задуманного.

Не выдерживаю и смотрю вниз. Уф! Слава богам, до земли всего-то пара-тройка этажей.

Быстрее шевелю конечностями.

— Стоять! — словно выстрел раздается хриплый немолодой голос.

Твою мать.

Оглядываюсь. Прямо подо мной стоит охранник. Тот немолодой мужик, что строит глазки «бабуле».

Я тебя умоляю, чего ты ко мне прикопался?

Спрыгиваю на землю рядом с ним.

— А?

— Ты чего творишь?

— Что?

— Дмитрий Александрович дал четкие указания на счет тебя. Так что… — он театрально разводит руки в стороны и закатывает глаза.

Все ясно. Сейчас будет просить денег.

— Сколько?

— Пять тысяч!

— О, мужик! Ты в пролете. У меня столько нет. Если не выпустишь, то подсади, — я делаю вид, что тянусь к лестнице.