— Это «Курни»! — поправляет меня «бабуля».

— Милейший! — я поворачиваюсь к мужчине в форме. — А у вас пивка не найдется?

— Пива?… — ну опять у него такой вид, словно его сейчас инсульт шарахнет.

Я что непонятно говорю?

Мужчина смотрит мимо меня, ища поддержки и ответа у моей семьи.

— Все хорошо, Александр Витальевич, — звучит спокойный голос Дмитрия. — Принесите нашей гостье пива.

— Дмитрий! — ну вот опять в голосе бабули звенит что-то такое похожее на возмущение.

— Мама.

Я перевожу взгляд с Дмитрия на «бабулю» и обратно.

Ох, как много всего. Жаль я не могу всего понять. Но тут и гнев, и ирония, и просьба, и приказ, и волевая твердость.

Александр как-там-его-по-батюшке уходит, но тут же возвращается с подносом. На нем гордо возвышается одна! бутылка пива и барный бокал.

— Спасибо! — подхватываю бутылку.

Успеваю заметить священный ужас на лице Александра, забыла как его там.

— Ну за встречу! — салютую и прикладываюсь губами к прохладному темному стеклу.

О, напиток богов.

Пшеничный мягкий напиток ласкает мои вкусовые рецепторы, нежно прокатывается по небу и опускается в желудок, разнося по крови ликование.

— Отпадная штука! — слишком громко ставлю бутылку на стол. Даже бокалы звенят.

Следом раздается грохот.

Это что, «бабуля» рухнула?

— Ну это уж слишком!

А нет. Это рухнул ее стул.

Она так резко вскочила, что он не успел отодвинуться.

— Екатерина, марш в свою комнату! — ее голос звенит от ярости.

Ее темно-голубые глаза, обращенные на меня, мечут молнии, идеальные темные брови сведены на переносице.

Ох, чувствую, мне будет нелегко.

— Как скажешь, бабуля! — подхватываю бутылку с пивом и резво несусь на выход.

А то отберут.

— Вот этот, — тычу пальчиком в палетку.

В аккуратных руках маникюрши сверкает многообразием россыпь цветных ноготков.

— Уверены? — замечаю на ее лице неуверенность и удивление.

— Ага. Супер! — я не могу сдержать восторга.

Сегодня один из лучших дней в моей жизни.

Сначала завтрак в какой-то навороченной кофейне с малюпусенькими чашечками кофе и такими же крохотными пирожными. Хорошо, что меня не ограничивали в количестве.

А вот теперь мы сидим в салоне красоты. Недешевом, я должна сказать. И все девушки бегают и крутятся только вокруг нас.

— Екатерина! — вздрагиваю от ледяного холода в голосе «родственницы».

Да что опять не так?

Нелли Эдуардовна с каждым днем становится все строже и язвительнее. Каждый ее взгляд способен испепелить. Каждое слово — убить на месте!

Ох, Катя, ну и «бабуля» тебе досталась!

— Даже не думай, — она наклоняется и вырывает из моих рук палитру, переворачивает страницу и тычет идеальным пальчиком в целый ряд одинаково унылых оттенков.

— Вот!

— Нет! Я буду как бледная поганка! Как покойница с такими ногтями, — говорю и прикусываю язык.

Идеальный ноготок «бабули», нервно сучащий по плотному картону, как раз такого цвета. Цвета скучной неизбежности.

— Просите, — шепчу я под ее гневным взглядом.

— Значит, решили. Вот этот, — он указывает на один из цветов.

— А можно мне на ногах покрасить тем? — надежда еще не умерла во мне. Поднимаю молящие глаза на нее.

Идеальная фигура, идеальная осанка, идеальный светлый брючный костюм и высокие каблуки.

— Каким «тем»? Кислотно-зеленым или неоновым розовым? Может, электрик? — ее голос звучит ровно. Не вижу подвоха.

— Ага, — киваю с радостью.

— Ни в коем случае, — отрезает она. — Девушка, на ногах классический френч.

— Отлично, — бурчу про себя.

И снова получаю гневный взгляд ярко-голубых «бабулиных» глаз.

О, педикюр, маникюр и массаж стоп сглаживают разочарование от выбранного не мной цвета лака.

Несколько чудесных часов я провожу в уютном кресле, а вокруг меня суетятся работницы салона.

Пока я с кислой миной на лице разглядываю бледно-розовое уныние на своих руках и скучный френч на ногах рядом возникает «бабуля».

— Какой у тебя размер ноги? — она не спрашивает, она требует ответа.

— Тридцать четвертый.

— Кошмар, — ее глаза округляются.

— А, — машу обреченно, — я привыкла. В детском мире всегда есть мой размер.

Она почему-то хмурится, не оценив моей шутки.

— Екатерина, это катастрофа! — восклицает она.

— Почему? — я вытягиваю ножку и разглядываю ее. Очень даже ничего.

Катя меня всегда называла Золушкой. И смеялась, что я когда-нибудь найду своего принца.

— Потому что через неделю, у меня юбилей. Ужин в лучшем ресторане, гости, платья от именитых кутюрье и бриллианты от Картье. А ты собираешься пойти в детских туфельках?

— Ну да.

— Это катастрофа, — она прикладывает пальцы к вискам.

— Да, ладно. Я могу и не ходить… — слова застревают у меня в горле от ее гневного взгляда.

— Екатерина, чтобы я такого больше не слышала, — гневно отчитывает она меня. — И вообще, лучше бы я тебя слышала реже…

Последнее она скорее бурчит себе под нос.

— Девушки, а ее волосами вы собираетесь заниматься? — Нелли Эдуардовна оборачивается к замершим девушкам и те начинают носиться по салону, натыкаясь друг на друга.

— А что не так с моими волосами? — я подхватываю длинную прядь и разглядываю розовый кончик.

— Цвет! — чеканит «бабуля».

— Мне нравится цвет!

— А мне нет!

— Нет! — тут я настроена решительно. — Мне нравится мой цвет. И ничего менять я не дам!

— Господи! За что мне такое наказание? — приложив руки к груди, восклицает «бабуля».

— За все хорошее, что ты сделала миру, — от глубокого голоса мурашки пробегают по моей спине.

— Дмитрий! — Нелли Эдуардовна улыбается сыну вымученной улыбкой и наклоняет голову, позволяя ему поцеловать ее.

— Воюете? — он не спрашивает. Он знает ответ.

— Она невыносима!

— Девушки, кто будет заниматься Екатериной? — опекун оборачивается.

Одна из девушек делает шаг в нашу сторону.

— Я не буду красить волосы! — заявляю резко. Девушка замирает, как вкопанная.

— Будешь, — опекун говорит негромко, но твердо.

— Нет.

— Екатерина, — он надвигается на меня. А я пытаюсь вжаться в кресло.

В этом салоне, среди розовых кресел, маникюрных столов и журнальных столиков он выглядит пугающе. Высокий мужчина с очень широкими плечами и сверкающими ярко-голубыми глазами.

Он подходит совсем близко. Через тонкую ткань брюк ощущаю его крепкие бедра, замершие между моих ног.

Он наклоняется и опирается на подлокотники двумя руками. Его лицо оказывается на уровне моего. Но от этого только хуже.

Я вся дрожу внутри. Дыхание сбивается, вдоль позвоночника пробегает холодок.

— Екатерина, — говорит он почти мягко. — Ты сейчас же встанешь и пойдешь с этой девушкой. Сядешь и дашь сотворить с собой все, что только пожелает моя мама. Тебе ясно?

С каждым новым словом его голубые глаза разгораются ярче. Его голос сквозит уверенностью.

Горячее дыхание касается моего лица. Через тело словно электрический ток пропустили. Вздрагиваю и сжимаю ноги, касаясь его бедер.

От этого легкого касания кожа вспыхивает, а низ живота томительно ноет.

Люся, возьми себя в руки, дура чертова!!!

— Ты меня поняла? — он не собирается оставлять меня в покое, пока не получит ответа.

Я вся дрожу. Закусываю губу. Сжимаю ладони в кулаки, только бы не коснуться его щеки.

Темные короткие волоски уже пробились на его щеках. Какие они на ощупь?

Жесткие и так щекотно колют ладони. Я помню… Я все еще это помню.

И ТАМ он тоже бритый и слегка колючий…

Чувствую, как вспыхивают щеки, кровь стучит в висках. Жар разливается по телу, сметая напряжение и разнося возбуждение по венам.

Перевожу взгляд на его губы. Пухлые, блестящие, слегка приоткрытые. Сглатываю.

Напряжение между нами нарастает. Кажется, его чувствуют все в этом чертовом зале.